Джеймс Джойс - Улисс [ЛП]

– И потому,– перенял слово м-р Диксон,– едва зачуяв дух скотогона в Роскоммоне, или диких из Коннемары, или крестьянина в Слиго, что посеял было пригоршню горчицы, или узелок рассады брюквы, он, взбеленясь, вытаптывал половину полей, выворачивая с корнем всё, что подвернётся – согласно указу господина Гарри.

– Сперва-то они плохо уживались,–сообщил м-р Винсент,– и господин Гарри клял фермера Николаса, мол, ни кола ему, ни двора, и звал старым шлюховодом, что держит семь стерв в своём дому, и всё грозил: "Ужо, подпорчу я его делишки. Нюхнёт у меня эта тварь, чем пахнет бычатник, доставшийся мне от папаши."

– Но как-то под вечер,– подхватил м-р Диксоногда лорд Гарри начищал свою королевскую шкуру, чтобы отправиться к обеду в честь победы в лодочных гонках (он грёб широкими веслами, а все остальные—по главному правилу состязаний—должны обходиться вилами), он приметил в себе поразительное сходство с быком и, полистав замусоленный молитвенник, что валялся в его кладовке, вывел, самым положительным образом, своё происхождение от левостороннего потомка знаменитого призового быка римлян, по кличке Bos Bovum , что складно перекручивается с латыни в "большой босс".

– После этого,– встрял м-р Винсент,– в присутствии всей своей дворни лорд Гарри сунул голову в корыто для коровьего пойла и, вынырнув обратно, во всеуслышание восгласил своё новое наименование. Затем (а вода всё ещё так и текла с него) он влез в старый смокинг и юбку, из одёжек его бабули, и раздобыл грамматику бычьего языка—для изучения—но так и не смог запомнить ни слова, кроме личного местоимения первого лица, которое он списал печатнобуквенно и вызубрил наизусть, и с тех пор перед выходом на прогулку набивал себе карманы мелом, чтобы писать это слово где ни попадя – на булыгах, или на столе в чайной, или на мешке хлопка, или на поплавке. Короче, он и бык Ирландии вскоре сдружились ближе некуда – как рубаха и задница.

– Стакнулись плотненько,– присовокупил Стефен,– и мужикам-островитяням дошло наконец, что помощи ждать неоткуда, так как у неблагодарных баб на уме было лишь одно (да и ум лишь один на всех), вот и сколотили они плоский плот, взгромоздились с узлами своих пожитков на борт посудины, врубили бимсы в клямсы, поставили мачты торчком, натянули реи, выперли бушприт, ухнули, распустили три полотнища по ветру, развернули лоханку под ветер, обрубили конец, дали лево руля, подняли весёлого Роджера, издали троекратные три по три, запустили движок, отпихнулись и подалися в море – заново открывать американский континет.

– И по этому случаю,– возвестил м-р Винсенторабельный юнга шутя сложил такой вот стих:

Наш достойный знакомец, Малачи Малиган, появился в дверях как раз под конец апологии студентов, сопровождаемый только что встреченным другом; этот молодой джентельмен, по имени Алек Беннон, прибыл в город в столь поздний час с намерением купить чин прапорщика, или патент корнета-ополченца, и записаться на войну. М-р Малиган не преминул воздать дань вежливости, выразив определённое удовлетворение их темой, тем более, что та перекликалась с его личным проектом по исправлению зла затронутого в ней. Тут он раздал собранию набор визитных карточек, напечатанных в этот день у м-ра Квинела и крупным шрифтом гласили: м-р Малачи Малиган, Плодотворитель и Инкубатор, Лемей-Айленд. Его проект, незамедлительно им изложенный, состоял в отказе от круга бесплодных развлечений—типа тех, что стали основным времяпрепровождением сэра Жеманника Попрыгинса и сэра Молочнопенка Сплетнекуя в городе—с тем чтоб посвятить себя благородной миссии, для исполнения которой и предназначен наш телесный организм.

