Джон Эрнст Стейнбек - Квартал Тортилья-Флэт. Гроздья гнева. Жемчужина

Это столкновение точек зрения в какой-то мере предвосхитило грандиозную полемику в масштабе всей нации, развернувшуюся несколько лет спустя вокруг «Гроздьев гнева» и отраженных в романе картин народного страдания. В «Квартале Тортилья-Флэт» Стейнбек, еще не претендуя на эпичность, заметно усиливает и обогащает демократические интонации своего творчества. Продолжая намеченные в предыдущих романах поиски современных Аркадий, он одновременно делает еще один шаг по пути реализма и открывает новых для себя героев, людей, обитающих, согласно официальной статистике и распространенным предрассудкам, на самом «дне» американского общества.

Главная особенность калифорнийских paisanos{Земляки, соотечественники (исп.). }, бездомных и полунищих бродяг, которых предпочитают сторониться респектабельные обыватели Монтерея, заключается в их лишь отчасти осознанном протесте против фундаментальных основ буржуазной цивилизации. «Пайсано не заражены коммерческим духом,— пишет Стейнбек,— они не стали рабами сложной системы американского бизнеса; да она, впрочем, и не слишком стремилась их опутать — ведь у них нет имущества, которое можно было бы украсть, оттягать или забрать в обеспечение займа». Простодушные «дети земли», они, как может показаться, живут лишь для удовлетворения своих самых элементарных потребностей, но писатель опровергает готовое было сложиться впечатление, показывая, как грубость нравов сочетается у пайсано с возвышенными стремлениями, наивное лицемерие — с неподдельным простодушием, а тонкий и хитрый расчет — с редкостным бескорыстием.

С точки зрения стороннего наблюдателя, герои повести — Дэнни, Пилон, Пабло, Большой Джо Португалец — обыкновенные бездельники и плуты. И все же именно в честь Дэнни, главы и покровителя остальных пайсано, собирается на неслыханный в истории города праздник все население квартала Тортилья-Флэт, именно Дэнни и его друзей имеет в виду автор, когда говорит о единстве, от которого исходили радость и веселье, готовность помочь и — уже под конец — мистическая печаль. И эта оценка оправдана, ибо в глубине души каждого пайсано лежит органическая неприязнь к собственности и наживе, ему присущ по-детски открытый взгляд на мир. Друзья живо откликаются на несчастье, постигшее многочисленное семейство Терезины Кортес, поставленное перед угрозой голодной смерти; они мгновенно отказываются от посягательств на сокровища Пирата, как только узнают, для какой возвышенной цели оно предназначалось. Особенно трогательна их забота о заболевшем ребенке молодого мексиканского капрала: даже чуждый сантиментам сухой рационалист Пилон не остается в стороне и с увлечением включается в общее дело.

Однако все обаяние веселой компании калифорнийских бродяг, этих близких родственников знаменитых горьковских босяков, не в состоянии затушевать непрочность и конечную несостоятельность их неизменной философии. Слабые стороны его героев, безусловно, были заметны и самому Стейнбеку, и поэтому неправомерно видеть в его книге безоговорочную идеализацию примитивизма в человеческих взаимоотношениях. О критическом отношении автора к созданным им характерам свидетельствует, в частности, развязка повести — распад сообщества, члены которого внутренне всегда были слабо связаны между собой. И все-таки сердцевину произведения Стейнбека составляло объективно возникавшее противопоставление парадоксально-наивного, в чем-то ребяческого, но привлекательного своей естественностью и простотой склада мышления и жизни пайсано — суровой действительности Америки времен «великого кризиса».

В «Квартале Тортилья-Флэт», по существу, завершилось формирование общефилософских взглядов Стейнбека, получивших в критической литературе о нем наименование «не телеологического мышления». «Все живое — свято»,— полагает Стейнбек, и в простодушном монтерейском пайсано он стремится в наиболее чистом, первозданном виде представить диалектику души каждого создания из плоти и крови, этой «сложной смеси добра и ела». Резкие контрасты и противоречия заложены, по убеждению писателя, в духовном мире каждого человека; их можно проследить в любом житейском эпизоде. Жизненные явления никогда не бывают однозначными, а безобразие и красота составляют лишь различные, но далеко не автономные грани одного и того же предмета — такова точка зрения Стейнбека в «Квартале Тортилья-Флэт», отразившаяся и во многих его дальнейших произведениях.

Идиллическая повесть-сказка, нарочито отстранявшаяся от прямого участия в идеологических битвах, сотрясавших США в 30-е годы, явилась, по выражению известного американского критика-демократа М. Гайсмара, «последней экскурсией Стейнбека в мир привольного язычества перед принятием на себя ответственности писателя, творящего в век кризиса». Десятилетие от 1936 до 1945 года, отмеченное широким размахом рабочего движения и -участием США во второй мировой войне, стало свидетелем наивысших творческих успехов Стейнбека, достижения им пика своей популярности. Его книги этого периода откликались на самые жгучие проблемы национальной жизни, а позднее, в годы войны, Стейнбек активно выступил в защиту принципов демократии от смертельной угрозы фашизма. От года к году совершенствовалась и художественная форма его произведений, разевавших и обогащавших поэтику критического реализма. Одним из «самых талантливых прозаиков нашего времени» назвал Стейнбека Т. Драйзер после выхода в свет в 1939 году «Гроздьев гнева», и с ним была готова согласиться вся американская литературная критика, почти единодушно сходясь на том, что важнейшей причиной успеха писателя послужило его последовательное обращение к социальной проблематике, к изображению острейших конфликтов между трудом и капиталом.

Необходимо отметить, впрочем, что Стейнбеку не сразу удалось до конца правдиво и художественно верно представить в своем творчестве положение трудящихся в Америке, деятельность прогрессивных организаций. В романе «Битва с исходом сомнительным» (1936), посвященном стачке сельскохозяйственных рабочих в Калифорнии, писатель еще только ищет пути к адекватному художественному воплощению проблем и перспектив американского рабочего движения. В новой книге Стейнбека радикально преобразились многие, уже ставшие привычными, слагаемые его манеры; подчеркнуто контрастным оказался переход от уютно-идиллического мирка Монтерея с его рокотом голубого прибоя и убаюкивающим шумом сосен к озаренным дымным пламенем костров и вспышками револьверных выстрелов сценам забастовочной борьбы в долине Торгас.

В лице Джима Нолана, одного из руководителей стачки, этого «американского Парцифаля», как назвал его литературовед У. Френч, Стейнбек приходит к совершенно новому для себя типу героя. Родным домом Нолана были трущобы фабричного города; отчаяние и гнев стали для него путеводителем по жизни. Свою мученическую смерть от руки штрейкбрехера он встречает убежденным борцом за дело рабочего класса. «Этот парень не хотел ничего только для себя»,— так начинает надгробную речь учитель и соратник Джима Мак. «Его голос звучал пронзительно, но монотонно, руки изо всех сил сжимали железный поручень платформы: «Товарищи, знайте: он ничего не хотел только для себя одного».