Илья Глазунов - Россия распятая

Ныне остров Рюген (Руя) кажется пустынным и заброшенным. Впереди бескрайний простор Балтийского моря. Огромные, тихо плывущие облака и дикие скалы невольно переносят нас в далекие времена, когда по берегам Варяжского моря кипела активная и деятельная жизнь наших далеких предков.

Суровая и нежная красота Севера… А ведь более тысячи лет здесь процветала цивилизация венетов-славян. Но не сумев объединиться в мощное единое государство, запутавшись во взаимной вражде, они не выдержали германского натиска и погибли. Однако ничто в этом мире не исчезает бесследно! «Русская культура явилась продолжением некогда передовой в славянстве венетской культуры, слившейся впоследствии с другим, еще более богатым и обильным источником византийским… Известно, что ни в географических, ни в личных именах Древней Руси, ни в старом русском языке не имеется ни малейшей скандинавской или немецкой примеси, что было бы неизбежно, если бы Варяги – Русы были не славянского поколения, – подчеркивал В. М. Флоринский. И затем подводил горестный итог: – Так закончила свое существование самая древняя и самая передовая в географическом и культурном смысле ветвь северо-западного славянства. Сверстница древней Греции и Рима, она под именем венетов ознаменовала себя в истории народом предприимчивым, отважным, разумным и храбрым».

Мы, русские – восточные славяне, должны с прискорбием отметить, что к XIII и XIV веку земля, принадлежавшая балтийским славянам, стала всецело немецкой.

Но балтийские славяне все-таки возродились, слившись со своими единокровными братьями на широких просторах Древней Руси, ставшей со временем великой Русской империей. Расцвет Господина Великого Новгорода нельзя не связать с бытием прибалтийских славян и их славными вольными городами. Кто из нас не влюблен и не очарован самобытной могучей культурой древнего Новгорода. Кто не знает о его кипучей государственной жизни и великой духовности русской культуры. А не найди наш археолог Арциховский знаменитых берестяных грамот, свидетельствующих о том, что даже дети в Новгороде умели читать и писать, до сих пор бы «ученые» талдычили о темной и дремучей бескультурности Древней Руси.

Будучи на острове Рюген и узнав об археологических раскопках, я поспешил познакомиться с молодыми археологами, студентами Берлинского университета. Они встретили меня крайне радушно, а один из них, высокий блондин в синей джинсовой рубашке, сокрушенно покачав головой, сказал: «Как жалко что вы опоздали! Я был, кстати, на премьере оформленной вами и вашей женой оперы „Князь Игорь“. Вы знаток древнего славянства».

«Почему опоздал?» – удивленно спросил я.

Молодой человек рассказал мне, что несколько дней назад они откопали славянскую деревянную ладью IX века и за ненужностью вчера снова засыпали ее землей. «Как? – не мог сдержать я своего удивления и огорчения. – Зачем вы это сделали?» Молодой археолог уклончиво ответил: «А кому она нужна?» – «Как кому? – я не мог прийти в себя от изумления, – ну, послали бы в Москву!» Посмотрев на меня серыми глазами викинга, немецкий юноша отвел взгляд: «Москва этим не интересуется». «Ну, как же, помилуйте, у нас есть знаменитый историк и археолог академик Рыбаков». Викинг нахмурил загорелый лоб: «Мы знаем имя геноссе Рыбакова от нашего руководителя, ученого с мировым именем геноссе Германа. Наше дело копать, а результаты находок докладывать профессору». Будучи в глубоком волнении, я спросил у моего нового знакомого, какие же самые интересные находки были обнаружены немецкой экспедицией. Потомок тевтонов пожал плечами и произнес раздраженно фразу, которая врезалась в мою память на всю жизнь: «Здесь все до магмы славянское!»

Потом мы пили чай из жестяных кружек, а я все сокрушался о славянской лодке IХ века – времен Рюрика, которая, будучи найденной, была снова закопана. Я действительно опоздал! Работающие на раскопках студенты подарили мне на память черепки глиняной славянской посуды VIII века. Целый горшок они вытащили из целлофана, к нему был аккуратно прикреплен соответствующий номер. Я радостно вздрогнул, как будто увидел неожиданно в толпе лицо забытого друга. Я вспомнил годы, когда мы жили в деревне Гребло Новгородской области на берегу озера Великое. До сих пор наши крестьяне пользуются точно такими же горшками.

На прощание молодые археологи посоветовали мне попасть на прием к руководителю археологической науки ГДР геноссе Герману. Возвратясь в Берлин, я приобрел его книгу на немецком языке, где с научной обстоятельностью и немецкой аккуратностью описаны результаты археологических раскопок на Балтийском побережье, где когда-то в течение тысячелетия жили славные венеты. Благодаря нашему послу в ГДР Петру Андреевичу Абрасимову, которого я очень любил и многим ему обязан, я сумел пробиться на прием – но не к самому геноссе Герману; выяснилось, что его нет в Берлине. Меня принял его заместитель. К сожалению, не помню его фамилии, но помню, что ему было лет 45. Он чем-то неуловимо походил на работника советского посольства. Смотрел на меня настороженно, а во время разговора то и дело посматривал на часы. Мой первый вопрос был несколько провокационным. Я спросил, кто жил на острове Рюген и какие самые новейшие археологические находки обнаружены на побережье, где находился знаменитый храм Аркона. Заместитель Германа ответил уклончиво, что на острове Рюген жило некое племя ранов, особо интересных находок не было, а что касается Арконы, то до войны немецкие ученые вели там раскопки, но их результаты он недостаточно хорошо помнит. Подумав, добавил: «Море неумолимо наступает на Аркону, и вряд ли она будет представлять интерес для современной археологии». Вопросительно посмотрев на меня, всем видом своим показал, что аудиенция идет к концу. Я напоследок сказал: «Меня как художника особо интересуют древние скульптуры, памятники быта, оставшиеся от древнего славянского населения». Он откинулся в кресле, стоявшем под большим портретом мрачного Карла Маркса, в стекле которого отражался висящий напротив портрет улыбающегося Хонеккера. «Могу вам сказать одно, что у нас в ГДР существует огромный склад, набитый славянской археологией и древнейшими книгами, написанными по-старославянски. После окончания войны мы многое свезли в это хранилище, и до сих пор никто в нем не копался». Он снова посмотрел на часы, барабаня пальцами левой руки по стеклу, накрывающему стол. «А может быть, там есть книги, написанные на деревянных дощечках?» – не унимался я. Он равнодушно посмотрел на меня: «Может быть, и есть, я повторяю, но никто из ваших советских или наших ученых не проявлял пока к этому интереса». Вставая и чувствуя, что у меня осталось несколько секунд, я спросил: «А можно посетить это хранилище?» Протягивая мне руку, улыбнувшись прощальной улыбкой, ученый геноссе сказал: «Поскольку, кроме вас, никто столь живо не интересовался этим – думаю, если разрешит начальство, все возможно…»