Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 2

По смерти П. А. Катенина один из близких его родственников сообщил мне его стихотворение, написанное незадолго до его кончины. Это была элегия , в которой покойный, описывая старое дерево, уже лишающееся жизненных сил, намекал на свое положение. Я намеревался напечатать это прекрасное стихотворение в «Северной пчеле», но желал при этом сообщить биографические известия о жизни поэта и потому обратился к его старинному другу, В. А. Каратыгину. Он взял у меня стихотворение покойного П. А. Катенина, обещал собрать все материалы для его биографии, но этим и кончилось дело! Занятый своею службою, В. А. Каратыгин не мог в скором времени удовлетворить моего желания – я ждал, а между тем умер, почти внезапно, и В. А. Каратыгин! Прекрасное стихотворение не отыскано в бумагах покойного [301]. Искренно сожалея о потере этого стихотворения, я чрезвычайно благодарен П. А. Плетневу за биографический очерк П. А. Катенина, доставляющий мне случай выразить мое искреннее уважение к писателю, любившему пламенно русскую литературу и оказавшему ей значительные услуги. П. А. Плетнев в своем биографическом очерке упомянул о твердом и благородном характере П. А. Катенина, о его живом воображении (стр. 22) и сказал, что «он был поэт не только в стихах, но и в разговорах и в действиях». Все это совершенно справедливо. П. А. Катенин был честен и благороден во всех своих поступках, храбр в боях, приятен в беседах, но иногда пламенное воображение увлекало его в литературных спорах, когда пытались опровергнуть его литературное мнение на счет так называемой классической литературы, которой он строго придерживался, и на счет русского языка, в который он желал ввести старинные формы и устаревшие слова. Впрочем, П. А. Катенин никогда не переступал за черту вежливости и деликатности, которыми отличается человек благовоспитанный. Словом, П. А. Катенин оставил по себе память на трех поприщах, на которых он действовал, память храброго и расторопного офицера, отличного литератора, честного человека и доброго помещика. Этого довольно! [302]

<���…> В № 1 «Современника» на 1854 год бросилось мне в глаза прежде всего: «Дельвиг, статья третья. Соч. В. П. Гаевского» [304]. Мы вовсе не знаем почтенного автора этой статьи, но из существа ее заключаем, что он писал по слухам и по известиям, напечатанным в современных журналах, но сам не находился в литературном кругу той близкой к нам эпохи, которую описывает, и потому можем смело сказать, что эта блистательная эпоха нашей литературы представлена автором в не надлежащем свете, а действовавшие в ней лица поставлены вовсе не на тех местах, которые они занимали в литературном кругу [305]. Удивляюсь только терпению и трудолюбию автора, который перечитал множество журналов, хрестоматий, альманахов и т. п. для составления своей статьи! Труд истинно исполинский! Скажу вкратце мое мнение об этом труде.

Барон Антон Антонович [306]Дельвиг, воспитаник Императорского Царскосельского лицея, был очень добрый малый, веселый собеседник приятельских пирушек, человек с талантом, хотя и весьма ограниченным, и главное – задушевный друг первого русского поэта А. С. Пушкина, друг и товарищ Пушкина от детства, по лицею. Эта дружба, которую со стороны Пушкина можно назвать даже слабостью, доставила Дельвигу известность в литературном кругу и некоторое значение в современной литературе. Но как о поэте, о Дельвиге можно только приятно вспомнить в истории литературы. Мелочные его стихотворения написаны гладко, как и все, что тогда выходило из-под пера современников Пушкина, но не заключают в себе ни глубоких мыслей, ни сильных ощущений, ни ярких картин. Песенки, послания, куплеты, эпиграммы и другие стихотворения Дельвига – мелкие вкусные конфекты, но не крепительная пища для ума и сердца. Такую огромную и старательную статью можно было бы написать только о Карамзине, Державине и т. п., а не о бароне Дельвиге, которого все, знавшие его лично, приятно вспоминают как доброго и умного человека, но вовсе не как гениального поэта, которого, так сказать, каждый шаг, каждое движение, каждое слово дорого для потомства. В этом невольно сознается и сам автор статьи (на стр. 12). Излагая содержание письма Пушкина к Дельвигу, автор статьи говорит: «Он (т. е. Пушкин) называет Дельвига талантом прекрасным и ленивым [307], спрашивает, долго ли он будет шалить и разменивать свой гений “на серебряные четвертаки” [308], и, находя, что поэзия мрачная, богатырская, сильная, байроническая – истинный удел Дельвига, – заблуждение, объясняемое только пристрастием дружбы [309], – советует ему написать своего “Монаха” [310], умертвить в себе ветхого человека, но не убивать вдохновенного поэта» [311].

В примечании к стр. 15 автор статьи говорит: «Оговорка эта может служить доказательством равнодушия Пушкина к журнальным мнениям». Утверждаю, на основании личного знакомства с Пушкиным и целой кипы его писем ко мне, что никто более Пушкина не дорожил и не огорчался журнальным мнением! На меня, нижеподписавшегося, который находился в литературном кругу тогдашней эпохи и бывал во всех домах, где собирались литераторы [312], автор статьи ссылается много раз , т. е. на мои напечатанные рассказы [313], однако ж я должен сказать, что литературное общество у А. Ф. Воейкова [314]описано иначе нежели как было, и лица, которые, по словам автора статьи, украшали собою вечера А. Ф. Воейкова, в то время вовсе ничего не значили ни в свете, ни в литературе. Литературное общество у С. Д. П. [315], которое автор статьи поставляет рядом с собраниями у Карамзина, А. Н. Оленина [316]и Александры Андреевны [317]Воейковой (олицетворенной музы!), – принадлежало к задней шеренге, или, как написал Воейков, к 15 классу [318]. Там не бывал даже ни один журналист, кроме А. Е. Измайлова! Автор статьи, весьма часто ссылаясь на меня , нижеподписавшегося, весьма не благоволит к моему слабому дарованию. Доказательства везде , и особенно на 33‐й стран[ице], в примечании. Приводя сонет Дельвига к С. Д. П. при посылке сочинения Булгарина «Воспоминания об Испании» [319], автор статьи говорит в примечании: «В “Полярной звезде”, во “Взгляде на русскую словесность” в течение 1823 года, напечатано (стр. 4–5) несколько слов о сочинении г. Булгарина, доказывающих, что оно имело в свое время (!!!) некоторый успех, благодаря новости предмета и легкости изложения ». Это говорит автор статьи. Благодарю его покорно! Не желаю я большего для современной брошюры, как легкости в изложении и современного успеха , а статье о Дельвиге – предоставляю бессмертие и вечное торжество, как «Илиаде» Гомера! Каким образом автор статьи помещает Батюшкова в число деятелей литературной эпохи с 1819 до 1825 года, когда он совершенно уже исчез с литературного поприща [320], и каким образом издание альманахов «Полярная звезда» и потом «Северные цветы» приписывает упадку тогдашних журналов и разладу их с ходом тогдашней литературы??? Все это совершенно несправедливо.