Полное собрание сочинений. Том 44

Старайся при каждой встрѣчѣ съ человѣкомъ помнить, что передъ тобой стоитъ тотъ, въ которомъ живетъ божество.

Всѣ люди должны соединиться въ одной и той же вѣрѣ. Это должно быть потому, что только кажется, что у каждаго человѣка душа особенная. Душа одна и та же во всѣхъ существахъ.

Если ночью смотришь на небо и со всѣхъ сторонъ видишь звѣзды и знаешь, что звѣзды эти во много разъ больше, чѣмъ земля и даже солнце, и что звѣздамъ этимъ счету нѣтъ, то понимаешь, какъ мало въ сравненіи съ ними наше солнце и наша земля и мы сами. Но когда встаетъ солнце, мы смотримъ въ то же небо и ничего не видимъ этого, а видимъ солнце, землю, себя, и намъ кажется, что все это очень велико и важно.

То же бываетъ и съ нашими мыслями о Богѣ. Бываютъ времена, когда мы, освободившись отъ своихъ страстей и соблазновъ, видимъ все величіе Его и всю свою малость. Но большей частью мы ослѣплены прелестью міра и забываемъ про Бога, какъ про звѣзды, которыя мы не видимъ днемъ.

Помни, что смертенъ не ты, а твое тѣло, что ты — не твое тѣло, а духъ въ тѣлѣ. Не тѣло твое заставляетъ твой духъ понимать твою жизнь и жизнь міра, а духъ, живущій въ тебѣ, двигаетъ, чувствуетъ, вспоминаетъ, предвидитъ, управляетъ и руководитъ твоимъ тѣломъ и твоими поступками, и какъ невидимая сила управляетъ твоимъ тѣломъ, такъ должна быть и та невидимая сила, которая управляетъ всѣмъ міромъ.

По Цицерону.

Какое глупое слово: служить Богу! Ему не нужна никакая служба. Онъ даромъ даетъ благо жизни всѣмъ, дѣлится со всѣми благомъ жизни, надо только умѣть брать это благо жизни и благодарить Его.

Нашъ Богъ, не говорю уже о Богѣ церковномъ, Троицѣ, Богѣ-Творцѣ, Богѣ деистовъ — выдуманъ нами по нашимъ слабостямъ. Богъ тотъ, котораго я не то, что сознаю, не то, что понимаю, а тотъ, существованіе котораго для меня неизбѣжно, хотя я ничего не могу знать про Него, какъ только то, что Онъ есть, — этотъ Богъ для меня — вѣчно непознаваемый. Я сознаю нѣчто внѣвременное, внѣпространственное, внѣпричинное, но я никакого права не имѣю называть это Богомъ, т.-е. въ этой невещественности, внѣвременности, внѣпространственности, внѣпричинности видѣть Бога и Его сущность. Это есть только та высшая сущность, къ которой я причастенъ. Но Начало этой сущности не можетъ не быть, должно быть совершенно недоступно мнѣ. Скажутъ: ужасно чувствовать себя одинокимъ безъ возможности общенія съ Богомъ. Но вѣдь кажется ужаснымъ только тѣмъ, которые пріучили себя къ ложной мысли о томъ, что у нихъ есть помощникъ, заступникъ, къ которому можно обращаться. Но вѣдь обращаться къ Богу, когда знаешь, что нужно не обращеніе, a нѣчто другое, это значитъ во имя воображаемой помощи лишить себя дѣйствительной. Я не могу просить Бога, надѣяться на Его защиту и на награды отъ него, но зато я — не случайное, явившееся по чьей-то прихоти существо, а я — органъ Бога. Онъ мнѣ неизвѣстенъ, но мое назначеніе въ Немъ не только извѣстно мнѣ, но моя причастность Ему составляетъ непоколебимую основу моей жизни.

Человѣку больше всего понятна жизнь въ мірѣ тогда, когда онъ вѣритъ, что онъ посланъ въ этотъ міръ Высшимъ существомъ для исполненія здѣсь назначеннаго ему дѣла.

И такъ же, какъ рабочій, хотя и не знаетъ, какой будетъ конецъ его работы, знаетъ, чтò ему нужно дѣлать для исполненія своей обязанности, такъ же знаетъ это и человѣкъ въ мірѣ. Дѣло человѣка — увеличивать въ себѣ любовь къ людямъ. И какъ догадывается рабочій о томъ, чтò выйдетъ изъ его работы, такъ можетъ догадываться и человѣкъ, исполняющій въ мірѣ волю Бога.

