Полное собрание сочинений. Том 61

Другая линия пошла в изучение народа и выплывет, бог даст, а Пушкинский период умер совсем, сошел на нет. —

Вы поймете, вероятно, что я хочу сказать. —

Счастливы те, кто будут участвовать в выплывании. Я надеюсь.

Прощайте, крепко жму вам руку и жду хорошего длинного письма. Очень рад, что А. Н. Майков 7помнит меня. Это очень симпатический мне человек. —

Гр. Л. Толстой.

3 марта.

На автографе пометка H. Н. Страхова: «3 марта 1872. Ясная». Конец письма, с датой: «1872 г. Март», опубликован в Б, II, стр. 135—136; с значительным пропуском — в Собрании сочинений, изд. С. М. Саблина, т. 18, М. 1911, стр. 177. Год определяется упоминанием об «Азбуке».

1Письмо H. Н. Страхова неизвестно.

2H. H. Страхов, «Переворот в науке» — «Заря», 1872, I, стр. 1—18. Статья написана по поводу книги: Ч. Дарвин, «Происхождение человека и подбор по отношению к полу». Перевод с английского под ред. И. М. Сеченова, Спб. 1871. Страхов критикует в своей статье теорию Дарвина с идеалистических позиций.

3Имеется в виду работа над романом из эпохи Петра I.

4Речь идет о рассказе из «Азбуки», обещанном Толстым для журнала «Заря». 10 марта H. Н. Страхов отвечал, что рассказ непременно надо прислать. См. ПС, № 3 и в наст. томе письма №№ 365 и 366.

5В январе 1872 г. Толстой возобновил занятия с крестьянскими детьми. Приходило к нему человек 35. Занятия, кроме него, вели С. А. Толстая и двое старших детей. См. об этом C. Л. Толстой, «Очерки былого», Гослитиздат, 1949, стр. 26.

6«Семья и школа» — педагогический журнал, выходивший в Петербурге в 1871—1888 гг.

7Аполлон Николаевич Майков (1821—1897) — поэт. Толстой познакомился с ним в бытность свою в Петербурге зимой 1855 г. В Дневнике его за этот год 21 ноября есть упоминание о Майкове. См. т. 47,стр. 101.

1872 г. Марта 9. Я. П.

Давно собирался послать, только теперь собрался. Посылаю Костиньке 1табак, книги, очки, белье, туфли. Как вы поживаете? Не побываете ли у нас до разлития рек? У нас всё по-старому. Только Маша 2было поправилась, нынче опять жар. Да у меня досада. Сукины дети Рис и студент не начинали еще работать. 3Бибиков 4поехал в Москву, я послал с ним грозное письмо, 5а не подействует, то сам поеду. Я бы сам приехал, да всё не справился совсем. Эти дни болел бок. — Я всё занимаюсь астрономией и физикой 6и читаю Вуд чудесный роман. 7

Варинька уехала, так что безнадежно.

Степа 8был в Петербурге при смерти болен. Теперь ему лучше. Про Николиньку 9пишут, что он едет на днях в деревню; а почему и как, не знаем. —

На четвертой странице :

Е. С. графу Сергею Николаевичу Толстому.

Дата определяется сопоставлением с письмом С. А. Толстой к Т. А. Кузминской от 10 марта 1872 г.

1K. A. Иславин.

2Годовалая Мария Львовна.

3В типографии Ф. Ф. Риса печаталась «Азбука» Толстого. «Студент» держал корректуру.

4А. Н. Бибиков.

5Письмо Толстого неизвестно.

6Имея в виду включить в «Азбуку» рассказы по естествознанию, Толстой зиму 1871 /72 г. усиленно занимался естественными науками, преимущественно физикой и астрономией. См. об этом Дневник, т. 48.

7Генри Вуд (1820—1887) — английская писательница. В списках произведений, произведших впечатление в 1860—1870 гг., Толстой отметил: «Miss Wood. Романы — большое». См. т. 66. В 1872 г. вышел роман Г. Вуд «Within the Maze».

