Конрад Эйкен - День-день!

Мисс Рукер смущённо засмеялась. Поразительное замечание!

— Да, — ответила она как бы неуверенно. — Мне кажется, я вас понимаю.

— Ну, конечно, понимаете. Иначе, зачем природа наградила вас этими чёрными глазами соблазнительницы, мисс Рукер! Ха–ха–ха!

— Думаю, ничто человеческое мне не чуждо, — ответила мисс Рукер со сдавленным смешком.

Разве у нее, в самом деле «глаза соблазнительницы»? Она хотела внимательно рассмотреть их в зеркале, но боялась, что миссис Олдкирк заметит. Трень–трень–трень–трень — пели сверчки. Что они делают и где они сейчас? Может, мисс Лейвери пошла вздремнуть? Или они уехали на машине?.. Руки стали уставать.

— Скажите мне, мисс Рукер, как женщина женщине, что вы думаете о мужчинах? — миссис Олдкирк открыла серые глаза и лениво улыбнулась.

— Ну, они мне нравятся, если вы об этом.

— Ещё как, наверно! Вы очень молоды. Сколько вам лет, скажите, если не секрет?

— Двадцать четыре.

— Ну, конечно. Вы так молоды. Так удачливы… Но подождите лет четырнадцать. Вот тогда посмотрим, что вы будете думать о мужчинах.

— Разве тогда они станут казаться другими?

— Они не станут казаться, девочка моя, а просто станут. Это сейчас, пока вы так молоды, они кажутся. Вы поймёте их потом, вы их раскусите. И тогда, — о, Господи, — вы захотите уничтожить их всех. Такую мерзость!

Мисс Рукер почувствовала, что краснеет.

— Что вы, я уверена, они совсем не так уж плохи!

— Ах вы, защитница дьявола! И не пытайтесь, мисс Рукер, их защищать… Все они — мразь… Нет, конечно, я не утверждаю, что не встречаются иногда милые старички–священники… Но если вспомните песенку: «И дьячишка, и прелат покружиться в танго рад»… От этого не уйти. Нет такого мужчины, которому я доверилась бы на хоть на полцента… Но, конечно, я обожаю, чтобы причёску мне делал мастер–мужчина! Ха–ха–ха!

… Миссис Олдкирк издала какой‑то странный, слабенький и горький смешок. Она взглянула на себя в зеркало, раскрыв губы: так, чуть презрительный контроль со стороны. Потом, расслабившись, она добавила:

— Послушайтесь моего совета. Никогда не выходите замуж: это западня и разочарование.

— Ну, почему же, мне бы очень хотелось выйти замуж!

— Вы выйдете, обязательно, выйдете!.. Могу только пожелать, чтобы вам повезло больше, чем мне…

Мисс Рукер замолчала, смущённая.

— Скажите, Берт, мой муж, с вами не заигрывал? Не бойтесь сказать правду — вы ведь знаете, что это не имеет никакого значения!

— Откуда вы взяли — ничего подобного.

— Даже, если так, вы бы мне вряд ли сказали. Ну, если пока не заигрывал, значит ещё будет… Дайте ему время!

— Боже мой! Что вы такое говорите!

— Я вас шокировала?.. Просто знаю его, как облупленного… Несчастный старый сатир…

— Знаете, наверно!

— Знаю, знаю… Никаких принципов — ни крупинки. Одного только в нём никогда не могла понять: за что он так не любит мисс Лейвери? Ха–ха! Вот почему я взяла её в экономки.

