Бус Таркинтон - Суета и смятение

Она влетела в библиотеку и упала в кресло у камина, хохоча так безудержно, что из глаз выступили слезы. Следом степенно прошла миссис Вертриз, не выказывая признаков веселья; напротив, в ее лице читалось смутное беспокойство, будто она скушала что-то, приведшее к несварению желудка, и теперь сожалела об этом.

— Ух, папа! — И мисс Вертриз приложила к глазам платок. — Я ТАК рада, что вы заставили нас пойти туда! Не хотела бы я пропустить это…

Миссис Вертриз покачала головой.

— Наверное, я слишком скучная, — тихо произнесла она. — Ничего веселого я там не заметила. Самые обыкновенные люди, безвкусный дом, впрочем, иного мы не ожидали…

— Папа! — воскликнула Мэри, перебивая мать. — Они пригласили нас на УЖИН!

— Что?!

— И я ПОЙДУ! — закричала она, снова зайдясь смехом. — Только подумайте! Впервые в их доме, никого там не знаю, кроме дочери, да и ту до этого видела лишь МЕЛЬКОМ…

— А вы? — прервал мистер Вертриз, резко повернувшись к жене.

Она скорчила гримасу, не оставляющую сомнений в том, что живот болит от несварения.

— Это невозможно! — сказала она. — Я ни за что…

— Точно, именно так… вот точно так… она и выглядела, когда нас пригласили! — задыхалась от смеха Мэри. — А потом она… она поняла, как смотрится со стороны, и попыталась скрыть недовольство за кашлем… но вместо этого… взвизгнула!

— Кажется, — возмутилась оскорбленная миссис Вертриз, — что Мэри и на моих похоронах будет хохотать. Ей смешно даже…

Мэри вскочила и поцеловала мать, потом подошла к камину, облокотилась на него и принялась задумчиво наблюдать, как блестит пряжка на туфле.

— ОНИ ничего не заметили, — сказала она. — По их мнению, мамочка, так красиво вы в жизни не кашляли.

— Кто там был? — спросил отец. — Кого вы видели?

— Только мать и дочь, — ответила Мэри. — Миссис Шеридан приземиста и грубовата, мисс Шеридан мила и напориста… одета как с модной картинки, а разговоры только о нью-йоркских знаменитостях из журналов. Наставляет свою мать, но без особого успеха: во-первых, сама мало что знает, во-вторых, поздно начала учить. В холле у них стоит здоровенный мавр из раскрашенного гипса или чего-то в этом роде, и девушка искренне считает, что ее выбор достоин похвалы!

— У них и картины маслом имеются, — добавила миссис Вертриз, одобрительно взглянув на висящие в библиотеке гравюры. — Всегда думала, что масляная живопись в частном доме верх дурновкусия.

— О, только если это не Рафаэль или Тициан! — Мистер Вертриз взмахнул рукой, как бы заканчивая мысль. — Продолжай, Мэри. Больше никого не было? Не видели мистера Шеридана или… — Он аккуратно подправил кусок угля кочергой. — Или одного из его сыновей?

Взгляды отца и дочери встретились, и Мэри неожиданно поняла, что он имеет в виду. Мистер Вертриз сразу отвернулся, она же вновь рассмеялась.

— Нет, — сказала она, — видели только дам, хотя мамочка подробнейшим образом расспросила про сыновей!

— Мэри! — одернула ее миссис Вертриз.

— Ох, всё делалось очень ловко! — смеялась девушка. — Хотя она не могла удержаться и невольно поглядывала на меня — после каждого вопроса!

— Мэри Вертриз!

