Уильям Сароян - Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Гомер Маколей встал, подошел к пишущей машинке и вынул недописанную телеграмму. Он подколол ее копию в положенное место, сложил оригинал и сунул его в конверт. Конверт он спрятал в карман пиджака. Спенглер подошел к рассыльному и обнял его за плечи.

— Пойдем, Гомер, — предложил он. — Погуляем.

Они вышли из конторы и два квартала молчали. Наконец Гомер заговорил:

— Что мне теперь прикажете делать? — спросил он спокойно и даже ласково. — Просто не знаю, кого ненавидеть. Все думаю, думаю, кто бы это мог быть, и не понимаю. Не понимаю. Что же делать? Как человеку жить? Кого-нибудь можно любить?

Навстречу им по улице шли Агги, Энук, Шэг и Ники. Мальчики поздоровались с Гомером, и он поздоровался с каждым из них по очереди, назвав их но именам. Спускался вечер. Солнце заходило, небо было алым, на город спускалась тьма.

— Кого ненавидеть? — спрашивал Гомер. — Не знаю. Меня сбил с ног Байфильд, когда я участвовал в беге с препятствиями, но я не могу ненавидеть даже его. Такой уж он человек, ничего не поделаешь. Не пойму, как это получается. Не пойму кто все это творит. Ну просто никак не соображу. Одно только я хотел бы знать: как это могло случиться с моим братом? Вот и все, что мне надо знать. Ничего подобного со мной еще не бывало. Когда умер отец, все было иначе. Он прожил хорошую жизнь. Вырастил хороших детей. Мы очень горевали, когда он умер, но нам не было обидно. Теперь мне обидно, а я не знаю, кто меня обидел. Кто этот враг? Вы его знаете, мистер Спенглер?

Прошло немало времени, прежде чем управляющий телеграфной которой решится ответить рассыльному.

— Я знаю, что этот враг — не народ, — сказал он. — Будь это так, я сам был бы себе врагом. Народ повсюду одинаков: один народ не может ненавидеть другой — тогда он ненавидел бы самого себя. Да и человек не может ненавидеть людей — они тоже часть его самого, а он часть их всех. А если человек ненавидит себя, у него только один выход: уйти, покинуть мир, оставить других людей. Твой брат не хотел уходить, он хотел жить. И он будет жить.

— Как? — спросил Гомер. — Как он будет жить?

— Не знаю как, — сказал Спенглер, — но я должен верить в то, что он будет жить. Может, он останется в тебе, в твоем маленьком брате Улиссе. В любви, которую вы ему отдали.

— Нет, — сказал Гомер. — Этого мало. Я хочу его видеть. Простите, но я хочу его видеть так же, как хочет мой брат Улисс. Я хочу видеть — вот он ходит, вот он стоит. Чувствовать его запах. Разговаривать с ним. Слышать его голос. Слышать его смех. Даже ссориться с ним, как, бывало, мы с ним ссорились. А где же теперь я его найду? Как бы я его ни искал, я его не найду. Весь мир теперь стал другим. Все люди на земле стали другими. Они потеряли что-то хорошее, стали хуже. И в Итаке все переменялось потому, что мой брат больше никогда ничего здесь не увидит.

Они шли через парк возле тюрьмы, к стадиону.

— Я не буду тебя утешать, — сказал Спенглер. — Да я бы и не сумел. Но помни, что хороший человек не может умереть. Ты его увидишь не раз. На улице. В домах. Повсюду. На винограднике и в плодовом саду, в речной струе и в облаках, во всем, что делает мир для нас желанным. Ты почувствуешь его во всем, что породило любовь, во всем, что создано дня любви, во всяческом изобилии, во всем, что произрастает. Сам человек, его живой образ, может от нас уйти, его могут у нас отнять, но лучшее, что в нем было, остается. Остается навеки. Любовь бессмертна и дает бессмертие всему, что нас окружает. А ненависть умирает ежеминутно. Ты умеешь метать подковы?

— Нет, — сказал Гомер. — Плохо.

— Вот и я не умею, — сказал Спенглер. — Давай сыграем, пока не стемнело?