Миссис Олдкирк опять закрыла глаза, слабо улыбаясь. Рассказывать о таких вещах ей, посторонней! Что с ней стряслось? Мисс Рукер была напугана такой откровенностью… А мистер Олдкирк и мисс Лейвери катались в полночь на лодке и говорили, говорили, говорили, когда все уже давно пошли спать… А те шаги в прихожей и долгий страстный шёпот — разве это не был голос мисс Лейвери?.. Всё так необычно. Она ещё никогда не жила в таком странном месте. Она вспомнила о происшествии на воде, о том, как мисс Лейвери хлопнула резиновой шапочкой по двери и сказала: «Я знаю, почему ты это сделала!«… Да, миссис Олдкирк может отпускать в адрес Берта какие угодно колкости, но что касается её самой…

— Думаю, хватит пока, спасибо вам мисс Рукер… Вы, конечно, не забыли о холодном чае?

— Конечно, не забыла.

— Вы знаете, где сейчас мистер Олдкирк и мисс Лейвери?

— Нет, думаю мисс Лейвери отдыхает у себя внизу.

— Ну, хорошо — тридцать три… Будьте добры, поднимите, пожалуйста, мой журнал. Он упал…

Мисс Рукер спустилась по ракушечной тропке и медленно побрела по горячему пляжу. Она опустилась на тюфяк сухих водорослей в тени обрыва. Водоросли были ещё тёплыми и густо пахли морем… Трень–трень–трень–трень… Значит, у неё глаза соблазнительницы? В самом деле! Может, в них вправду больше чар, чем она подозревала? Она улыбнулась. Может быть, мистер Олдкирк… сердце в ней застучало, она открыла книгу, и шрифт на мгновенье сладостно поплыл перед глазами.

IV.

— Доброй ночи! — попрощалась мисс Рукер.

Когда она выключала свет и закрывала дверь, дорожные латунные часы стали бить десять. С подносом она спустилась по лестнице. Лампа на столике в гостиной горела, книга была открыта, стоял запах сигаретного дыма, но в комнате никого не было. Тёплый ветер пел в оконных сетках и шевелил страницы книги. Куда они делись? Она чувствовала себя подавленной.

Жутко — жутко! Она не останется здесь больше — ни дня. Ни часа… «Мистер Олдкирк, я хочу поговорить с вами: я чувствую, что не могу больше оставаться здесь…» Станет ли он уговаривать её остаться? Скорее всего, не станет… Они, должно быть, на пляже, во всяком случае, не на веранде, иначе бы она их слышала. Она отнесла поднос на кухню, толкнула распашную дверь. Мери и Хильда стояли рядом у окна и всматривались в темноту. Хильда хихикала. Они за чем‑то следили, стояли тихо и напрягшись.

— А он, а он, — говорила Мери тихо и возбуждённо, — он её целует. Видишь, как близко их головы.

— Ох, что тут делается, — удивлённо тянула Хильда. — Надо же!.. Я бы тоже так, знаешь…

— Смотри! Видишь?

Мисс Рукер отпустила дверь. Створка хлопнула, и девушки вздрогнули. Хильда покраснела, а Мери хмуро взглянула.

— Кто там кого целует? — спросила мисс Рукер, переводя злой взгляд с одной на другую. Хильда, всё ещё красная, откинула назад со влажного лба прядь светлых волос и смущённо ответила:

— Мистер Олдкирк мисс Лейвери, мисс.

— Ай–ай–ай, как вам не стыдно подглядывать?

— А мы не подглядывали. Прямо посреди пляжа под светлой луной — это они нам сами себя показывали.

Мисс Рукер поставила поднос и вернулась в гостиную. В висках у неё стучало. Что же ей делать? Бессовестные — прямо на глазах у прислуги. Стыд какой… Она должна что‑то сделать — да, да, обязательно должна! Она вышла на веранду, громко хлопнув дверью. Может быть, они услышат её, хотя в глубине души она надеялась, что не услышат. Она спустилась по тропке и, подходя к пляжу, к водорослям в лунном свете, стала насвистывать. Она шла к лодке. Что она им скажет? Она не знала. Но что‑то скажет, что‑то короткое и злое. Луна ясно очертила их фигуры. Они, вероятно, её услышали, потому что отодвинулись друг от друга, и мистер Олдкирк зажёг сигарету. Они сидели, прислонившись к лодке.