Джон Пристли - Затерянный остров

— А что вы будете делать, если остров сгинет? — вмешалась Терри.

— Сгинет?

— Пропадет. Ведь эти острова, как я понимаю, иногда просто исчезают. Мне отец рассказывал. Находят остров — большой, целые мили суши, торчащей из воды, — а потом раз, и никто не может его отыскать. Что, если и этот исчезнет?

Рамсботтом посмотрел на нее с добродушной иронией.

— Ну, тогда мы отлично посмеемся. Подумаешь, мисс Райли, какой пустяк: преодолеть несколько тысяч миль зазря и упустить сокровище. Похохочем, а потом сядем играть в карты, что еще нам останется?

— Я думаю, остров будет на месте! — с жаром возразил коммандер.

— И я тоже, — откликнулся Уильям.

— Да нет, я тоже надеюсь, — махнула рукой Терри. — Я совсем не хотела вас пугать.

— Как же, не хотели, — пожурил ее Рамсботтом. — Зачем тогда нагнали страху? Ваша задача — вдохновлять нас, подбадривать, а не пугать предположениями, будто острова не окажется не месте. Иначе какой нам прок от ваших прекрасных глаз? Это вы еще не видели здешние корыта. Сердце разрывается при одной мысли, что придется жить на таком неделями — болтаться по волнам за немаленькие деньги и кормиться рисом с кокосовой стружкой, и все напрасно. Срочно смените пластинку, мисс Райли, иначе мы не позовем вас на следующее собрание. Между прочим, до выхода в море у нас меньше недели.

— Недели?

— Да, — подтвердил коммандер. — Примерно неделя. Времени в обрез. Шхуна восьмидесятипятитонная, с вспомогательным двигателем, принадлежит местному китайцу, называется «Хутия». Шкипер там из метисов — наполовину таитянин, наполовину француз и, кажется, с примесью скандинавской крови. Вообще скандинавских примесей тут хватает, особенно среди шкиперов. Наш вроде бы хороший моряк, правда, неуравновешенный, как и все они здесь. Но это уже дело десятое, главное другое — согласны ли вы. Не ошиблись ли мы в расчетах?

— Я согласен, — сказал Уильям. — Разумеется, первым делом нужно добраться до острова и убедиться в наличии руды, и вы, как мне кажется, нашли оптимальный способ сократить расходы.

— Мое мнение вам вряд ли интересно, — начала Терри, не слушая заверения в обратном, — но я тоже считаю, что вы все делаете правильно. И я тоже хочу взглянуть на шхуну. Почему я не могу отправиться с вами на поиски острова?

— Вот увидите шхуну, сразу поймете, — буркнул Рамсботтом. — Хотите целый месяц, а то и больше кормить блох бок о бок со мной и парочкой китайцев? Сомневаюсь. Но шхуну посмотрите непременно.

— Какие у нас дальнейшие планы? — поинтересовался Уильям.

— Вздремнуть часок-другой, — тут же откликнулся Рамсботтом.

Коммандер, кивнув в знак согласия, добавил, что в Папеэте лучше ехать попозже. До бунгало все добрались как раз вовремя, потому что солнце вдруг померкло, небо заволокло мрачной пеленой, и на землю обрушился ливень, пронзая крыши и листву блестящими прозрачными копьями.

Когда они отправились в город, солнце уже снова палило что есть мочи. Воздух был напоен ароматами тиаре, дурмана, гардений и жасмина. Бабочки порхали, словно крылатые лоскутки бархата. Пики хребта Диадем отливали фантастической голубизной, а верхние долины словно курились в солнечном свете. Зелень казалась еще зеленее и свежее, будто только что проклюнулась. Вдоль дороги то и дело мелькали какие-то серые тени — при ближайшем рассмотрении оказавшиеся сотнями сухопутных крабов, которые выглядывали из своих нор и стремительно прятались, словно испуганные горожане во время революции.

— Вот где настоящее засилье китайцев, — заявил Рамсботтом, когда они дошли до города. — И судя по всему, плодятся как кролики.

Китайцев вокруг действительно было много. На каждом шагу попадались китайские лавки, ресторанчики, ателье и прочие заведения. Однако даже при таком обилии азиатов Папеэте не выглядел ориентальным. Местами — куском улицы, административным зданием — он напомнил Уильяму французский провинциальный городок, а в остальном предпочитал оставаться самим собой — разросшейся деревней, утопающей в пышной зелени. В ней пестрели яркие граммофончики гибискуса — от бледно-розового до густо-алого, — желтые и белые цветы имбиря, разноцветные канны и циннии, а кое-где пламенели, словно закат, багряные деревья — делониксы. Живописные трущобы в оранжерее, вступительная сцена из оперетки с настоящими запахами, настоящей землей, настоящими язвами, какофонией из ленивого перебора гитарных струн и резких автомобильных гудков; шумный, распущенный, удивительный, раздражающий и восхитительный город — вот каким был Папеэте.

— Я непременно должна что-нибудь себе купить! — воскликнула Терри.

Коммандер рассмеялся:

— Куда же без этого. Тропики всегда так действуют. Что ж, не отказывайте себе в удовольствии.

— Все равно понадобится, — проговорила Терри задумчиво и скрылась в лавке.

— Здесь не всегда такие толпы, — заметил коммандер, пока они ждали Терри. — Просто сегодня пароходный день, поэтому народу привалило.

— Я, кстати, хотел раздобыть себе хлопковых сорочек и брюк, — вспомнил Уильям. — Где искать хорошие?

— У китайцев, их никому не переплюнуть, — порекомендовал коммандер. — Загляните пока вот сюда, а я дождусь мисс Райли.

Рамсботтом пошел вместе с Уильямом в китайскую швейную мастерскую, где сидели и что-то шили трое улыбающихся азиатов, а четвертый, улыбаясь еще шире, стоял за стойкой.

— Ходи одёжу, понимать? — спросил полиглот Рамсботтом.

Китаец растянул рот до ушей и показал на Рамсботтома, который, покачав головой, кивнул на Уильяма со словами: «Ходи рубаху, ходи штаны» — и для пущей убедительности ткнул своим пухлым пальцем сперва в рубашку, потом в брюки Уильяма. Портной подозвал одного из подручных, тот, бросив свое шитье, снял с Уильяма мерки и нанес на огромный лист бумаги, словно плакат собрался рисовать. Договорились о цене (сущие гроши), выбрали ткань, потом с помощью короткой пантомимы, сдобренной несколькими «ходи» от Рамсботтома, а также тычками в часы и календарь, условились, что все должно быть готово за два с половиной дня. Кивая и улыбаясь, словно заводные болванчики, Уильям и Рамсботтом вышли из мастерской. Уильям был в восторге — вот она, колониальная торговля, вот она, романтика Южных морей!

Мимо прошел вприпрыжку мальчуган. Симпатичный веселый мальчуган со смуглой кожей цвета старого золота, в одной розовой потрепанной рубашонке. В руках он держал ломоть дыни добрых восемнадцати дюймов длиной, невероятного оттенка давленой земляники. Только теперь Уильям вспомнил, что именно здесь, на Таити, писал свои картины Гоген.

Терри восторгалась не меньше — блеск в ее глазах видно было с противоположного тротуара. Она, как ребенок, готова была восхищаться всем и вся, и от этого сияла сама еще сильнее, словно гостья с эфирной, пронизанной светом планеты, и Уильям смотрел на нее со счастливым обожанием.