Полное собрание сочинений. Том 53

Разделение не могло бы быть в одном пространстве вне времени. Если бы не б[ыло] времени (движения), все предметы в пространстве были бы неподвижны и составляли бы не много предметов, а одно нераздельное, наполненное материей пространство. И разделение не могло бы быть в одном времени вне пространства. Если бы не было пространства, не могло бы быть движения, и я не отделялось бы ничем от всего остального.

Тело мое, сознаваемое мной, как я , и познающее всё остальное, есть движущаяся определенное время часть материи, занимающая определенное пространство.

Нехорошо, неясно, пожалуй и неверно.

2) Анархия не значит отсутствие учреждений, а только отсутствие таких учреждений, которым людей заставляют подчиняться насильно, а — такие учреждения, которым люди подчиняются свободно, по разуму. Казалось иначе не могло и не должно бы быть устроено общество существ, одаренных разумом.

3) Зачем за грехом не следует страдание того лица, к[оторое] совершило грех? Тогда бы он видел, что не нужно делать.

Затем, что люди живут не отдельно, а в обществе, и если все страдают от греха каждого, то все и должны противодействовать ему.

4) Совесть есть память общества, усвояемая отдельным лицом.

5) В старости чувствуешь то же, что в путешествии: сначала мысли в том месте, из кот[орого] едешь, потом в самом путешествии, потом в том месте, куда едешь. Я испытываю это всё чаще и чаще, думая о смерти.

6) [198] В подлиннике: 5 Правда, что может быть полезен грех большой, вызывая раскаяние перед Богом, независимо от суда людского. Такой грех выводит из области людского суда — из тщеславия, к[оторое] завладева[ет] человеком и скрывает от него его отношения к Богу.

7) [199] В подлиннике: 6 Рост физический это только приготовление запасов для работы духовн[ой] служению Богу и людям, к[оторая] начинается при увядании тела.

Нынче 13 Окт. 99. Я. П. Всё не вполне здоров — так и надо. Но это не мешает жить, думать и двигаться к назначенному пределу. Воскр[есение] плохо двигается, послал 4 главы, кажется, нецензурные, но, по крайней мере, кажется, остановился на одном, и больше важных перемен делать не буду. Не переставая думаю о брате Сер[еже], но от погоды и нездоровья не могу собраться поехать. Таня, кажется, окончат[ельно] решила выходить. С[оня] была в Москве и нынче едет опять. У меня нынче какой-то умственный праздник и не нынче, а все последние дни: в Воскр[есение] вдумал хорошие сцены. Об отдельности, представляющейся нам материей в пространстве и движением во времени, всё чаще и чаще, и яснее и яснее думаю. Еще получил брошюры Westrup’a из Америки о деньгах, кот[орые] поразили, мне уяснив всё неясное в финансовых вопросах и сведя всё, как и должно б[ыло] быть, к насилию правительств. —

Если успею — запишу. Еще важная радостная мысль, хотя и старая, но к[оторая] мне пришла как новая, и радует меня очень, а именно:

1) Главная причина семейных несчастий та, что люди воспитаны в мысли, что брак дает счастье. К браку приманивает половое влечение, принимающее вид обещания, надежды на счастие, кот[орое] поддерживает обществ[енное] мнение и литература, но брак есть не только не счастье, но всегда страдание, кот[орым] человек платится за удовлетворение полов[ого] желания, страдание в виде неволи, рабства, пресыщения, отвращения, всякого рода духовных и физических пороков супруга, к[оторые] надо нести, — злоба, глупость, лживость, тщеславие, пьянство, лень, скупость, корыстолюбие, разврат — все пороки, кот[орые] нести особенно трудно не в себе, в другом, а страдать от них, как от своих, и такие же пороки физические, безобразие, нечистоплотность, вонь, раны, сумашествие... и пр., кот[орые] еще труднее переносить не в себе. Всё это, или хоть что-нибудь из этого, всегда будет, и нести приходится всякому тяжелое. То же, что должно выкупать: забота, удовлетворение, помощь, всё это принимается как должное; все же недостатки, как не должное, и от них страдают тем больше, чем больше ожидалось счастья от брака. Главная причина этих страданий та, что ожидается то, чего не бывает, а не ожидается того, что всегда бывает. И потому избавление от этих страданий только в том, чтобы не ждать радостей, а ждать дурного, готовясь переносить его. Если ждешь всего того, что описано в начале 1001 ночи, ждешь пьянства, вони, отвратительных болезней, то упрямство, неправдивость, пьянство даже можно не то, что простить, а не страдать и радоваться, что нет того, что могло бы быть, что описано в 1001 ночи, нет сумашествия, рака и т. п. И тогда всё доброе ценится.

— Не в этом ли и главное средство для счастья вообще? Не от того ли люди так часто несчастны, особенно богатые? Вместо того, чтобы сознавать себя в положении раба, к[оторый] должен трудиться для себя и для других и трудиться так, как этого хочет хозяин, люди вообразят себе, что их ждут всякого рода наслаждения и что всё их дело в том, чтобы пользоваться ими. Как же при этом не быть несчастным? Всё тогда, и труд, и препятствия, и болезни, необходимые условия жизни, представляются неожиданными страшными бедствиями. Бедные поэтому менее бывают несчастны: они вперед знают, что им предстоит труд, борьба, препятствия и потому ценят всё, что дает им радость. Богатые же, ожидая только радостей, во всех препятствиях видят бедствия и не замечают и не ценят тех благ, которыми пользуются. Блаженны нищие, ибо они утешатся, голодные — они насытятся, и горе вам, богатые...

14 Окт. 1899. Я. П. Е. б. ж.

27 Окт. 99. Я. П. Живем одни — Таня (на последках и жалко), Ольга, Андр[юша], Жули и А[ндрей] Д[митриевич]. Хорошо, но часто хвораю: больше больных дней, чем здоровых, и оттого мало пишу. Отослал 19 глав очень неконченных. Работаю над концом. Много думал, кажется, хорошего.

1) О свободе воли — просто: человек свободен во всем духовном — в любви: может любить или не любить, больше и меньше. Во всём остальном он не свободен, следовательно, во всём матерьяльном. Человек может направить и может не направить свою силу на служение Богу. В этом одном (но это огромно) он свободен: может везти или быть везомым.

2) Война, суды, казни, угнетение рабочих, проституция и мн[огое] др[угое] — всё это необходимое, неизбежное последствие и условие того языческого строя жизни, в к[отором] мы живем, и изменить что-либо одно или многое из этого невозможно. — Что же делать? Изменять самый строй этой жизни, то, на чем он стоит. Чем? Тем, чтобы, во-первых, не участвовать в этом строе, в том, что поддерживает его: в военщине, в судах, податях, ложном учении и т. п., и во-вторых, делать то, в чем одном человек всегда совершенно свободен: в душе своей заменить себялюбие и всё, что вытекает из него — злобу, корысть, насилие и пр. — любовью и всем тем, что вытекает из нее: разумностью, смирением, милосердием и пр. Как колеса машины нельзя повернуть силой, они все связаны с шестернями и др[угими] колесами, а пустить и не пустить пар, к[оторый] задвигает их легко, так точно страшно трудно изменить самые внешние условия жизни, но быть добрым или злым легко. А это: быть добрым или злым — изменяет все внешние условия жизни.