Джеймс Купер - На суше и на море. Сатанстое (сборник)

Какое глубокое горе нам всем причинила смерть Гурта, я не стану говорить; всю ночь никто не смыкал глаз. Под утро вернулся Сускезус и сообщил, что гуроны ушли в сторону Тикондероги, и теперь нечего больше опасаться их нападения. После этого все переселенцы поспешили вернуться на свои участки, особенно те, жилища которых уцелели; те же, которые были сожжены, были вновь возведены общими усилиями. Так как Бельстрода еще нельзя было трогать с места, то решено было, что Герман Мордаунт пробудет здесь до конца сезона, тем более что присутствие владельца в Равенснесте ободряло его поселенцев, которым он оказывал всякую помощь и поддержку.

Тело покойного Гурта решено было перевезти в Олбани, чтобы похоронить с его родными. Я, Дирк и мистер Вордэн сопровождали его останки.

Апостольское рвение мистера Вордэна в значительной мере ослабло; он уверял, что распространение христианства в этих глухих лесах еще дело преждевременное и что христианское учение требует известной предварительной цивилизации. Как можно вразумить и поучать людей, которые не выпускают из рук своих томагавков и постоянно готовы снять с вас скальп?! Не мешает, конечно, иметь разные благотворительные общества для попечения об этих несчастных, но только издали, потому что эти господа, во всяком случае, не из тех, к которым приятно подходить близко! – говорил он.

Перед отправлением из Равенснеста я в последнее время мало виделся с Аннеке, почти все время проводившей возле Мэри, которая под видимой покорностью судьбе скрывала столь глубокое горе, что оно казалось совершенно неизлечимым и в первое время даже внушало опасение ее близким.

Аннеке ничуть не скрывала своих чувств ко мне и много раз повторяла, что никогда не любила Бельстрода. Бедный Бельстрод! Я действительно от всей души жалел его и не знал, как сообщить ему о моем счастье.

Но мистер Мордаунт просил меня ничего не говорить об этом майору и взялся сам сообщить ему о выборе Аннеке. Это было, действительно, самое лучшее, что можно было придумать.

Прощаясь со мной, мистер Мордаунт сказал мне:

– Отправляйтесь с Богом, дорогой сын мой, напишите нам из Олбани, а затем в сентябре приезжайте в Лайлаксбуш, где вас встретят как сына!

Я не стану описывать наше долгое похоронное путешествие. Дирк и я сопровождали тело Гурта пешком по большой дороге, где нас встретили экипажи. По прибытии в Олбани мы передали останки Тэн-Эйка его семье, которая устроила ему пышные похороны; мистер Вордэн совершил богослужение и сказал очень чувствительную проповедь на его могиле.

Из замурованного шкафа в доме Гурта достали хранившиеся в нем со дня его рождения, согласно обычаю, шесть дюжин бутылок дорогой мадеры, которые простояли в этом замурованном шкафу двадцать четыре года и должны были быть выпиты или в день свадьбы, или в день похорон; их распили на похоронах – увы! Но в момент воспоминания этот прекрасный, благородный юноша будет жить до тех пор, пока буду жив я.

У Дирка и у меня было теперь столько знакомых в Олбани, что нас всячески старались удержать; но после всего пережитого за последнее время мне хотелось как можно скорее вернуться домой, и мы с Дирком сели на первый шлюп, отправлявшийся в Нью-Йорк. Дирк расстался со мной в Таппан-Сиа, так как оттуда шел ближайший путь к нему в Рокланд, где его с нетерпением ждали его семья, а я на другой день после разлуки с ним высадился в Нью-Йорке.

Дядя и тетя Легг приняли меня с распростертыми объятиями, и когда узнали, что я участвовал в экспедиции на север, меня стали приглашать нарасхват и чествовать, кто как мог и как умел. Но я спешил в Сатанстое. Остановившись в Кингсбридже, чтобы пообедать, я не мог устоять против искушения пройти на тот холм, откуда мне Дирк впервые показал Лайлаксбуш.

Когда я вернулся в гостиницу, хозяйка, миссис Леже, прислуживая мне, сказала:

– Я слышала, мистер Литтлпейдж, что вы были на севере! Видали вы там наших уважаемых соседей, мистера Мордаунта и его прекрасную дочь?

– Да, миссис Леже, я их видел! Земли моего отца смежные с их землей, и я гостил у них некоторое время. А вы не имели от них известий?

– Нет, я только слышала, что мисс Аннеке к нам больше не вернется!

– Да почему же не вернется, скажите ради бога! – невольно воскликнул я, не на шутку встревоженный.

– Во всяком случае, не вернется, как мисс Аннеке, – усмехнулась хозяйка, – потому что она вскоре должна стать леди Аннеке!.. Разве вы не встречали там генерала Бельстрода, кажется, или, если он не генерал, то, во всяком случае, офицер в больших чинах! Говорят, он за мисс Аннеке очень серьезно ухаживает.

– Да, да, и что же говорят об этом генерале? – полюбопытствовал я.

– Говорят, что они в будущем месяце поженятся, а некоторые уверяют, будто они уже обвенчались и что отец дал за дочерью Лайлаксбуш и, кроме того, еще четыре добрых тысячи фунтов стерлингов в придачу за такую честь! А я говорю, что мисс Аннеке и без этого стоит любого английского лорда!

Я далее не потрудился разуверить миссис Леже в ее предположении и уехал, совершенно спокойный за свою судьбу.

Нужно ли говорить, как меня встретили в Сатанстое? Матушка не могла оторваться от меня; отец даже прослезился, а дед долго обнимал и целовал, затем начались расспросы и рассказы без конца. После обеда мать позвала меня к себе в спальню и сказала:

– Корни, дитя мое, ты не рассказал мне ничего интересного для меня о Мордаунтах!

– Как, мамаша, я вам говорил и о наших свиданиях в Олбани, и о нашем совместном путешествии, о приключении на реке и обо всем, что произошло в Равенснесте!

– Да, да! Но для меня все это не столь важно, я хотела бы знать что-нибудь об Олбани. Правда ли, что она собирается вскоре выйти замуж?

– Совершенная правда! Я слышал об этом от нее самой!

– Как? И она могла тебе это сказать сама? Значит, честолюбие и чванство могут ослепить даже и такую чистую и прекрасную душу!

– А в чем вы видите честолюбие и чванство, мамаша? – спросил я.

– Но мне кажется, что выбор ее остановился на этом майоре Бельстроде…

Дальше я не мог продолжать этой шутки и поспешил сообщить моей доброй матушке всю правду.

Радость ее была поистине трогательна, и ее разделяла с ней вся семья.

Я вернулся в Сатанстое в конце июля, а к середине сентября Мордаунты должны были вернуться в Лайлаксбуш, так что мне пришлось ждать почти два месяца. Но я это время прекрасно провел в Сатанстое, занимаясь нашим хозяйством, отцовскими счетами и строя планы нашего будущего счастья. Я так любил свое старое поместье, что мне казалось, что нигде в целом свете нет ни таких плодов, ни таких овощей, как у нас; нет таких лугов, ни таких рощ, которые были так милы моему сердцу.