Джон Голсуорси - Сага о Форсайтах. Книга 2

— Да, — сказал он на пороге Кофейни, — по-моему, это — пуп земли. Другие могут утверждать, что Северный полюс, Рим, Монмартр, а я говорю — Кофейня, самый старый и, судя по канализации, самый скверный клуб в мире. Пойдем мыть руки или, может, не будем доставлять себе напрасных мучений? Решено. Сядем здесь и подождем апостола заморской канализации. По-моему, он человек неугомонный. Жаль, что мы не можем стравить его с маркизом. Я бы поставил на старика.

— Вот и он, — сказал Хьюберт.

В низеньком холле самого старого клуба на свете американец казался особенно рослым.

— Здравствуйте, сэр Лоренс Монт… — произнес он, здороваясь. — А! Черрел! Генерал сэр Конвей Черрел? Считаю за честь познакомиться с вами, генерал. Чем могу служить, господа?

Он слушал рассказ сэра Лоренса, и лицо его все больше вытягивалось.

— Вот безобразие! — сказал он. — Этого я не допущу. Сейчас же пойду к послу Боливии. И, знаете, Черрел, я записал адрес вашего слуги Мануэля; дам телеграмму американскому консулу в Ла-Пас, чтобы тот немедленно взял у него письменное свидетельство, подтверждающее ваш рассказ. Неслыханная глупость! Вы меня извините, господа, но я не могу сидеть спокойно, пока не нажму на все педали.

И, кивком простившись со всеми, он исчез. Трое англичан снова сели.

— Да, старому Шропширу трудно будет с ним тягаться, — сказал сэр Лоренс.

— Так вот он какой, этот Халлорсен, — сказал генерал, — недурен.

Хьюберт не произнес ни слова. Он был тронут.

По дороге к приходу святого Августина-в-Лугах встревоженные девушки долго молчали.

— Не знаю, кого из них больше жалеть, — сказала вдруг Дйнни. — Никогда раньше не представляла себе, что такое сумасшествие. Люди обычно либо смеются над ним, либо прячут подальше от глаз. А по-моему, это самое большое несчастье на свете, особенно когда у человека бывают минуты просветления и он сам это сознает.

Джин поглядела на нее с удивлением. Она привыкла, что Динни насмешница, а тут в ней вдруг мелькнуло что-то новое.

— Куда теперь?

— Свернем сюда, нам надо пересечь Юстон-роуд. Вряд ли тетя Мэй сможет устроить нас у себя. У нее наверняка живет какой-нибудь начинающий борец с трущобами. Ничего, если она не сможет, мы позвоним Флер. Жаль, что я раньше об этом не подумала.

Опасения Динни сбылись: в доме священника яблоку негде было упасть, тетя Мэй куда-то ушла, зато они застали дядю Хилери.

— Раз уж мы здесь, надо выяснить, согласится ли дядя Хилери вас окрутить, — шепнула Динни.

Хилери впервые за три дня улучил свободный часок и, скинув пиджак, вырезал из дерева модель ладьи викингов. Строить миниатюрные модели старинных кораблей было его любимым отдыхом, у него теперь не оставалось ни времени, ни сил, чтобы лазить по горам. Правда, излюбленное занятие требовало больше времени, чем всякое другое, а времени у него было меньше, чем у кого бы то ни было, но это его не останавливало. Он познакомился с Джин и, извинившись, продолжал заниматься своим делом.

— Дядя Хилери, Джин выходит замуж за Хьюберта, — сразу же заявила Динни, — и они не хотят дожидаться оглашения; вот мы и приехали спросить, не можешь ли ты их обвенчать.

Рука Хилери, державшая стамеску, застыла, глаза хитро сощурились и превратились в щелки.

— Боитесь передумать? — спросил он.

— Вовсе нет, — ответила Джин.

Хилери посмотрел на нее внимательнее. С двух слов и одного взгляда он понял, что перед ним девица с характером.

— Я знаю вашего отца, — сказал Хилери, — он не любит торопиться.

— Папа не возражает.

— Это верно, — сказала Динни, — я его видела.

— А твой отец, дорогая?

— И он не будет возражать.

— Если он согласится, — сказал Хилери, снова принимаясь резать корму своего корабля, — я готов. Если вы твердо решили, какой смысл откладывать? Он повернулся к Джин. — Из вас вышла бы альпинистка; вот только сезон прошел, а то я посоветовал бы вам провести медовый месяц в горах. Но почему бы вам не покататься по Северному морю на траулере?

— Дядя Хилери отказался от поста настоятеля собора, — пояснила Динни. Он славится своим аскетизмом.

— Мне бы не пошла шляпа, которую носит епископ, Динни, но признаюсь тебе, с тех пор мне и жизнь не мила. И почему я отказался от такого привольного житья? У меня было бы время вырезать модели всех кораблей на свете, писать письма в газеты и отращивать себе животик. Вот и тетя не перестает меня за это пилить. Всякий раз, когда я вспоминаю о том, чего добился дядя Франтик своей внушительной внешностью и как он выглядел после кончины, передо мной проходит моя загубленная жизнь, и мне ясно, что стоит только снять с меня хомут, как я рухну. А отцу вашему здорово достается, мисс Тасборо?

— Да нет, он больше прохлаждается, — сказала Джин, — но у нас ведь деревня.

— Дело не только в этом. Прохлаждаться и думать, будто что-то делаешь, — это так естественно.

— Если только это не противоестественно… — вставила Динни. — Да! Дядя, к Диане сегодня неожиданно явился капитан Ферз.

Хилери сразу перестал улыбаться.

— Ферз! Это либо очень страшная, либо очень благая весть. Адриан знает?

— Да; я за ним ездила. Он сейчас там с капитаном Ферзом. Дианы не было дома.

— Ты видела Ферза?

— Я вошла в дом и разговаривала с ним, — сказала Джин. — Он показался мне вполне нормальным, если не считать того, что он меня запер.

Хилери все еще стоял, не шевелясь.

— Ну, до свидания, дядя; мы едем к Майклу.

— До свидания и большое спасибо, мистер Черрел.

— Да, — рассеянно откликнулся Хилери, — будем надеяться на лучшее.

Девушки снова сели в машину и поехали в Вестминстер.

— Он явно ожидает худшего, — сказала Джин.

— Не удивительно, — ведь что бы ни случилось, все равно это будет ужасно.

— Спасибо!

— Да нет же! — сказала Динни. — Я вовсе не о тебе. И ее снова поразила целеустремленность Джин: она сейчас может думать только об одном. В Вестминстере, у самого дома Майкла, они встретили Адриана; он позвонил по телефону Хилери и узнал, куда они поехали. Убедившись, что Флер устроит их у себя, Адриан ушел, но Динни, встревоженная его видом, побежала за ним. Он шагал к реке, и она нагнала его на углу площади. — Может, ты хочешь побыть один?

— Тебе, Динни, я всегда рад. Пойдем.

Динни взяла его под руку, и они быстро зашагали по набережной к западу. Она молчала, предоставляя ему начать разговор.

— Знаешь, — сказал он наконец, — я несколько раз ездил в клинику, чтобы узнать, как обстоят дела с Ферзом и хорошо ли там с ним обращаются. А последние месяцы я там не был и вот наказан. Но меня ужасно угнетали эти поездки. Я туда только что звонил. Они хотели за ним приехать, а я им запретил. К чему? Там подтверждают, что последние две недели он был совершенно нормальным. В таких случаях они, оказывается, выжидают месяц, прежде чем сообщить близким. Сам Ферз говорит, что он здоров уже три месяца.