Заклятие даоса

— Жена, я приехал! — бросился к ней Юйвэнь, но женщина не обратила на него ни малейшего внимания.

«Может быть, мне все это снится?» — подумал Юйвэнь и пошел вслед за женой. Вошел в дом и видит: госпожа Ван поставила свечу на стол, достала его письмо и золотой шпилькой, которую она вынула из волос, вскрыла конверт. Странно, но в нем лежало совсем не письмо, а чистый лист бумаги. Усмехнувшись, госпожа Ван взяла кисть и написала на листе такие строки:

Написала, вложила послание в новый конверт и шпилькой стала снимать нагар со свечи. Тут шпилька случайно уколола Юйвэня в щеку, он в испуге отпрянул… и проснулся. Оказалось, что все это время он спал, а свеча успела уже догореть до конца. Взгляд его остановился на столе, на котором он увидел свое письмо. Значит, он отправил домой не его, а чистый лист бумаги. Юйвэнь взял листок и записал сочиненные накануне стихи.

На следующее утро слуга Ван Цзи принес письмо от жены. Вскрыв послание, Юйвэнь обнаружил те самые четыре строки, которые видел во сне. Юйвэнь тут же сложил вещи и отправился домой.

Случай, который мы здесь рассказали, можно назвать историей о письме, с которым произошла ошибка. А сейчас мы поведаем другую — о письме, посланном со злым умыслом. Речь пойдет о некоем господине, который однажды сидел с женой дома, и тут один человек передал супруге записку. Именно из-за нее произошла та удивительная история, о чем мы и хотим поведать в нашем рассказе. А покуда послушайте стихи:

А вот еще одно стихотворение, написанное на мотив «Куропатка». В нем воспевается некая красавица:

В Восточной столице Кайфыне, в Финиковом переулке, проживал господин по фамилии Хуанфу, а по имени Сун, служивший вестовым в левом приказе дворца. Было ему от роду двадцать шесть лет, а жене, по фамилии Ян, — двадцать четыре года. В доме жили только они вдвоем, если не считать, конечно, тринадцатилетней служанки по имени Инъэр. В то время, о котором идет речь, Хуанфу только что вернулся с границы, куда он отвозил одежду для солдат. Приехал он к Новому году.

У входа в Финиковый переулок стояла крохотная чайная, хозяина которой звали Второй Ван. Был полдень, и торговля уже кончилась.

Вдруг в чайной появился человек. Его облик можно описать так:

Когда незнакомец уселся за стол, хозяин чайной Второй Ван, поприветствовав гостя, поднес ему чашку чая.

— Я посижу здесь немного, подожду знакомого! — проговорил мужчина, отхлебнув из чашки.

— Милости просим! — ответствовал хозяин.

Через какое-то время у чайной появился парень — торговец с блюдом.

— Пирожки-перепелочки! Продаю пирожки-перепелочки! — заголосил он.

— Эй! — посетитель в чайной сделал ему знак рукой. — Иди сюда, я покупаю!

Торговец Сэнъэр, что значит Монашек, вошел в чайную и, поставив на стол блюдо, стал нанизывать пирожки на бамбуковую палочку.

— Отведайте, господин! — Монашек высыпал на стол щепотку соли.

— Сейчас попробую… У меня будет к тебе одна просьба…

— Да, господин?

Мужчина показал на четвертый дом в переулке.

— Знаешь, кто там живет?

— Как не знать? Там живет Хуанфу, вестовой из дворца. Он отвозил амуницию на границу и только вернулся.

— А кто у него еще в доме? Сколько у них человек в семье?

— Кроме вестового его жена, да еще девочка-служанка.

— Жену его знаешь?

— А как же! Я ведь бываю у них. Сама-то она почти не выходит, но иногда зовет меня в дом, когда хочет купить товар. А зачем она вам?

Мужчина вынул из-за пояса украшенную золотом коробку и вытряхнул на блюдо около пятидесяти монет. При виде денег Сэнъэр чуть не задохнулся от радости.

— Приказывайте, ваша светлость, что надобно сделать! — воскликнул он, почтительно сложив руки у груди.

— Дело вот в чем. — Незнакомец вынул из рукава халата чистый лист бумаги и стал завертывать в него пару серег, две коротких золотых шпильки и записку. — Все эти вещи вместе с запиской отдашь женщине, о которой мы с тобой говорили, но только не передавай хозяину. Встретишь ее, скажи, что некий, мол, господин дарит ей эти вещи и надеется, что она их примет. Ну, иди, а я подожду тебя здесь.

Сэнъэр поставил блюдо на прилавок и со свертком в руках направился по проулку к нужному дому. Подойдя к жилищу Хуанфу, он раздвинул занавес из темных бамбуковых трубок и заглянул внутрь. В это время вестовой сидел на стуле, как раз напротив двери. Заметив, что парень, едва заглянув в комнату, испуганно отпрянул прочь, Хуанфу сердито крикнул:

— Чего тебе, парень?

Его окрик был столь грозен, что его можно выразить лишь такими словами:

Торговец что-то ответил и быстро пошел прочь. Хуанфу в два прыжка догнал его и, схватив за полу халата, спросил:

— Эй, парень! Почему ты, едва увидев меня, вдруг убежал? Отвечай!

— Один господин просил передать вещи вашей супруге… а вам отдавать не велел.

— Что за вещи?

— Не спрашивайте, все равно больше ничего не скажу!

Хуанфу изо всей мочи треснул парня кулаком по макушке.

— А ну, давай по-хорошему! — заревел он.

Получив затрещину, Монашек тотчас вытащил из-за пазухи сверток.

— За что меня стукнули? — недовольно проворчал он. — Мне приказано отдать жене, а не вам!

Хуанфу вырвал у парня сверток, развернул и увидел пару сережек, две золотые шпильки и письмо. Вестовой развернул письмо и прочитал: «Преисполненный трепета, я вновь с поклоном обращаюсь к молодой госпоже. Сегодня, когда весна только вступает в свои права, я с почтением желаю вам всякого благополучия. Несколько дней назад я был осчастливлен приглашением на чарку вина, и воспоминания об этой сладчайшей минуте с тех пор ни на миг не покидают меня. Однако сейчас одно мелкое и неожиданное дело не позволяет навестить вас. Вот почему я пишу небольшое стихотворение под названием „Излияние чувств“, которое преподношу вам, уповая на то, что вы милостиво его прочтете.