8Брат С. А. Толстой, Степан Андреевич Берс.

9Николай Валерианович Толстой.

1872 г. Марта 16? Я. П.

Письмо ваше очень порадовало меня. Как ни странно мне, чтобы старинные мои писания еще жили бы для кого-нибудь, все-таки это радостно, особенно от вас. 1Как бы мне хотелось видеть вас; а ехать не могу. Всё хвораю. Ради бога, не проезжайте меня мимо, когда поедете в Москву. Азбука моя не дает мне покоя для другого занятия. Печатанье идет черепашьими шагами, и чорт знает, когда кончится, а я всё прибавляю, убавляю и изменяю. Что из этого выйдет, не знаю; а положил я в него всю душу. Рессора и не думала ломаться. Наш поклон Марье Петровне.

Ваш Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Русском обозрении», 1890, 7, стр. 24. Год и месяц определяются упоминанием об «Азбуке»; число проставлено на оригинале рукой Фета (может означать и дату получения письма).

1Письмо Фета не сохранилось.

1872 г. Марта 22, 25. Москва.

Вы меня задели за живое, любезный Николай Николаевич. Мне стало грустно после того, как я прочел. Как и всегда, вы попали прямо на узел вопроса и указали его.

Вы правы, что у нас нет свободы для науки и литературы, но вы видите в этом беду, а я не вижу. — Правда, что ни одному французу, немцу, англичанину не придет в голову, если он не сумашедший, остановиться на моем месте и задуматься о том — не ложные ли приемы, не ложный ли язык тот, к[оторым] мы пишем и я писал; а русский, если он не безумный, должен задуматься и спросить себя: продолжать ли писать, поскорее свои драгоценные мысли стенографировать, или вспомнить, что и Бедная Лиза 1читалась с увлечением кем-то и хвалилась, и поискать других приемов и языка. 2И не потому, что так рассудил, а потому что противен этот наш теперешний язык и приемы, а к другому языку и приемам (он же и случился народный) влекут мечты невольные . 3Замечание Данил[евского] 4очень верно, особенно в отношении науки и литературы, так называемой, но поэт, если он поэт, не может быть несвободен, находится ли он под выстрелами, или нет. Всякий человек так же свободен встать или не встать с постели без опасности в своей комнате, как и под выстрелами. Можно оставаться под выстрелами, можно уйти, можно защищаться, нападать. Под выстрелами нельзя строить, надо уйти туда, где можно строить.

Вы заметьте одно: Мы под выстрелами, но все ли? Если бы все, то и жизнь была бы так же нерешительна и дрянна, как и наука и литерат[ура], а жизнь тверда и величава и идет своим путем, знать не хочет никого. Значит, выстрелы-то попадают только в одну башню нашей дурацкой литературы. А надо слезть и пойти туда ниже, там будет свободно. И опять случайно это туда ниже суть народное. — Бедная Лиза выжимала слезы, и ее хвалили, а ведь никто никогда уже не прочтет, а песни, сказки, былины 5— всё простое будут читать, пока будет русский язык.

Я изменил приемы своего писания и язык, но, повторяю, не потому, что рассудил, что так надобно. А потому, что даже Пушкин мне смешон, не говоря уж о наших элукубрациях, 6а язык, к[оторым] говорит народ и в к[отором] есть звуки для выражения всего, что только может желать сказать поэт, — мне мил. Язык этот, кроме того — и это главное — есть лучший поэтический регулятор. Захоти сказать лишнее, напыщенное, болезненное — язык не позволит, а наш литературный язык без костей; так набалован, чтó хочешь мели — всё похоже на литературу. Народность славянофилов и народность настоящая две вещи столь же разные, ка[к] эфир серный и эфир всемирный, источник тепла и света. Я ненавижу все эти хоровые начала и строи жизни и общины и братьев славян , каких-то выдуманных, 7а просто люблю определенное, ясное и красивое и умеренное и всё это нахожу в народной поэзии и языке и жизни и обратное в нашем. —