Алан Милн - Слишком поздно

Все они были очень славные. Приехал на Рождество Кен, проходивший практику в юридической конторе в Уэймуте, и мы веселились вовсю. Однажды, когда Кен уже уехал, я случайно застал Гиту в муках творчества. Я подумал, что им задали какое-нибудь сочинение на лето, а оказалось, что она пишет письмо Кену. Я сказал: «Что тут трудного? Не знаешь, как слово какое-нибудь пишется?» Она вытерла испачканные в чернилах пальцы, убрала высунутый от усердия кончик языка и ответила, что сочиняет стихи. «Ой, Алан, помоги, пожалуйста! Ну никак не рифмуется».

Я посмотрел, что у нее пока получилось. Тема была выбрана удачно — такое дружеское поддразнивание, а вот исполнение хромало. Я подправил размер, сгладил самые заметные корявости и подобрал парочку рифм. То, что вышло, Гита переписала своей рукой и отправила Кену. Через несколько дней пришел ответ, который меня удивил: стихи в подлинном стиле Калверли [19] Чарлз Стюарт Калверли (1831–1884) — английский поэт, считается родоначальником «университетского юмора». Его называли королем пародистов. Интересно, что при рождении его фамилия была Блейдс (ниже Милн рассказывает о своей пьесе, главный герой которой носит эту же фамилию). Дед Калверли в 1807 г. сменил фамилию на Блейдс, а отец, преподобный Генри Блейдс, вновь поменял ее на прежнюю. . Я и не знал, что Кен так умеет. В конце он прибавил: «Я все сочинил сам. Спорим, тебе помогали?»

Тогда я написал ему уже от себя и признался, что мы с Гитой работали в соавторстве. Желая показать, на что я способен, я вложил в конверт издевательские оды всем четверым нашим приятелям.

Из своего первого опыта юмористических стихов я помню всего несколько строчек — часть оды к Ирме, добродушной толстушке. Мы все ее очень любили.

Стихи вполне традиционные, если не считать злоупотребления таким поэтическим приемом, как анжамбеман. Но подобные вольности меня тогда смущали так же мало, как нынешних авангардных поэтов.

Кен удивился не меньше моего. «Боже правый, ты тоже умеешь!» — написал он мне. Засим последовало неизбежное: «Дафай фместе». И мы два года сочиняли шуточные стихи.

Сочинять шуточные стихи в соавторстве проще, чем это может показаться на первый взгляд. Здесь я не имею в виду ту легкость, о которой говорил еще один выпускник Вестминстерской школы, Уильям Купер, похваляясь, как легко написал «Джона Гилпина». Купер ничего не знал о легком жанре. Для него шуточные стихи — всего лишь стихи несерьезные и, следовательно, не требующие большого труда. Я же хочу сказать, что сочинение шуточных стихов предоставляет больше простора для сотрудничества, чем можно ожидать. Дело в том, что шуточное стихотворение, подобно сценическому диалогу, можно совершенствовать бесконечно, подыскивая еще более подходящие слова, еще более естественный поворот фразы. При этом рискуешь потерять всякое чувство пропорции, и вот тут-то появляется твой соавтор и подсказывает единственно верное слово.

Само собой, я не помню сейчас всех подробностей нашей совместной работы и не могу сказать, какие строки обязаны своим существованием вдохновению Кена, а какие — моей доводке. Могу привести два примера, показывающие, как мы удачно дополняли друг друга. Пусть даже технические тонкости не столь интересны для читателя — по крайней мере они показывают, какого рода стихи мы сочиняли.

Первое стихотворение было опубликовано в школьном журнале лимпсфилдского дяди. Начиналось оно так:

И далее в том же духе. Часть каникул я провел у Кена в Уэймуте, и эти стихи мы сочиняли в прямом смысле вместе, а не по переписке. Общая идея стихотворения, конечно, стара как мир. Насколько я помню, первую и четвертую строфы набросал Кен, другие две — я, но отшлифовывали мы их совместно. Сейчас я прошу вас обратить внимание на третью строфу.

В первой версии, которую мы считали окончательной, вторая, третья и четвертая строчки выглядели так:

Я до сих пор не уверен, что начало третьей строчки в результате наших стараний стало лучше. Знаю только, что спорили мы до хрипоты. В первом варианте есть некая чарующая монотонность, удачно передающая однообразие скучной утиной жизни. Но мне нравится перебивка ритма во второй редакции — и легкий оттенок удивления: вот, мол, даже и в смерти не получилось уйти от себя. По-моему, Кену больше пришелся по вкусу первый вариант, мне — второй. Кен как автор скромно отступал в сторону, позволяя жизненной трагедии развиваться своим чередом, а эгоист Алан вторгался со своими комментариями в ход событий, придавая им личностный оттенок. Впрочем, авторский комментарий в явном виде появляется в конце строки:

Нам это казалось ужасно смешным и ироничным, пока дотошный Кен не заметил, что природное не может быть чудесным — тут внутреннее противоречие. Я с неохотой признал его правоту, жалея, что сам не додумался, особенно когда Кен предложил на замену идеальный вариант: «непостижны». Теперь настала моя очередь самоутверждаться. Я сказал, что выражение «несчастная утка» не совсем удачно. В нем есть оттенок обреченности — когда спасения нет, опускаются руки. Гораздо смешнее, если утка постоянно тщится стать жаворонком и постоянно терпит фиаско, однако все-таки не теряет надежды. Тут нужно что-нибудь вроде «прекрасная», или «достойная», или… О! Нашел: «дерзновенная». «Дерзновенная утка, доныне ты сердцу мила», — повторяли мы вновь и вновь со всем пылом восторга.

Вот еще пример — стихи, которые мы опубликовали в журнале «Гранта», когда я учился в Кембридже (написанные, кстати, тем же размером). Речь в них шла о том, как молодой джентльмен космополитического склада признается в любви.