Полное собрание сочинений. Том 44

Когда человек не видит связи между испытываемыми страданиями и своею жизнью, он может сделать одно из двух: или продолжать нести такие страдания, как мучения, не имеющие никакого смысла, или признать то, что его страдания суть указания на его заблуждения и на средства избавления от них.

При первом взгляде страдания не имеют никакого объяснения и не вызывают никакой другой деятельности, кроме постоянно растущего и разрешимого только самоубийством отчаяния и озлобления. При втором — страдания вызывают ту самую деятельность, которая и составляет движение истинной жизни: усилие разума, сознание греха, освобождение от заблуждений и подчинение закону разума.

Все внешние бедствия, которые могут постигнуть человека, понявшего то, что зло для него может быть только в его поступках, ничто в сравнении с благом того спокойствия и свободы, которое он испытывает, зная то, что нет для него другого зла, кроме того, которое в нем самом.

Кто насилует обстоятельства, того обстоятельства насилуют в свою очередь; а кто им уступает, тому и они делают уступку.

Когда ты видишь, что обстоятельства не благоприятствуют тебе, то ты им не сопротивляйся, а предоставь их естественному ходу, потому что, кто идет против обстоятельств, делается рабом их, а кто покоряется им, делается их господином.

Талмуд.

Страдания жизни неразумной приводят к сознанию необходимости разумной жизни.

Вспомни, что отличительное свойство разумного существа есть свободное подчинение своей судьбе, а не постыдная борьба с нею, свойственная животным.

Марк Аврелий.

Чтò делать, когда всё нас оставляет: здоровье, радость, привязанность, свежесть чувства, память, способность к труду, когда нам кажется, что солнце холодеет, а жизнь как будто теряет все свои прелести? Как быть, когда нет никакой надежды? Одурманиваться или каменеть? Ответ всегда один: жить духовной жизнью — не переставая расти. Будь, чтò будет, если чувствуешь спокойствие совести, если чувствуешь, что делаешь то, чтò требует от тебя твоя духовная сущность. Будь тем, чем ты должен быть, остальное — дело Божие. И если бы даже не было Бога, святого и доброго, жизнь духовная была бы все-таки разгадкой тайны и полярной звездой для движущегося человечества, потому что она одна дает истинное благо.

Амиель.

Для того, чтобы жить настоящей, разумной жизнью, нужно не руководствоваться ни тем, чтò было, ни тем, чтò может быть, — жить только настоящим, только в нем делать усилие к доброй жизни.

Ни прошедшей жизни, ни будущей нет, мы только представляем их себе; есть же только одна настоящая и только одна она и важна и свята.

Как только ушел в прошедшее или будущее, так ушел от настоящей жизни, и от этого тотчас же одиноко, сиротливо, несвободно.

Если человек думает о том, чтò выйдет из того, чтò он делает, то то, чтò он делает, он делает наверное только для себя.

Удивительно, как мы привыкли к иллюзии своей особенности, отдельности от мира. Жизнь заставляет нас всякую минуту чувствовать нашу связь и зависимость от мира, чувствовать свою нецельность, и мы всё-таки верим, что мы, наше отдельное я, — что-то такое, во имя чего можно жить. А между тем, когда ясно поймешь эту иллюзию, то удивляешься, как мог я не видеть того, что я — не часть целого, а временное и пространственное проявление чего-то невременного и непространственного, и что проявление это мы сознаем в вневременном настоящем.

Довлеет дневи злоба его. Не тратьте свою жизнь в сомнениях и страхах. Отдайтесь своему делу, будучи уверены, что хорошее исполнение обязанностей настоящего часа есть лучшее приготовление для часов или веков, которые будут следовать за ним.

Эмерсон.

Будущее состояние наше всегда будет казаться иллюзией для нашего теперешнего состояния.

Важна не длина жизни, но глубина ее. Дело не в продолжении жизни, но в том, чтобы изъять душу из времени, как это делает всякий высокий поступок души; когда мы живем полной жизнью, мы не задаем себе вопроса о времени.

Эмерсон.

Последствия наших поступков никогда не могут быть доступны нам, потому что последствия наших поступков в бесконечном мире представляются нам бесконечными. Если же ты можешь видеть все последствия своей деятельности, то знай, что эта деятельность ничтожна.

Готовиться к смерти надо не тем, чтобы говеть, писать завещания, прощаться, а тем, чтобы всю жизнь жить так, как того хочет тот Бог, от которого я пришел в жизнь и к которому иду, умирая.

Какое бы ты ни делал дело, будь готов всегда бросить его. Так и примеривайся, — можешь ли отлепиться. Тогда только и делаешь хорошо то дело, которое делаешь.

Ожидание смерти учит этому.

Если люди не понимают, в чем настоящая жизнь, то таким людям нельзя понять и того, чтò такое смерть.

Смерть может быть согласием и потому нравственным поступком. Животное издыхает, человек должен вручить свою душу ее Создателю.

Амиель.

Смертью мы называем и самое уничтожение жизни, и минуты или часы умирания. Первое — вне нашей власти, второе же, умирание, есть последнее и огромной важности дело жизни. Надо стараться умереть хорошо. Это нужно тем, кто остается.

Когда из одной сцены декорации переносятся в другую, видно, что то, чтò мы считали действительностью, есть только представление, так как мы переходим от одного представления к другому. Так и в минуту смерти должно быть видно человеку то, чтò действительно есть. Этим важна и дорога минута смерти.

В минуту смерти человека свеча, при которой он читал исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхивает более ярким, чем когда-нибудь, светом, освещает ему все то чтò прежде было во мраке, трещит, меркнет и навсегда потухает.

Страдания и смерть представляются человеку злом только тогда, когда он закон своего плотского, животного существования принимает за закон своей жизни. Только когда он, будучи человеком, спускается на степень животного, только тогда для него становятся страшны страдания и смерть. И страдания и смерть, как пугала, со всех сторон ухают на него и загоняют на одну открытую ему дорогу человеческой жизни, подчиненной закону разума и выражающейся в любви. Страдания и смерть суть только преступления человеком своего закона жизни. Если бы человек жил вполне духовной жизнью, для него не было бы ни страданий, ни смерти.