Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 1

Наши солдаты были ожесточены противу жителей, сражавшихся вместе с шведскими солдатами, и во время общей суматохи, врываясь в домы для изгнания неприятеля, подняли город на царя , как говорили в старину, т. е. разграбили богатейшие домы и лавки [1376]. Многие из сопротивлявшихся жителей были убиты, и нельзя было избегнуть, чтоб при этом не произошло каких-нибудь покушений противу женского целомудрия. Когда жители края принимают участие в войне, то всегда должны ожидать жестокой мести. Таковы последствия каждой народной войны! Шведские и английские газеты возопили противу варварства русских, утверждая, что Демидов приказал грабить, убивать и насиловать и что русские умерщвляли женщин и детей. Вазу сравнивали с Прагою [1377]. Все это было несправедливо. Демидов вовсе не приказывал грабить, но как солдаты дрались толпами, отдельно, во многих местах без офицеров, и должны были брать приступом домы, то и невозможно было наблюдать за порядком. Женщин и детей вовсе не убивали, а убивали взрослых мужчин, противившихся и вооруженных. Все это подтверждено одним из правдолюбивейших людей, какие когда-либо были в России, покойным князем Дмитрием Владимировичем Голицыным, посланным тогда для произведения следствия. Оправдывать этого несчастного события невозможно и не должно, а можно только сожалеть о нем, извиняя наших солдат ожесточением в битве. Кто видел, как берут города с боя, когда жители сопротивляются вооруженною рукою, тот легко поймет невозможность удержать в порядке разъяренных солдат, сражающихся врассыпную.

Впрочем, поступки жителей некоторым образом извиняли месть русских. Десантное шведское войско привезло с собою многие тысячи прокламаций к финскому народу от имени короля, возбуждавшего всех жителей к восстанию и истреблению русских всеми возможными средствами, как разбойников или диких зверей. Пасторы проповедовали в церквах и в поле, что даже частное убийство неприятеля дозволено для защиты отечества, и подкрепляли свои речи примерами из Ветхого Завета. Бунт усилился, и береговые жители, коренные шведы, восстали сильными толпами и отчаянно нападали на наши малочисленные отряды. Первою жертвою неистовства разъяренной черни были наши храбрые лейб-казаки из отряда графа Орлова-Денисова. Семьдесят человек лейб-казаков захватили поселяне врасплох на морском берегу и мучительски умертвили. Я сам видел яму, в которой под грудою угольев найдены кости наших несчастных казаков. Говорят, что поселяне бросали в огонь раненых вместе с мертвыми. Некоторые пикеты, явно атакованные, защищались до крайности, но были взяты превышающею силою бунтовщиков и изрублены топорами в мелкие куски. Находили обезглавленные трупы наших солдат, зарытые стоймя по грудь в землю. Изуродованные тела умерщвленных изменнически наших солдат висели на деревьях у большой дороги. Народная война была в полном разгаре. Усмирить бунтовщиков было невозможно. Граф Орлов-Денисов, наблюдавший внутренность края, не имел на то достаточных сил и сам был в крайней опасности. Он хотел выйти на береговую дорогу, но взбунтованные крестьяне отрезали ему путь к Вазе и заставили его отступить. Он остановился между Христиненштадтом и Биернеборгом [1378]. Самый большой вред наносили нам солдаты Свеаборгского гарнизона, распущенные по домам и обязавшиеся в силу капитуляции не поднимать оружия противу русских. Эти солдаты предводительствовали толпами крестьян и даже принуждали многих силою оставлять домы и сражаться с русскими. Граф Орлов-Денисов, получив подкрепление, стал действовать противу партизанов и объявил, что каждый из этих солдат, взятый с оружием в руках, будет повешен как изменник и каждый крестьянин, уличенный в бунте, – расстрелян. Исполнение этой угрозы вскоре последовало после объявления. Захваченных в плен солдат бывшего Свеаборгского гарнизона вешали на деревьях, на большой дороге и при кирках, с надписью: «За измену»; но из крестьян расстреливали только самых ожесточенных и начальников шаек. Прочим брили голову и отсылали в Свеаборг в крепостную работу.

Самый опасный враг, нанесший нам более прочих вреда, был партизан Роот (Root), родом финляндец, унтер-офицер Биернеборгского полка. Он начал свои действия в тыле корпуса Раевского только с сорока солдатами, самыми отчаянными из всей армии графа Клингспора и знавшими притом все местности, а потом вошел в сношения со всеми взбунтованными шайками, сделался их предводителем и распоряжался их движениями. Забирая все транспорты с съестными и боевыми припасами, высылаемые к Раевскому, он довел его корпус до отчаянного положения, замедляя его отступление истреблением мостов, переправ и порчей дорог. Роот первый вызвал солдат бывшего Свеаборгского гарнизона на поле битвы, убедив их в ничтожности данного ими обещания не сражаться с русскими. Роот был везде и нигде, переезжая беспрестанно с места на место по озерам и проходя тропинками чрез леса и болота. Он едва не взял города Таммерфорса в тылу нашей армии, где был склад наших запасов и парки, и только необыкновенное мужество майора Юденева, охранявшего город с двумя ротами Петровского мушкетерского полка, спасло корпус Раевского от величайшего бедствия, которое должно было бы его постигнуть по истреблении запасных магазинов и парков.

Курьеры, посылаемые от Раевского к главнокомандующему с донесениями, что он не только не может действовать наступательно, но принужден ретироваться, были перехватываемы шведскими партизанами, а граф Буксгевден с полною уверенностью на успех ожидал в Або известий о начале совокупного действия Барклая-де-Толли и Раевского противу графа Клингспора. В исполнение повелений главнокомандующего Барклай-де-Толли выступил из Куопио на третий день после его занятия, оставив в городе шефа Низовского мушкетерского полка генерал-майора Рахманова с его полком, Ревельским мушкетерским, батальоном гвардейских егерей, одною ротою гвардейской пешей артиллерии, одним эскадроном улан (именно нашим, т. е. командирским) и двадцатью донскими казаками. Сам Барклай-де-Толли пошел, для совокупного действия с Раевским, с полками: Лейб-гренадерским, Азовским мушкетерским, 3‐м егерским, полуротою артиллерии, четырьмя эскадронами нашего полка и сто пятьюдесятью казаками [1379].

Спрашиваю: мог ли Рахманов с неполными тремя тысячами человек исполнить поручение Барклая-де-Толли, основанное на предписании графа Буксгевдена? Ему приказано было охранять сообщения с Россиею, удерживать Куопио до последней крайности, устрашать неприятеля предприятиями к переправе чрез озеро, а если удастся, набрать лодок у жителей, нападать на заозерную позицию Сандельса у Тайволы [1380]и по прибытии канонирских лодок [1381]из озера Саймы в озеро Калавеси решительно переправиться чрез озеро, разбить Сандельса, овладеть Тайволой и наконец открыть сообщение с так называемым Сердобольским отрядом, т. е. с генерал-майором Алексеевым, шефом Митавского драгунского полка, выступившим из Сердоболя в Карелию только с четырьмя эскадронами драгун и 150-ю казаками для усмирения этого обширного, лесистого и болотистого края! Дела невозможные!