Аугусто Бастос - Я, верховный

Большая ошибка, сказал сам Грансир, — думать, как думают в Париже и в Лондоне, что диктатор Парагвая не отпускает Бонплана по причине личной ненависти или по капризу. Нет, господа, дело обстоит не так, и, если бы не крайне трудное положение, в котором находится диктатор Парагвая, окруженного неспокойными республиками, если бы не его горячее желание заставить всех уважать его страну и установить свободное общение между нею и остальным миром, г-ну Бонплану не приходилось бы вот уже пять лет томиться в плену вместе с другими французами, итальянцами, англичанами, немцами и американцами, которым выпала та же участь. Наконец кто-то кое-что понял. Эти немногие узники особого рода, не принадлежащие к числу предателей и заговорщиков, взяты в заложники ради свободы целого народа. Думать, что Верховный Диктатор способен поддаться страху и уступить угрозам, — значит плохо знать его дух и характер, добавляет Граисир. Да, господа, это значит плохо знать меня. Не верите, спросите у самого Боливара, которому я даже не ответил на его ноту, эту смесь мольбы, жалобы и угрозы. Или у Пэриша, генерального консула Британской империи в Буэнос-Айресе, и других авантюристов рангом пониже, которые осмелились сунуть нос в Парагвай, — они тоже могут кое-что сказать на этот счет. Граисир правильно писал барону Гумбольдту. Истины ради я должен сказать, замечает француз, что, судя по всему, что я здесь вижу, жители Парагвая в последние 12 лет пользуются полным покоем благодаря хорошему управлению. В этом отношении Парагвай являет разительный контраст с другими странами, где я побывал до сих пор. Здесь путешествуют без оружия; по большей части даже не запирают двери домов, потому что всякий вор карается смертной казнью, а владельцы дома или коммуна, где произошло ограбление, обязаны возместить потерпевшему убытки. Нищих не видно; все работают. Дети учатся за счет государства. Почти все жители умеют читать и писать. (Я опускаю его суждения обо мне, поскольку мне докучают даже искренние похвалы со стороны частных лиц.) Быть может, со временем эта страна приобретет большую важность для европейской торговли. Диктатор весьма раздражен поношениями по его адресу, которые правительство Буэнос-Айреса распространяет в европейской печати. Вчера я имел случай побеседовать с одним земледельцем, соседом Бонплана, с которым тот видится каждый день. Этот земледелец утверждает, что Бонплан прекрасно чувствует себя, возделывает земли, отведенные ему диктатором, занимается медициной, перегоняет мед на алкоголь и по-прежнему с увлечением собирает и описывает растения, изо дня в день пополняя свои коллекции. «Узник» Бонплан писал своему коллеге, ботанику Делилю: «Я все такой же веселый и бодрый, каким вы меня знали в Наварре и Мальмезоне. Денег у меня немного, зато все меня любят и уважают, а для меня это и есть настоящее богатство».

Я позволил ему увезти с собой все свое имущество — скот, деньги, коллекции, бумаги и книги, ликерно-водочную фабрику, столярную и слесарную мастерские, кровати и прочую обстановку госпиталя и родильного дома. Парагвайские крестьяне проводили француза до границы и простились с ним с пением гимнов, плачем и хвалебными кликами. Батальон, расквартированный в Итапуа, эскортировал флотилию путешественника при переправе через Парану. Овация не смолкала, пока толпа не потеряла его из виду. Солдаты из эскорта по возвращении рассказали, что, едва он ступил на другой берег, у него украли четырех лошадей. Сразу видно, что мы уже не в Парагвае! — сказал дон Амадео, обернувшись в нашу сторону со слезами на глазах. Воспользовавшись этим, коррентинцы украли у него остальных лошадей вместе с поклажей.

В начале февраля 1831 года Бонплан нехотя уехал из Парагвая, где он прожил десять лет. Делегат Ортельядо, который оказывал ему покровительство в течение всего этого времени, рассказывает, что, когда настал час расставания и они со слезами обнялись, Бонплан сказал ему: меня привезли сюда против воли, дон Норберто, и уезжаю я тоже против воли. Не говорите так, дон Амадео! Ведь ваша милость прекрасно знает, что, если бы вы захотели остаться, наш Верховный не отказал бы вам в разрешении на жительство. Бедняга Ортельядо всегда был чувствительным глупцом. Бонплан дал ему урок: нет, дон Норберто. Я благодарю вас за ваши слова, но прекрасно знаю, что Верховный так же непреклонен, как и добр. Когда он этого не хотел, никакая сила в мире не могла меня вырвать отсюда. Теперь он считает, что я должен уехать, и никакая сила в мире не заставит его отменить свое решение. Так и было, дон Амадео. Страницы этой земли вас кое-чему научили.

За последние десять лет я имел лишь смутные известия о нем и его трудах. Он покинул Парагвай вскоре после смерти надменного Боливара. Бонплан отправился в изгнание, провожаемый благословениями и слезами чужого народа, с которым он сроднился. Боливар бежал на чужбину, видя, как рвет его портреты родной народ, который он освободил и который его изгнал. Умер, забытый и презираемый, и декан Грегорио Фунес, агент и шпион Боливара в Ла-Плате. Когда этот дикий декан соблазнял Боливара химерическими надеждами, подстрекая его вторгнуться в Парагвай, я сказал ему: оставьте эти глупости, отец Грегорио. Есть вещи возможные и невозможные. Вы должны понимать, что хотите невозможного. Во всяком случае, если Боливар собирается напасть на нас, пусть он знает, что погибнет много народа и что его не ждет ничего хорошего. Жаль, если такой благородный и заслуженный человек останется здесь и будет чистить мне сапоги и седлать лошадей. Советую вашему преподобию основать здесь бюро похоронных процессий, что сделает честь вашему славному имени и будет отвечать вашим природным наклонностям. Здесь много хорошего дерева для гробов и лучшие в мире гробовщики. Гробы обойдутся вам очень дешево, почти даром, и вы сможете оптом продавать их родственникам тех портеньо, которым вздумается ступить на эту священную землю, вы меня слышите? Священную! Если дела у вас пойдут хорошо, вы сможете расширить торговлю за счет контрабандных поставок Разъединенным Провинциям. Алькабала, акцизный сбор, налог с годового дохода и военный налог, а также пошлина на вывоз составят в общей сложности не больше 50% стоимости каждой единицы товара, поступившей в продажу. Транспортировать гробы можно было бы на недогруженных судах или плотах, что сэкономило бы вам, уважаемый декан, расходы на фрахт. Мало этого. Флотилии гробов, превращенных в каноэ, за изъятием тех, которые будут уже заняты их хозяевами, с честью павшими на поле боя, могли бы перевозить в виде бесплатного приложения разного рода товары размером и весом с человека. Не знаю, достаточно ли ясно я выражаюсь, преподобный отец, но я хочу сказать именно то, что говорю: таким способом предприниматель мог бы возместить себе расходы на феральные перевозки... Как? Нет, отец Грегорио, вы не расслышали. Я сказал не «федеральные», а феральные. От латинского feralis — погребальный. Никак не отделаюсь от своей проклятой привычки придумывать или образовывать слова! Впрочем, применительно к Разъединенным Провинциям «феральный» теперь синоним федерального, а не варварский неологизм, обозначающий воображаемую реальность. Реальность, которая стала еще более варварской, погребальной и ирреальной по милости таких людей, как вы, достопочтенный Грегорио Фунес.