— Сыграем, — сказал Гомер.

Сойдя с поезда, который привез домой Дэнни Буса и Генри Райсра, хромой солдат пошел гулять по Итаке. Он шел медленно, все разглядывая и разговаривая сам с собой.

— Так вот она какая, Итака! — говорил он. — Вот вокзал железной дороги Санта-Фе, а над ним небо Итаки. Вот кинотеатр «Синема», и жители Итаки стоят перед ним в очереди. Публичная библиотека. Пресвитерианская церковь. Средняя школа и ее спортивное поле. Вот авеню Санта-Клара и продовольственный магазин Ары, а вот и дом! Вот он наконец мой дом.

Солдат долго разглядывал дом.

— Мама и Бесс, — говорил он. — Гомер и Улисс. Мэри в соседнем доме и ее отец, мистер Арена.

Все это подсказывала ему не память, а чувство.

— Итака, моя Итака!

Солдат пошел дальше.

— Вот и парк перед зданием суда. Городская тюрьма: из окон ее выглядывают арестанты. А вот и двое жителей Итаки, которые кидают подковы.

Солдат медленно подошел к ним и прислонился к ограде.

Гомер Маколей и Томас Спенглер молча метали подковы, даже не считая очков. Было уже темно, но они продолжали игру. Заметив прислонившегося к ограде солдата, Гомер вздрогнул. Ему показалось, что он его знает. Гомер подошел к солдату и заглянул ему в лицо.

— Простите, что я на вас так пристально гляжу, — сказал он. — Мне показалось, что я вас знаю.

— Ничего, — сказал солдат.

— Может, вы хотите поиграть? — спросил Гомер. — Я вам с удовольствием уступлю свое место. Правда, уже темнеет.

— Да нет, спасибо, — сказал солдат. — Продолжайте, а я погляжу.

— Кажется, мы с вами не встречались, — сказал Гомер. — Вы здешний?

— Да, — сказал солдат. — Я вернулся домой навсегда.

— Вам больше не придется воевать?

— Нет, — сказал солдат, — меня отпустили совсем. Я сошел с поезда часа два назад. Гулял по городу, снова все осматривал.

— А почему же вы не идете домой? — спросил Гомер. — Разве вы не хотите, чтобы родные поскорее узнали о вашем приезде?

— Да, пойду домой. Конечно, хочу, чтобы моя семья узнала, что я приехал. Потихонечку пойду домой. Но сначала мне нужно было повидать все, что можно. Никак не мог наглядеться. Не верю, что я тут. Вот немножко пройдусь, а потом пойду домой.

Солдат медленно отошел от них, прихрамывая. Гомер Маколей задумчиво посмотрел ему вслед.

— Не понимаю, — сказал он Спенглеру, — но мне почему-то кажется, что я знаю этого человека. Мне неохота больше играть, мистер Спенглер.

И, помолчав, продолжал:

— Что же мне делать? Что я им скажу? Меня ждут дома. Наверняка уже ждут. Я ведь обещал к ужину вернуться. Как я войду в дом и погляжу им в глаза? Они сразу все поймут. Я не хочу им говорить, но я знаю, что они сразу все поймут.

Спенглер обнял Гомера.

— Обожди, — сказал он. — Не ходи домой. Давай посидим. Обожди немножко. Надо, чтобы прошло какое-то время.

Они тихонько посидели на скамейке в парке, не разговаривая. Через некоторое время Гомер спросил:

— Чего я жду?

— Чего ты ждешь? Чтобы часть его, которая умерла, умерла и в тебе. Та часть, которая только плоть. Она приходит и уходит. Это умирание причиняет боль, поэтому потерпи. Когда боль умрет, станет легче. Легче и лучше. На это нужно время, хотя всю жизнь, снова и снова, боль будет возвращаться. Но с каждым ее новым исчезновением ты будешь все ближе и ближе к тому прекрасному, что живет в каждом из нас. Потерпи, и ты пойдешь домой с душой, которая освободилась от смерти. Дай смерти уйти. Я посижу с тобой, пока она тебя не покинет.