Уильям Сароян - Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

В довершение беды откуда ни возьмись выскочила маленькая дворняжка и стала слушать, как бы желая узнать, из-за чего шумит полковник. Как видно, собачонке этот шум не понравился, потому что она вдруг залаяла на полковника. Наверное, она протестовала, но, может быть, и соглашалась с ним. Как бы то ни было, собачонка не хотела подходить ближе и то отбегала немного в сторону, то снова возвращалась и тявкала не переставая. Полковник услышал, что она тявкает, да как гавкнет на нее в ответ. Это еще подзадорило дворняжку, и шум поднялся невероятный… Не знаю, кто лаял громче, собака или полковник — оба старались изо всех сил. В конце концов победил полковник. Собачонка удрала и больше не возвращалась.

С победоносным видом полковник заорал во все горло:

— К черту демократов, я республиканец!

Я-то сам никогда не умел отличать демократа от республиканца, так что мне это было все равно. Вероятно, он действительно был республиканцем, раз так говорил, но ведь, кроме того, он был полковником, вторым по старшинству начальником в нашем гарнизоне, и мне казалось, что ему не следует об этом забывать. Единственный человек старше его по должности быт бригадный генерал, который появлялся только в случае какой-нибудь парадной шумихи — при торжественном открытии нового здания или еще чего-нибудь в этом роде. Мне говорили, что он был воспитанником военной академии в Уэстпойнте. Было ему уже за шестьдесят, войны он никогда не видал, да и не увидит из-за преклонного возраста. Что до полковника, то мне казалось, ему не следует вести себя таким странным образом: с одной стороны, изображать президента, а с другой — тявкать на какую-то жалкую дворняжку.

И так я стоял шагах в двадцати от полковника и слушал. Столько ошеломительных вещей случилось со мной за то время, что я был на посту, и я вдруг подумал, а не застрелить ли мне этого человека — и дело с концом. И какие же дикие идеи рождаются в голове человека, когда он в армии и на свете идет война. Ведь только потому, что у меня в руках заряженная винтовка, а полковник смешал с грязью все то, чему меня учили верить относительно армии, я готов был его застрелить — как будто от этого кому-нибудь станет легче! Я ужаснулся и решил как-то загладить свою вину: я вернусь к полковнику и посмотрю, нельзя ли удержать его от дальнейших бесчинств. А то еще кто-нибудь услышит, как он изображает президента, лает на собаку и поносит демократов. Это может для него плохо кончиться, а может вызвать и еще более безобразные выходки с его стороны. И я подошел к нему и стан перед ним навытяжку. Он все еще продолжал поносить демократов. Говорил, что они лицемеры, менялы, приверженцы епископальной церкви и фашисты. Но после того, как я простоял перед ним навытяжку с полминуты, он замолчат и, казалось, пытайся мобилизовать свой слабый рассудок. Наконец он сказал:

— Рядовой Джексон, вы самый образцовый солдат в нашем гарнизоне, и я с утра поговорю с вашим ротным командиром.

— Есть, сэр, — сказал я.

— А вы с кем намерены поговорить обо мне утром?

— Ни с кем, сэр.

Полковник немного помедлил.

— Вы отличный солдат, рядовой Джексон, — сказал он. — Доброй ночи.

— Доброй ночи, сэр, — сказал я.

Судя по тому, как он зашагал по дороге к казармам, он уже совсем отрезвел.

Не прошло и трех минут, как я опять почувствовал раскаяние из-за моей сделки с Лу Марриаччи и заплакал оттого, что скоро стану лжецом. Я проплакал довольно долго, но потом уже не только из-за этого, но и по другим причинам: и из-за того, что отец мой пропал, и из-за этой прекрасной ночи, среди которой разгуливают такие гадкие полоумные люди, как сержант Какалокович и полковник Ремингтон, вместо людей красивых и умных. А тут еще и Лу Марриаччи, замысливший козни против начальства, чтобы вернуться к своей тоскующей жене, и эта жалкая собачонка, что лает на полковника, вместо того чтобы найти себе друга и пристанище; и Джо Фоксхол, знающий так много о человеческой жизни; и эта звезда в небе, что появилась для одного меня; и тот человек в машине, что едет по шоссе домой к жене, и никто его не схватит за плечо и не скажет: «Ты видел достаточно счастья в жизни — следуй теперь за мной»; тут и то, что президент произнес когда-то речь по радио, и каждый его передразнивает, и все обернулось совсем не так, как он думал…

Черт возьми, для чего существует мир? Что должен делать человек, чтобы спасти свою душ? Когда он будет наконец располагать достаточным временем, чтобы достичь покоя, красоты, любви и правды? Каким образом кто-нибудь вроде меня, рожденного некрасивым и глупым, может стать красивым и умным?

Вскоре подошел грузовик, с него соскочил новый караульный, и мы с ним проделали всю эту дурацкую церемонию по сдаче и приему поста. Я проводил его вокруг участка, потом влез на грузовик и сел рядом с Джо Фоксхолом, который курил сигарету. Я тоже достал сигарету, прикурил, и грузовик двинулся по дороге к казармам.

— Ну, что поделывал? — спросил Джо.

— Ничего особенного.

— На небо смотрел?

— Ну конечно.

— Понравилось?

— Еще бы.

— Думал о чем-нибудь?

— Так, немножко.

— О чем, например?

— О том, как печальна судьба человека.

— Почему вдруг такие мрачные мысли?

— Не знаю. Просто так.

— Окликать пришлось кого-нибудь?

— Раза два. А тебе?

— Славу богу, ни разу.

— Почему слава богу?

— Кто я такой, чтобы спрашивать, кто идет? Я иду, вот кто. Всякий раз — Я. Ждать устал?

— Немножко.

— Спать хочется?

— Ни чуточки.

— Я тоже думаю пока не ложиться. Песни старые пел?

— «Валенсию».

— Молитвы читал?

— «Отче наш».

— Вспоминал прежнее время, старых друзей?

— Детство вспоминал. И отца.

— Посмеялся над чем-нибудь?

— Немножко.

— Поплакал?

— Что?

— Поплакал, говорю? Про себя или на самом деле?

— И так и сяк.

— О чем?

— Обо всем понемножку.

— Я тоже, — сказал Джо. — Собачонка не прибегала, не заводила дружбы?

— Ага. А к тебе?

— Ага, — сказал Джо.

— Почему это у них так странно? — спросил я.

— Что ты хочешь сказать?

— Почему собаки с одними заводят дружбу, а с другими нет?

— Они готовы завести дружбу со всяким.

— Говорят, они избегают тех, кто не так пахнет.

— Нет таких людей на свете, которые не так пахнул, — сказан Джо.

— Ну, может, не так пахнул на их собачий вкус.

— Может быть, — сказал Джо. — Только не стоит судить о людях на собачий лад. У нас свой, человеческий запах.

— Возможно.

Мы приехали в караульное помещение, попили кофе с бутербродами, долго сидели и разговаривали. Потом растянулись на койках и уснули. Незадолго до шести нас разбудили, разведай опять на трудовике по постам, и мы простояли еще два часа в карауле.