Полное собрание сочинений. Том 66

Он же приводит вам не плохие доводы, которые вы высказываете, что нет ничего важного и дурного в том, чтобы лгать.

Ведь вы знаете, так же, как и все мы, что истина есть единственное, вместе с любовью, доступное нам проявление божества, и что у вас есть вера и в добро, и в бога, потому что, если бы ее не было, вы ни о чем бы и не спрашивали; но так силен голос плотского человека, что вы приписываете ему значение, которого он не имеет. А то вы клевещете на себя, приписывая почти физическому — и весьма понятному — волнению и страху разумный смысл.

Повторяю вам то, что уже говорил вам, старайтесь не думать, о мнении людском, а решайте вопрос сами с собой и не думайте вперед, что вам его надо решить непременно в известном смысле.

Как бы вы ни поступили, вы не уйдете от бога, в которого вы не верите, и он не уйдет от вас, и общение с ним возможно и в солдатском мундире. А в жизни только и важно общение с ним.

Если бы я вам сказал: молитесь богу, вы могли бы ответить: как молиться, когда я не верю в него; и потому я советовал бы, хоть не молиться, а думать о своем значении среди этого бесконечного мира и по отношению к тем законам, которыми он управляется. Если нет никаких законов, то всё легко, и не может быть ни в чем трудности; если есть законы, то есть закон вашей жизни, найдите его и руководитесь им. И опять легко.

Всей душой сочувствую вашей душевной борьбе. И как бы хотелось облегчить ее.

Л. Толстой.

Печатается по рукописной копии из AЧ. Дата копии.

Ответ на письмо П. Г. Хохлова из Москвы от 5 ноября 1893 г. (почт. шт.), в котором Хохлов писал о предстоящем призыве к отбыванию воинской повинности.

1893 г. Ноября 17. Москва.

Дорогой Александр Михайлович,

Меня просит наш бывший сотрудник по помощи голодающим, бывший студент, высланный в 90-м году за ребяческую студенческую историю и лишенный права жить в столицах, чтобы я походатайствовал за него о разрешении ему пожить некоторое время в Петербурге для приискания себе работы, которая ему очень нужна, так как он ничего не имеет, а должен кормить мать. Он очень хороший молодой человек и самого безвредного направления. Если он придет к тебе, ты очень обяжешь меня, оказав ему помощь — в разрешении остаться на время в Петербурге.

Таня вернулась из своей поездки и всё в нерешительности, которую я поддерживаю, т[ак] к[ак] очень возможна большая ошибка в случае, весьма вероятном, отсутствия ценного леса. 1

Извини, что утруждаю тебя.

Любящий тебя Лев Толстой.

17 ноября.

Имя и фамилия его: Михаил Аркадьевич Сопоцько.

На конверте: Петербург. Невский 77. Его Превосходительству Александру Михайловичу Кузминскому.

Год в дате письма определяется по почтовым штемпелям.

1Т. А. Кузминская ездила для осмотра одного имения с целью покупки.

1893 г. Ноября 18. Москва.

Получил от вашей матери ответ на письмо, которое писал ей. Письмо ее очень нехорошее: она отказывается сказать причины, по кот[орым] она поступила так, и говорит, что она любит вас и делает это для добра.

Не могу вам высказать того странного чувства недоумения и ужаса перед той степенью заблуждения и поэтому жестокости, до которой могут доходить люди. Как только вспомню об этом, так на меня находит какое-то физическое чувство — сердце сжимается от боли и страха за вас и вашу жену. Как бы это не озлобило вас, не заставило отказаться от непобедимого, хотя и долгого, in the long run 1непобедимого оружия любви и взяться за другое, быстро действующее, обманчивое и всегда на себя возвращающееся орудие возмездия.

2Пожалуйста, напишите мне про себя, про свое душевное состояние и про вашу жену. Хотя по случайным сведениям, кот[орые] я имею, я знаю, что она в Павловках. 3— Трудно придумать более тяжелое испытание, чем то, к[отор]ому вы подверглись: всё и то, что это мать, и что вы согласны, и что вы и ваша жена лишены матерьяльных средств ехать за детьми.

Помоги вам бог выдержать испытание так, чтобы не сказать себе потом: зачем я не сделал, а главное, зачем я сделал это? Чем больше живу, тем больше и разумом и опытом убеждаюсь в мудрости «неделания». Даже против диких зверей, говорят, сильнее всего действует: лечь и быть неподвижным. И люди злые, заблудшие должны больше всего бояться неподвижности и молчания, такого же, каково молчание бога, видящего наши злые дела. Почти в то же время, как я получил ваше письмо, у меня был корреспондент английской газеты Daily Chronicle, 4и я думал описать ему ваше положение и действия по отношению вас нашего правительства, но потом раздумал, особенно не посоветовавшись с вами.

Если писать об этом, то надо написать так, чтоб всем стало стыдно и больно, и люди не могли бы делать больше такие вещи.

Многое хотелось бы сказать вам, но не могу ни о чем другом, кроме как о вашем испытании, говорить с вами. Пожалуйста же, напишите.

Любящий вас Л. Толстой.

18 ноября

Москва.

1[в конце концов]

2Абзац редактора.

3Павловки — хутор Д. А. Хилкова в Сумском уезде Харьковской губ.

4В. Б. Стевени.

1893 г. Ноября 19. Москва.

Книгу Legge’а получил и очень благодарен.

Л. Т.

На обороте: Петербург, Публичная библиотека. Владимиру Васильевичу Стасову.

Впервые опубликовано в книге «Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка», Л. 1929, стр. 118. Дата определяется почтовым штемпелем отправления.

Ответ на следующие слова в письме Стасова из Петербурга от 16 ноября 1893 г.: «Вчера я отослал вам 1-й том Legge с переводом Tao-te-King (в «Sacred books of the East») и очень прошу уведомить, хоть одним словом, по получении этой книги».

1893 г. Ноября 20. Москва.

Книга Штрауса 1с вложенными в ней тетрадями была на полке над диваном, с левой стороны в углу. А мож[ет] б[ыть] взята (так мне помнится) оттуда и где-нибудь в других комнатах забыта.

На обороте: Московско-Курская жел. дор., станция Козловка-Засека. Гр. Татьяне Львовне Толстой. Прошу переслать нарочным.

Приписка к письму М. Л. Толстой. Датируется на основании почтового штемпеля отправления.

1Немецкий перевод книги Лао-Тзе «Тао-те-кинг». См. прим. 1 к письму № 560.

1893 г. Ноября 25. Москва.

С[офья] Н[иколаевна]. Вы хорошо делаете, что не отдаете свою мать в больницу. Не говоря о том, насколько это будет мучительнее для нее, — что бы ни говорили доктора, — вам самим будет несравненно хуже, если бы вы отдали ее. Это ваш крест. Под крестом я разумею такую тяжесть, неприятность, бедствие, от которого человек может избавиться, отступив от требований своей совести. И крест свой надо нести бодро; тогда он становится менее тяжелым, иногда незаметным и даже радостным. «Чем больше отталкивать свой крест, тем он делается тяжелее», сказал один французский писатель. 1И крест всегда соразмерен силам.