Торнтон Уайлдер - Мост короля Людовика Святого. День восьмой

Этого «положительно прекрасного человека», как и его предшественников, то и дело называют «безумцем» и «идиотом». И в самом деле, некоторые его идеи способны вызвать лишь ироническую усмешку: так, например, он, как и все баптисты, не верит в теорию эволюции и считает, что курящие женщины недостойны замужества. Однако пафос этой книги Уайлдера направлен в первую очередь против буржуазного меркантилизма, эгоцентризма и лицемерия. Кульминацией романа становится суд над Брашем, обвиненным в пособничестве ограблению мелочной лавки. Как выясняется, Браш, конечно же, никого не грабил, а, следуя учению Ганди, пытался «воздействовать на сознание» отчаявшегося безработного, которого нужда заставила взяться за ремесло гангстера. «Все это очень поэтично и сентиментально и тем не менее чрезвычайно далеко от реальной жизни», — замечает по этому поводу судья, ведущий разбирательство. Но такие доводы, даже повторяемые неоднократно, не доходят до Браша, убежденного в правоте и незыблемости каждой из тех заповедей, которые американцы усваивают в детстве лишь для того, чтобы распрощаться с ними в зрелом возрасте.

То и дело попадая впросак, Браш знакомится с тюрьмой и с больницей, из-за своей прямоты теряет друзей и никак не может связать свою судьбу с девушкой, образ которой преследует его в странствованиях по дорогам Америки. Прямолинейность и нетерпимость этого характера и впрямь могут ложиться тяжелым бременем на окружающих, придерживающихся неписаных законов человеческого общежития. И тем не менее Джордж Браш заслужил честь именоваться, как об этом говорится в романе, «воплощением надежд Уолта Уитмена». «Святые — существа особого рода, но областью их подвижничества может служить не только религия, — отмечал в рецензии на роман „К небу наш путь“ уже упомянутый Э. Уилсон. — Движение радикалов тоже имеет своих святых, и по сути эти люди очень близки Джорджу Брашу. Эптон Синклер, например, в годы своей молодости многим напоминал героя Уайлдера и так же, как и он, совершил немало аналогичных чудачеств…»

В основе книги Уайлдера, как и во многих произведениях мировой литературы, начиная с «Дон Кихота», лежит противоположение идеального и реального, желаемого и действительного. Но в жизни этот конфликт редко принимает отчетливо выраженную форму. Ополчаясь на американскую повседневность и обличая ее пороки с пылом ветхозаветных пророков, сам Джордж Браш понимает необходимость компромисса, когда речь заходит о практических выводах из его обескураживающих, в силу своей логичности, теорий. «Этот мир не так уж плох, как вы думаете, хотя он и представляется ужасным», — внушает он посягающему на самоубийство бизнесмену, единственному кормильцу многочисленного семейства. У Браша превосходный тенор, и, подобно Орфею, вызволяющему Эвридику из царства теней, ему не раз удается пением удержать людей на опасной грани и раздуть в их сердцах искры энергии и надежды.

И все-таки характер Браша и обстоятельства, при которых развивается действие, в значительной мере условны и ориентированы не только на конкретную историческую ситуацию, но и на определенную литературную традицию. Очевидно желание Уайлдера «сплавить» в своей книге гуманистические идеи западноевропейского романа в его классической форме, получившей завершение у Диккенса, с настоятельно заявляющей о себе американской проблематикой. Как и Диккенс, автор «Рождественских повестей», обращенных к терпящему лишения демократическому люду, Уайлдер стремится ободрить своего слушателя и указать на те точки опоры, что могут помочь «американскому духу» выстоять в самую лихую годину всевозможных бедствий. Ту же цель ставил перед собой писатель и в пьесе «Наш городок», созданной спустя несколько лет и принесшей ему несомненный успех на театре.

Уайлдер-драматург — тема особая, и в данной статье речь идет только о прозаических произведениях писателя. Однако важно отметить то место, которое занимают две самые знаменитые пьесы Уайлдера, «Наш городок» и «Зеница ока» (1942) (обе удостоены Пулитцеровских премий), в творческой эволюции писателя от «Моста короля Людовика Святого» к «Дню Восьмому».

«Зеница ока» содержала в себе как бы краткий конспект всей мифологической истории человеческого рода от сотворения мира через испытания ледниковой эры и великого потопа до новых надежд, зарождающихся в лучах «холодного рассвета». Символический смысл пьесы легко угадывался в свете событий второй мировой войны, и «Зеница ока» пользовалась особой популярностью не столько в Соединенных Штатах, сколько в освобожденных из-под ига фашизма странах Европы. Замысел «Нашего городка» несколько скромнее, но в основе его лежит тот же этический императив, который является наиболее характерной особенностью поэтики всех значительных произведений Уайлдера. «Наш городок» — это американская цивилизация в миниатюре. Пьеса построена в философско-социологическом ключе. Она дает читателю и зрителю представление об образе жизни и складе характера, происхождении, идеалах и предрассудках своеобразной человеческой общности, именуемой «средними американцами».

Городок Гроверс-Корнерс — олицетворение «одноэтажной Америки» на заре нашего века. Как и впоследствии в «Дне Восьмом», ее образ воскрешен Уайлдером с определенной целью. В разгар социальных битв 30-х годов писатель хочет привлечь внимание к демократическим традициям американского народа и возвеличить моральные ценности, которые, переходя от поколения к поколению, обновляют и укрепляют гуманистические представления простого американца. Не отказывая в праве голоса тем, кто устами «разъяренного человека» задает вопросы насчет «социальной несправедливости и трудового неравенства», и соглашаясь, что в городке «только и говорят о том, кто богат и кто беден», Уайлдер тем самым заявляет, что он далек от проповеди классового мира. «Когда смотришь на человеческий род не издали, а сталкиваешься с ним непосредственно, то глаз натыкается на груды всякого вздора», — говорит в пьесе ее «постановщик», выражающий авторскую мысль. Однако, полагает Уайлдер, если обратиться к дальней исторической перспективе и оценивать все сквозь призму многих тысячелетни, то будут заметны и признаки прогресса. Время смягчает нравы, учит терпимости, вселяет в сознание здравомыслие и чувство меры. Жизненный круговорот, обрисованный на примере двух семей из заурядного среднезападного городка, постепенно учит нас нравственному совершенству, как утверждал автор пьесы, вошедшей в классический репертуар американского театра.

Итак, к началу второй мировой войны разочарованность в судьбах западной цивилизации сменилась в книгах Уайлдера сдержанным оптимизмом, которому сопутствовала и некоторая идеализация американского общественного уклада. Многое в этом повороте объяснялось своеобразием исторических обстоятельств. Участие в борьбе с фашизмом пробуждало у писателей Соединенных Штатов патриотические чувства, заставляло более глубоко анализировать сущность и исторические корни идеологий, столкнувшихся в жестокой схватке. С 1942 по сентябрь 1945 года Уайлдер, служивший в американских ВВС, побывал в Италии и в Северной Африке. В 1948 году он публикует роман «Мартовские иды», весьма прозрачный комментарий к современности на тему о конфликте между демократией и деспотией. В стареющем Юлии Цезаре критики угадывали прообраз Муссолини, хотя сам писатель и отрицал такую упрощенную трактовку. Отдельные персонажи и даже реальные исторические фигуры для него по-прежнему не более чем песчинки, втянутые в безбрежную и всеохватную реку времени.