Джон Апдайк - Иствикские вдовы

— Это было так давно, — сказала Сьюки и, запинаясь, продолжила: — Астачот, Адонаи, Агла — эти трое начинаются с «а», потом Он, Эль, Тетрагамматон, Шема, Аристон, Анафаксетон… Лекса, этого Ей вполне достаточно для свиты.

Молчание. Черные окна. Маленькие трепещущие свечные фитильки, протапливающие себе ямки в цветных восковых барабанчиках и источающие тошнотворный аромат, который перебивает любой другой запах, какой бы ни исходил из нечестивых промежностей распутниц, от гнезд некогда густых и упруго-курчавых, а ныне ставших жидкими и седыми волос, этих лобковых часов, которые десятилетие за десятилетием, невидимые под бельем, тикают, отсчитывая время.

— Богиня, ты здесь? — высоким голосом воззвала в тишине Александра. Она снова позвонила в колокольчик и после небольшой паузы спросила двух остальных: — Вы чувствуете вибрацию?

— Честно говоря, нет, — призналась Сьюки.

Джейн, все еще лелея надежду ради себя самой, рискнула ответить:

— Я не уверена.

— Мы не должны Ее торопить, — вежливо, словно бы извиняясь, произнесла Александра и снова позвонила в колокольчик, потом еще.

— Я определенно что-то чувствую. Ее! — горячо воскликнула Джейн. — У меня появилось отчетливое теплое ощущение, что все будет в порядке. Я в Ее руках!

— Хорошо, — нараспев сказала Александра, успокаивая ее, — хорошо. — Она закрыла глаза, чтобы лучше настроиться на прием. Это напоминало радио: одна станция, работающая на близких волнах с двумя другими, с которых слабо наплывает музыка, какая-то мелодия, прорывающаяся сквозь помехи статического электричества. — Внутри каждой из нас, — речитативом модулировала Александра, — существуют препятствия и запреты, которые связывают нас и тянут вниз, мешают нам быть свободными. Богиня, развяжи эти путы.

Молчание. Внизу, на парковке, по гравию зашуршали шины автомобиля. Чьего? Какого-нибудь призрака из былых времен?

— Ну и что теперь? — резко спросила Сьюки. — Сколько нам еще ждать? И чего?

Почему Сьюки является источником разлада? Или сомнений? Александра догадалась, что она ревнует к Богине. Она все еще хочет сама быть богиней.

— Заткнись, — сказала Джейн, обращаясь к Сьюки. — Пусть Она говорит.

— Наши обручальные кольца, — произнесла Александра внушенные ей слова. — Она считает, что мы не должны больше носить обручальные кольца. Они стоят между Ней и нами. Между нами и астральной реальностью. Можете их снять?

— Господи, да конечно, — сказала Сьюки. — Оно вечно спадает с пальца, когда я мою руки, и с грохотом падает в раковину. Только и гляди, чтобы его не смыло в трубу.

Оказалось, что больше всех не желало сниматься кольцо самой Александры; оно впилось в ставший слишком толстым палец. С болью, но ей все же удалось протащить его через побелевшую, сложившуюся складками кожу первой фаланги. На пальце осталась белая вмятина, словно ленточка, обвязанная вокруг крохотного деревца.

— Положите их на алтарь, — скомандовала она. — Левой рукой, той, на которой вы их носили.

Три старческие руки протянулись вперед и положили кольца так, чтобы каждое соприкасалось с двумя другими: кольцо Сьюки — массивный золотой обод с выгравированной ювелиром из Гринвича надписью внутри: «Навек»; кольцо Джейн — потоньше, звено в длинной цепи предков Нэта Тинкера; и кольцо Александры — среднего размера, дольше всего носившееся, надетое на ее средний палец под прямыми лучами дневного света, лившегося в сложенную из известняка часовню, прозрачные окна которой, словно рама, заключали в себе вид на сморщенные сухие Западные горы. Когда Джим Фарландер надевал ей на палец кольцо, его собственные пожелтевшие от никотина пальцы дрожали, то ли с похмелья от вчерашнего мальчишника, то ли просто от нервов. Ей предстояло носить кольцо, ему — оковы брака. Она чувствовала его испуг через прикосновение руки и заключительные слова клятвы произнесла с лаской, какую вкладывает в свой жест ковбой, любовно треплющий по шее робкую лошадь, чтобы успокоить. Ее взгляд потеплел от этого воспоминания, и навернувшиеся на глаза слезы, быть может, стали утешительным даром Богини.

