Павел Дан - Избранное

— Изредка, когда взгрустнется… Но все равно, ничего не вернуть…

— Ах, Мариоара… Все зависит только от нас. Скажи: да, и мы снова станем детьми, что рвали цветы и искали птичьи гнезда. Скажи только: да!

— Нет, нет и нет.

Она несколько раз легонько хлопнула его по плечу, обняла за шею и очаровательно улыбнулась.

Она больше не любила его, а может, никогда не любила, но ей было лестно, что этот высокомерный человек все же не забывает ее, приходит к ней, и, хотя она знала, сколь прихотлива и изменчива любовь, знала, сколь призрачно и ненадежно неразделенное чувство, все же сердце ее отказывалось поверить в эту непреложную истину, она уверяла себя, что он любит ее по-прежнему, и счастливо улыбалась от мысли, что совсем скоро она сделается женой господина судьи.

— А если я тебя похищу… Возьму и увезу с собой в Турду или куда-нибудь еще, и настанет для меня совсем другая жизнь… а уж какая, будет зависеть только от тебя…

— Оставь меня и не трогай, — ответила она, шлепая его по руке, слишком уж настойчиво пытающейся проверить, как забьется у нее сердце. — Ты для меня и сейчас слишком важный, шею повернуть не можешь, а что же будет, когда ты станешь судьей и судейский воротничок совсем сдавит тебе шею?.. И все же я любила тебя… Ты тогда зря поверил другим, а не мне… Оправдываться было глупо, да и как я могла доказать обратное?.. Никак!..

— А если начать все сначала?

— Ты просто выпил лишнее… Что-то от тебя сильно вином попахивает.

— Здравствуйте, — произнес с порога чей-то громкий голос.

Мариоара вскочила как ужаленная, лицо у нее вспыхнуло, она бросилась к окну, приводя в порядок одежду, прическу.

— Проходите, милости просим.

— А-а-а, вот вы где… «Вы у окна, закованная в цепи одежды розовой июльского заката…» Что за божественный вид! — продекламировал, все еще стоя на пороге, учитель из Бею, великан с длинными волосами и в зеленых очках, счастливый обладатель богатого арсенала звучных, громогласных, поэтических слов.

Он долго, церемонно целовал руку «коллеге», восторженно глядя ей в глаза, что «вобрали в себя всю голубизну кымпийского неба», и после нескончаемо длинной тирады широким жестом указал вдаль, как бы намереваясь рукой пробить стенку и выйти в эту самую «даль»…

Со студентом он поздоровался за руку, как старый приятель, хотя познакомились они недавно, этим каникулярным летом, но были уже накоротке, говорили друг другу «ты».

— Где это вам удалось раскопать такие прелестные цветы? — спросила девушка, беря у него из рук букет, ни секунды не сомневаясь, что цветы предназначены именно ей.

— Очаровательнейшая из коллег, вам в угоду господь бог усеял Кымпию цветами, а небо звездами…

— Будет вам нести вздор…

Она вытащила одну фиалку и кинула в него, угодив ему прямо в лицо, потом зарылась носом в букет и посмотрела томным, ласковым, чарующим взглядом, который убивает наповал всех желторотых романтиков, а также и глубокие поэтические натуры вроде господина учителя.

Сердце учителя забилось, запрыгало как мячик, готовое выскочить из груди, но, увы, где-то возле горла наткнулось на преграду из сбившихся в кучу слов, уже намеревавшихся излиться, если бы… если бы им не помешало появление нового гостя, а именно господина нотариуса, маленького, толстенького, хотя и крепко сбитого молодого человека настолько необъятной ширины, что трудно было сразу определить, где он шире — в плечах или в талии. Глаза у новоявленного гостя испуганно забегали, точно он столкнулся лицом к лицу со смертельной опасностью; он изо всех сил старался сохранить независимый вид, и чем больше старался, тем меньше ему это удавалось…

— Бонжур, Мариоара.

— Ой-ой! Не жми так руку, отпусти. Мне же больно!..

— Приветствую господ мужчин… Ах, это ты, студент, расселся, прямо как у себя дома! Ах, и вы здесь, господин учитель? Фу-у, ну и жарища, прямо настоящая июльская…

Он весьма изящно поддернул брюки, чтобы не измять складку, и уселся на стул с независимым видом, хотя глаза у него все еще бегали, останавливаясь то на студенте, то на учителе, а они, надо отдать им должное, будто и не замечали его волнения, наконец господин нотариус с мольбой устремил взор на хозяйку, словно он и впрямь ожидал от нее чего-то.

Действие винных паров мало-помалу ослабевало, студент заскучал, заерзал на стуле и, закурив, стал рассеянно глазеть через окно во двор.

— А пропо́!.. Чуть было не забыл!.. — преодолев смущение, заговорил наконец нотариус, хлопнув себя по коленке. — Мариоара, ты ведь в субботу ездила в Турду, виделась с этой… ну, как ее… Лизой Поп?.. Передала она через тебя то, что мне обещала?.. Ну, то самое…

Мариоара с невинным видом улыбалась, притворяясь, что не знает, о чем идет речь, но, заметив на лице нотариуса полную растерянность и отчаяние, смилостивилась и кинула в него тоже цветком.

— Ну, конечно, виделась, — ответила она. — Сейчас я тебе дам то, что она передала…

Она вытащила из ящика стола розовый конверт и вручила нотариусу.

— А что мне ей передать? — насмешливо спросила она.

— Передай ей, что я бесконечно счастлив, что я целую ей ручки, вот так, вот так, вот так… — И он несколько раз чмокнул пальчики самой Мариоары, глядя на нее обожающими глазами.

— Ты не ездил на праздники в Турду? — спросил учитель у студента, находя, что слишком много времени уделено какому-то пустячному поручению.

Разговор потек по той проторенной, размытой колее, которой конца и краю нет и потому она наводит на всех страшнейшую скуку. Кто-то даже предложил устроить в деревне карнавал, тогда Мариоару выбрали бы королевой бала… И так далее, и тому подобное…

Уперев локти в стол, девушка трогала губами и язычком лепестки цветов и, улыбаясь, слушала, слушала… весь этот нескончаемый вздор…

— Ладно, господа, уже поздно, пора и честь знать. Хозяйке неудобно напоминать нам о правилах приличия… — первым не выдержал студент и, поднявшись, потянулся так, что косточки хрустнули.

— Он прав. Ему и в самом деле дальше всех идти. Лесом, через бугор, — поддержал нотариус, предполагая, когда оба гостя выйдут, хотя бы на минутку остаться с Мариоарой наедине.

— Куда же вы так рано? Еще и кур в курятник не загоняли.

— Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева? — шутливо произнес учитель и сам захохотал.

Наступило неловкое молчание.

— Мариоара, пойди свиней загони! — крикнула мать со двора.

Все разом поднялись. Студент попрощался с девушкой за руку и первым вышел за порог. Нотариус неожиданно вернулся от дверей, вспомнив, что забыл кое-что передать для девушки из Турды. Он стал быстро вполголоса что-то говорить, Мариоара слушала с улыбкой, и только ее рассеянный взгляд, переходивший с одного кончика туфли на другую, показывал, что она его не слушает.