— Мамочка, успокойтесь! ОБЕ соседки, мисс и миссис Шеридан, так же безотчетно — и оценивающе! — смотрели на меня в эти секунды! А как только заговаривали о старшем сыне, мистере Джеймсе Шеридане-младшем, так вообще глаз с меня не сводили. Миссис Шеридан сказала, что мистер Шеридан очень хочет, чтобы «Джим обзавелся семьей и остепенился», и заверила, что «Джим созрел для брака». А их младший поймал меня на подглядывании за ним сегодня днем, но они его «своим» почему-то не считают; миссис Шеридан упомянула, что пару лет назад он «серьезно заболел» и где-то лечился. Они с облегчением перевели разговор на «Джима» и его достоинства — и опять уставились на меня! Среднего брата зовут Роскоу, он живет в новом доме через дорогу, и к нему частенько захаживает блудный сын Лэмхорнов, Роберт. На днях я видела, как Роберт Лэмхорн стоял на крыльце с каким-то темноволосым коротышкой, наверное, с Роскоу. «Джим» пока скрывается, но вечером я увижу его. Папа… — Она подошла поближе к отцу и заглянула ему в глаза, весьма опечаленные. Ей было не менее тягостно, но пока удавалось скрывать заботы за веселым смехом. — Папа, Биббз у них младший, и доподлинно известно, что он чокнутый. Роскоу женат. Папа, значит, остается Джим?

— Мэри! — не выдержав, закричала миссис Вертриз. — Это возмутительно! Разве можно такое говорить!

— Ну, мне почти двадцать четыре, — сказала Мэри, повернувшись к матери. — Мне не удалось полюбить никого из тех, кто предлагал мне руку и сердце; наверное, так будет и впредь. Еще год назад у меня было всё, что я только могла пожелать, — вы с папой мне это давали, и вот приходит мое время платить по счетам. К сожалению, делать я ничего не умею… но что-то делать надо.

— Неужели необходимо говорить об этом ТАКИМ образом! — жалобно настаивала мать. — Это не… не…

— Нет, — ответила Мэри. — Сама знаю!

— Как получилось, что ты идешь на ужин? — с тяжелым сердцем спросил мистер Вертриз. — Это что-то из ряда вон!

— Гостеприимство выскочек! — подобрала определение Мэри. — А мы оказались чересчур вежливыми и общительными! По-моему, пригласить нас должна была миссис Шеридан: издревле принято, что старушки на фермах зазывают соседей в гости, но это сделала мисс Шеридан. Конечно, чуть помялась, но видели бы вы, как она загорелась — бросилась в омут с головой. Насколько я поняла, ей пришла мысль поразить сынка Лэмхорнов нашим присутствием. Будет что-то вроде новоселья, они твердили об этом без умолку, а затем девица набралась мужества и выпалила приглашение. И мама… — Мэри вновь не выдержала и залилась смехом. — Мама пыталась выговорить «да», но НЕ СМОГЛА! Она сглотнула и взвизгнула… то есть покашляла — ну не дуйтесь, мамочка! А потом придумала, что вас с ней уже пригласили на лекцию в «Эмерсон-клуб», но ее дочь с удовольствием посетит такой Большой Прием! Я на месте, мистер Джим Шеридан в наличии — и вон часы! Ужин в семь тридцать!

Она выбежала из комнаты, на ходу грациозно подхватив упавшее меховое манто.

Когда в двадцать минут восьмого Мэри спустилась в холл, отец ожидал ее там у лестницы, готовый проводить по темной улице до соседей. Пока она шла вниз, он наблюдал за ней с гордостью, любовью — и откровенным беспокойством. Но она весело улыбнулась, кивнула и, добравшись до последней ступени, положила руку ему на плечо.

— По крайней мере, сегодня меня никто не заподозрит, — сказала она. — Я ВЫГЛЯЖУ богатой, правда, пап?

Это было действительно так. Смотрелась она, как осмеливаются говорить восторженные подружки, «по-королевски». Прямая, на голову выше отца, она отличалась небрежным изяществом мальчика-атлета; как и у матери, ее волосы были русыми, а глаза карими, но выглядела она гораздо крепче и энергичнее своих родителей.