— Теперь, — громко произнесла она, — мы свободны. Какие бы путы ни сковывали наши сердца, теперь они развязаны. Пусть же Твоя целительная энергия беспрепятственно войдет в нас. Мы безраздельно в Твоей власти. — Потом она обратилась к двум другим молящим: — Моя идея состоит в том, чтобы исправить дурное деяние, совершив доброе.

— Дурное, доброе… — презрительно повторила Сьюки. — Все зависит от контекста. То, что в один день является добрым, в другой становится дурным. В любви и в войне все позволительно.

— О, давай не будем, — плачущим голосом взмолилась Джейн. — Мы же пытаемся мне помочь. Мы боремся со злом, которое насылает Крис-с-стофер.

Сьюки разглядывала собственную руку:

— Мне нравится так, без кольца. Голая. Я люблю наготу.

— А меня пугает то, что я его сняла, — призналась Александра, которая полагала, что обручальное кольцо — путо: оно привязывает, не давая взлететь, но оно же и удерживает нас от многого.

— Лекса, что дальше? Скажи нам, что делать теперь? — попросила Джейн. Она словно двигалась вспять, даже голос у нее стал звучать по-детски.

Александра взяла колоду карт таро и разложила их на ковре лицом вверх по их четырем архаическим мастям — кубки, денарии, жезлы и мечи — плюс двадцать две карты, составляющие высший аркан. Они были маленькими яркими воротами в альтернативное царство.

— Возьмите каждая по одной, — велела Александра подругам, — по той, которая напоминает вам знакомого человека, находящегося в беде и нуждающегося в помощи. Сосредоточьтесь на ней под конусом могущества и, когда почувствуете, что перешли в астральную сферу, сожгите.

— Сжечь?

Александра взяла с алтаря и подняла над головой картонку спичек, которыми до того зажигала ароматические свечи, все еще мерцавшие и распространявшие свой пахучий дымок.

— Я постаралась найти карты с самым тонким покрытием. Итак, я начну. — Она оглядела разложенные карты и выбрала дворцовую, королеву кубков, которая, с ее пустым выражением лица, могла сойти за Веронику Марино-О'Брайен, если добавить ей царственной надменности ее матери. Склонившись над картой, Александра спроецировала на ее маленькую глянцевую поверхность свой мысленный, составленный из нейронных связей, образ человека, на которого было направлено ее колдовство, и обратилась к Богине с молитвой: «Пусть она станет плодородной. Соедини ее трубы. Да передастся ей плодовитость ее родителей, Джины и милого Джо». Александра почувствовала, что услышана, Богиня низко склонилась со звездного небосвода, и ее длинные волосы заструились хвостами комет. Просительница держала картуза верхний уголок, поднеся зажженную спичку к нижнему, и когда покрытая неким химическим составом карта, нехотя, все же занялась, бросила ее в медную жаровню, где она горела голубым с зеленым ореолом пламенем, сворачиваясь трубочкой, пока не остался прямоугольничек пепла, разлетевшийся в конце концов, как сброшенный с высоты тончайший фарфор. Александра наблюдала за процессом окисления так напряженно и сочувственно, что на бровях, шее и загривке появилась испарина. Круг, который она начертала на ковре, был теперь основанием конуса могущества, представлявшегося ей вигвамом из бизоньей шкуры, раскалившимся от мескитовых веток разложенного посередине костра для приготовления пищи.