Айрат Галиуллин - Тигры и земляника

Пацаны почувствовали неладное, круг попятился. Третий из компании – его, кажется, звали Колян… или Костян? – развернулся и рванул в подворотню. Догнать его и в повалить прыжке оказалось делом трех секунд. Мои кулаки замолотили по его лицу, я бил, бил, бил… пока меня не оттащили.

Черт, картина и сейчас перед глазами. Звереныши, просто звереныши.

Волчата.

Однако цель была достигнута. Я взял на себя ответственность и добился задуманного.

Следующие четыре года – сплошь уличные бои. Через день, каждый день, иногда – по два раза. На дощатой веранде детсада, где под ногами хрустел натасканный малышами песок. За гаражами, среди засохших кучек и обрывков газет. За школой, в грязи футбольного поля. В поросшем ивняком овраге, что в конце пустыря.

Драки. Махачи. Мочилово.

Возраст не имел значения, физическая сила не имела значения, численное преимущество не имело значения. Соблюдались неписаные, но жесткие правила:

В чужом районе против троих стоять, от четверых можно убегать. Для пацана это не западло.

Идти с монтировкой или кастетом против невооруженного нельзя.

Сборы район на район – святое.

Ходить с пионерским галстуком или комсомольским значком – западло. И мы ходили без, стиснув зубы перенося упреки родителей и разносы завуча.

Такой своеобразный «кодекс самурая». Буси до.

Хвастаться шмотками – западло. Воровать у своих – крысятничество. Отнимать деньги у чужих – можно.

За базар отвечать.

Все, что с тобой происходит – твоя ответственность. Не жалуйся, не хнычь, что тебя… они… так получилось… Все, что происходит в твоей жизни, ты создаешь сам. Своими руками.

Я это понял вовремя.

Однажды весной нас, старшеклассников, повезли на экскурсию в Ленинград. Во время одной из стоянок пацан из девятого «Б» по кличке Сало зацепил на перроне проходившего паренька. Тут же налетела местечковая братва, Сала заорал «Казанских бьют!», и мы тоже высыпали из вагона.

Мгновенно завязалось месилово. Учителя квохтали, боясь подойти ближе, а со всех сторон на подмогу к своим бежали местные.

Нас теснили к концу перрона, когда в сторону противников полетела «бомбочка» – баллончик для сифона, набитый серой от спичек. Громко хлопнуло, кто-то из местных заорал: «Шухер, пацаны, у них стволы!», и толпа мгновенно рассыпалась.

Я почти не пострадал, а Мурзилке в суматохе досталось.

- Ну и зачем это было нужно? – спросил я, когда поезд тронулся.

Мурзилка давил на пипку умывальника, подставляя ладошки под жидкую струю воды. Кровь из разбитого носа капала на мутную нержавейку раковины.

- Не знаю, – ответил Мурзилка, удивленно скосив на меня заплывающий глаз.

Он действительно не знал. Не думал об этом.

- Не знаешь? – переспросил я. – Вот и я тоже.

Унитаз с педалью, что открывает днище. Облупленная амальгама зеркала. Полочка под зеркалом, в пятнах от зубной пасты.

- Ну ты чо? – Мурзилка выпрямился. – Тебе больше всех надо?

Кровь капнула на синий гэдээровский блейзер.

- Ладно, держи платок. Намочи и приложи к носу.

Именно тогда, в поезде, в свои пятнадцать лет, я впервые понял, что не похож на других ребят. Они не думали, не рассуждали, жили по строгим правилам закрытого мирка. Я же остро ощутил потребность… Выйти за рамки? Устанавливать свои правила?

«Тебе больше всех надо?»

Настоящий игрок всегда играет по своим правилам. И не важно с кем и в какую игру.

Есть те, кто устанавливает правила – их подавляющее меньшинство… меньшинство, которое подавляет. И есть те, кто по ним живет. Нарушать правила нельзя никому.

Разве что тем, кто их устанавливает.

В любой системе есть свои границы. И в большинстве случаев они только в головах играющих. Многие бились над Гордиевым узлом, Александр Македонский поступил по-своему – и решил задачу.

В Европе пользуется популярностью зоопарк, где хищники гуляют на свободе. Вместо заборов, ограждающих зрителей, кусты. За ними – снаружи – ров. Со стороны зверей землю за кустами не видно. Хищники не видят, куда приземляться после прыжка.

И поэтому – не прыгают.

Нарушающий закон всегда рискует. Но выигрывает только тот, кто готов нарушить, обойти, выйти за границы, сделать неожиданный ход.

Сыграть по своим правилам.

Разумеется, желательно выяснить, как действуют остальные: прежде чем нарушить каноны, надо их узнать. Плохо, когда играешь втемную – делаешь ход, не зная правил, не зная противника, не зная игрового пространства.

Тогда ты – просто пешка.

Меня это выводит из себя.

Продолжим наши забавы, дружище?

Я вот хотел спросить – ты меня как представляешь? Ну, внешне? Сдается, что по моей речи привиделся тебе этакий тинейджер или студент с румянцем во всю щеку. А вот и ошибочка! Я уже реликт. Моей дочери знаешь сколько?

Сколько?! Да ты гонишь, дружище! А пятнадцать не хочешь?

Или вот так спрошу, еще страшнее – а знаешь, сколько лет я был женат? Пребывал в законном – простите, если что не так – браке? Столько люди не живут! И после такого недетского количества лет Ленка приходит сюда, в дурку, осматривается и молвит, красна девица…

Ты пойми, дружище, она меня специально из себя выводит. Обидно же, блин – «Вот ты и дома!»…

О, идея! Сейчас отомщу. Я про нее хайку написал, вот здесь и опубликую. Пользуясь случаем, хочу передать привет жене и всей деревне Хрюнделеевке…

Итак, хайку:

Спасибо тебе!

Познал бы я разве счастье

Когда б не развод?..

А, ну как?! Получай, фашист, гранату!

Кажется, меня немного в сторону увело. Я же внешность свою хотел описать, чтобы тебе, дружище, было легче со мной общаться. Через время, через расстоянье…

Все говорят, что я похож на Дольфа Лунгрена. Ну, знаешь, мужественный подбородок, пронзительные глаза, мышцы там… Да, парень я крепкий, чего уж скрывать… (Ботан, я прям слышу, как ты ржешь, когда запись слушаешь. А ну кончай скалиться!). Ладно, ладно. Все, что тебе надо знать обо мне, дружище – я высокий и немного сутулюсь. Баста.

Помнишь, я про армию рассказывал? Так вот, эти орлы, ну, служаки мои, из Рэмбо хотели меня в Шланга переименовать. За пропорции. Я, конечно, худой был, но развернуться им не дал. Нет уж, если не Рэмбо, то Виргусом зовите. Так привычнее. И не смотрите, что худой, зато жилистый. И по шеям накостыляю – мало не покажется.

Да, еще из отличительных моих черт – хвост. Не в смысле – сзади, как у кобеля, а… Ну, то есть, сзади, конечно… Нет, дружище, так не пойдет. Давай прервемся, пока Ботан там не лопнул окончательно.

В хвост я собираю волосы, а ты что подумал? Что если я в дурке, то мне хвосты мерещатся? Я многое вижу, дружище, но не хвосты. Хотя, между нами, девочками, уж лучше бы я видел их.