Птица — въ небѣ, камень — на землѣ, рыба — въ водѣ, душа моя — въ Богѣ.

Ангелусъ Силезіусъ.

«Кто говоритъ: «Я люблю Бога», а брата своего ненавидитъ, тотъ лжецъ: ибо не любящій брата своего, котораго видитъ, какъ можетъ любить Бога, Котораго не видитъ?»

Бога можно видѣть только въ братѣ-человѣкѣ. Какъ же можетъ человѣкъ, любящій Бога, не любить брата?

Сказать: «я люблю Бога, но не люблю брата» — все равно, что сказать: «я люблю солнце, но не люблю тепло и свѣтъ».

Смири свое сердце. Бога не найдешь ни въ грозѣ, ни въ бурѣ, а только въ тишинѣ и покоѣ.

Ангелусъ Силезіусъ.

Человѣкъ чувствуетъ себя въ несвойственномъ ему нерадостномъ состояніи, когда не сознаетъ своего духовнаго единства со всѣми людьми міра. Только когда онъ сознаетъ себя единымъ со всѣми, онъ радуется радости и печалится горести всякаго сближающагося съ нимъ человѣка.

Хорошо все то, чтò соединяетъ всѣхъ людей. Соединяетъ такъ людей и истинное знаніе, и истинное искусство, и простое, безобидное веселье.

Во всякомъ дѣлѣ исполненное желаніе ослабляетъ радость исполненія; только въ духовномъ совершенствованіи, чѣмъ больше исполненія, тѣмъ больше радости. Духовное же совершенствованіе есть только одно: увеличеніе любви.

Любить тѣхъ, кто намъ нуженъ или пріятенъ, или кто насъ любитъ, или къ кому мы привыкли, очень легко. Но любовь эта не прочна и оттого и не дорогого стоитъ. Перестанетъ человѣкъ быть намъ полезенъ или перестанетъ любить насъ, отвыкнемъ мы отъ человѣка, и кончается наша любовь. Дорога и прочна только та любовь, когда мы отъ нея ничего себѣ не ждемъ, и не къ своимъ близкимъ, а ко всѣмъ людямъ ровно.

Истинная любовь только та, когда въ человѣкѣ любишь того же Бога, какой въ тебѣ. Этой любовью любишь не только своихъ родныхъ, не только тѣхъ, которые любятъ тебя, но любишь непріятныхъ, злыхъ людей, ненавидящихъ тебя. Любишь такъ потому, что живущій въ тебѣ Богъ — любовь — хочетъ избавиться отъ того раздѣленія, въ которомъ Онъ чувствуетъ себя въ тебѣ, и хочетъ соединиться съ тѣмъ же самымъ, что живитъ всѣ другія существа. Въ этомъ истинная любовь.

Люди больше заботятся о томъ, какъ бы имъ исполнить свои обязанности человѣческія — отца, матери, слуги, начальника, чѣмъ обязанности божескія. Тѣ обязанности — временныя, у одного — однѣ, у другого — другія, a божескія обязанности у всѣхъ однѣ и тѣ же, и однѣ и тѣ же на всю жизнь. И потому исполняй человѣческія обязанности, но только до тѣхъ поръ, пока онѣ не расходятся съ обязанностями божескими. И если не можешь всего исполнять, то лучше оставляй обязанности человѣческія, чѣмъ божескія. Обязанности человѣческія — самыя разныя, а обязанность божеская одна: любить Бога и ближняго.

Есть любовь не только къ людямъ, но ко всѣмъ существамъ непосредственная, неразумная, одинаковая къ злымъ и добрымъ. Такая любовь не различаетъ злыхъ отъ добрыхъ. Такъ любятъ дѣти. И есть другая, высшая любовь, тоже одинаковая къ злымъ и добрымъ, но не потому, что она не различаетъ злыхъ и добрыхъ, а потому, что она уже побѣдила недоброжелательство къ злымъ, стала выше его и дошла до той степени любви, святости, до которой дошелъ Христосъ въ то время, когда онъ съ креста жалѣлъ тѣхъ, которые не знали, чтò творили. Это два рода любви, и мы, всѣ мы, отъ дѣтства и до старости движемся отъ первой любви ко второй.