– Так просвети ж нас, добрый наш приятель,– сказал м-р Диксон. – Тут, несомненно, пахнет блудодейством. Ну-те-ка, садитесь оба. Стоймя иль сидя – цена одна.

М-р Малиган последовал приглашению и, подводя к своему замыслу, сообщил слушателям, что данная мысль осенила его при рассмотрении случаев бесплодия (как ингибиторного, так и прогибиторного) – и тут неважно является ли ингибиторность продолжением и следствием совокупительных нестыковок, или же недостаточной их сбалансированностью и, равным образом, нет смысла выискивать причины прогибиторности в конгенитальных дефектах, либо в приобретенных наклонностях. Его печалило эпидемически (как выразился он) созерцание брачного ложа обманувшихся в наипылчайшем из своих упований: ведь и помыслить страшно о несметном множестве приятных женщин пышных форм, которые становятся добычей коварных лам и зарывают свой факел в землю в стенах противоприродной обители, либо растрачивают своё женственое цветение в объятиях какого-нибудь затрапезного мускусника, тогда как могли бы преумножать взмывы блаженства, одаривая неоценимыми сокровищами своего пола – как тут не вспомнить сотни отличных парней, изнывающих без ласки, и всё это вместе взятое, заверил он, переполняет рыданием его сердце. Для пресечения затронутой несуразности, подвёл он итог, которая возникает при подавления паляще-плавящего пыла, он поимел консультации с рядом достойных экспертов и, взвесив всё досконально, решился на приобретение в неотторжимую собственность участок на Лемей-Айленде у его владельца лорда Тэлбота Малахайда, джентельмена-тори, что не слишком-то жалует нашу доминирующую партию. Именно там он предполагает устроить общенациональную оплодотворительную ферму и назвать её Омфалос, с обелиском высеченым и возведённым на египетский манер, где начнёт предлагать свои соответствующие йоменские услуги по оплодотворению любой женщины, независимо от её общественного положения и кем бы ни была направлена к нему на предмет исполнения её естественных функций. Деньги для него не цель, заявил он, и он не станет брать и пенни за труды. Неимущая кухарка равно как и дама с солидным состоянием, коль таковыми окажутся их исходные данные, найдёт в нем своего желанного, при условии, что их темпераменты послужат пылкими адвокатами их искательств. Что касается питания, кормиться он предполагает исключительно диетой из пряных растений, рыбы и кроликов—плоть столь плодовитых грызунов весьма рекомендабельна для его целей—как в варёном, так и в тушеном виде, с щепотью муската и стручком-другим перчика.

После выступления, прозвучавшего с пылким подъемом, м-р Малиган вмиг сдёрнул со своей шляпы платок, её покрывавший. Новоприбывших, похоже, прихватил дождь и, как ни ускоряли они шаг, промокли основательно, насколько можно было судить по пиджаку м-ра Малигана, что стал, из однотонно серого, пятнистым. Между тем, проект его был принят слушателями благосклонно и удостоился прочувствованных панегириков от всех, лишь м-р Диксон из Мариинского, в принципе соглашаясь, поинтересовался, с педантичным видом, не собирается ли он, вдобавок, приторговывать зимою снегом. Однако, м-р Малиган учтиво ответил въедливому оппоненту подходящей цитатой из классиков, которая в том виде, как удержалась в его памяти, казалась ему достаточно целостной и исполненой изящества поддержкой его тезису. Talis ac tanta depravatio hujus seculi, O quirites, ut matres familiarum nostroe lascivas cujuslibet semiviri lebici titillationes testibus ponderosis atque exelsis erectionibus centurionum Romanorum magnopere anteponunt , а для умов менее изощрённых он втолковал свою аналогию примерами из животного царства, более им доходчивыми: олень и лань на лесной полянке, утка и селезень на фермерском подворьи.