Джеймс Джойс - Улисс [ЛП]

По ходу столь общего обзора всего подряд, взор Стефена уставился поверх его чашки безвкусного подобия кофе в ничто конкретно. Он, конечно, различал переливы разнообразных слов, меняющих окраску, как те крабы возле Рингсенда поутру, что торопливо закапывались во всевозможные оттенки различного только с виду, но одного и того же, песка, где у них в глубине был где-то дом, или, вроде бы, должен был быть. Затем он поднял глаза и увидел взгляд подпиравший слова, которые произнёс голос и которые он разобрал – если трудиться.

– На меня прошу не рассчитывать,–смог он заметить,– насчёт труда.

Глаза удивились такому ответу, потому что он (лицо, которому они принадлежали) ответил на это, или, вернее, произнес его неумолчный голос: – Всем непременно надо трудиться, до единого.

– Но, конечно, – поспешил тот заверить,– я имею ввиду труд в самом что ни есть широком смысле. Сюда входит и работа литератора, не только ради славы. Писать в газеты, они теперь самый читамый канал. Это тоже труд. Важный труд. В конце концов, из той малости, что мне о вас известна, после всех расходов на ваше образование, вы имеете право на компенсацию и сами можете назначать цену. И ваше право жить своим пером, согласно вашей философии, ни капельку не меньше прав крестьянина. Не так ли? Вы оба принадлежите Ирландии – мозг и мозоли. Каждый одинаково важен.

– Вас послушать,– отпарировал Стефен с каким-то полусмешком,– я могу представлять какую-то ценность из-за принадлежности к faubourg Saint-Patrice , именуемому, для краткости, Ирландией.

– Тут бы сделать ещё один шаг…– гнул своё м-р Цвейт.

– Однако, в моём понятии,– прервал Стефен,– Ирландия имеет ценность потому, что принадлежит мне.

– Что принадлежит?– переспросил м-р Цвейт наклоняясь, подумав, что он, вероятно, как-то не так понял.– Извините. К сожалению, я упустил заключительную часть. Так вы говорите?..

Стефен с явной злостью повторил и отпихнул свою кружку с кофе (или уж как соблаговолите его назвать), добавив, не слишком-то вежливо:

– Мы не можем поменять страну, давайте сменим тему.

На столь вызывающее предложение м-р Цвейт отвёл, для смены темы, взгляд в некотором, однако, замешательстве, так до конца и не улавливая, что в этой конструкции с чем увязывается, пойди разберись. Явственней всего прочего проступала некая, своего рода, отповедь. Что и говорить, в его высокомерной холодности всё ещё сказывались пары его недавней оргии с примесью какой-то едкой горечи не свойственной ему в трезвом состоянии. Возможно внутрисемейная жизнь, которой м-р Цвейт придавал важнейшее значение, протекала не совсем так, как надо, или же он не водил дружбу с людьми нужного сорта. С долей опасения за его дальнейшую судьбу, он исподтишка разглядывал сидящего рядом молодого человека, с каким-то даже налётом преклонения, вспомнив, что тот совсем недавно из Парижа, глазами до того похож на своего отца и на сестру, однако, так и не прояснив для себя истинную суть вопроса, он перебрал в памяти примеры образованых ребят с не менее блестящими задатками, которые скапутились на старте от скоротечного разложения и тут уж некого винить кроме самих себя. Взять хотя бы случай того же О'Калагхина, прикольный чудик с респектабельными связями, но при скудных средствах, откалывал совершенно сумасбродные номера, и среди прочих его причуд, когда впадал в полный бзик, и тем сидел уже всем в печёнках, была у него привычка разгуливать на публике в костюме из обёрточной бумаги (факт). А потом обычный denouement этой забавы стал приедаться, и пара доброхотов посодействовали ему смыться, когда запахло жареным и Джон Мелон из Ловер-Кастл-Ярда сделал даже слепому коню понятный намек на статью из второго раздела Акта Поправки Уголовного Права, имена кое-кого из причастных были известны, но не разглашались по причинам, которые дойдут любому, если имеется хоть горсть мозгов. Короче, когда сплюсуешь два и два, шесть шестнадцать, на что он подчёркнуто оборачивался глухим ухом, Антонио и всё такое прочее, типа жокеи, эстеты и татуировки, что было самым модным писком в семидесятых, или около того, даже и в палате лордов, в молодые годы монарха, в ту пору несомненного престолонаследника, а остальные члены верхней десятки и прочие великосветские особы просто потянулись тропкой проторенной главою государства, и тут ему подумалось о заскоках в головах увенчанных славой или просто коронами, попрание морали, взять тот же корнуэльский случай, порядком лет тому назад, сколько их ни учат этикету, который вряд ли составлялся матушкой природой, добрейшая м-с Гранди так негодовала, хотя не из-за того, что на них подумали сперва, вобщем, кроме женщин, которые только рады случаю ущемить друг дружку, если не на всю, то хоть малость, а всё из-за нарядов и такого прочего. Дама, что любит шикарное нижнее бельё, и любой мужчина с хорошим портным, должны доводить различия до крайности, чтоб не раз-два и готово, а придать побольше настоящей стимуляции взаимным актам обладания, она у него расстегивает, а он на ней развязывает—осторожней, там булавка!—тогда как дикарям на людоедских островах при сорока, скажем, градусах в тени плевать на эти утончённости. Однако, подводя черту, кое-кому, с другой стороны, случалось выбиться наверх с нижней перекладины с опорой лишь на собственные шнурки. Просто сила природного дарования. Нужно с умом, сэр.

По данной и ей сопутствующим причинам, он чувствовал, что интересно, и необходимо даже, было бы выждать и использовать подвернувшийся случай, хотя он не смог бы толком объяснить почему, и без того уже потратив несколько шилингов, по собственной, фактически, как ни крути, склонности. Вместе с тем, знакомство с личностью неординарного калибра, дающей пищу для размышлений, сторицей возместит любые небольшие… Интеллектуальная стимуляция, как таковая, порой является первоклассным, как он чувствовал, средством тонизации ума. А тут ещё прибавились случайные совпадения встречи, разговора, танца, драки, морского волка, из породы нынче-здесь-завтра-там, полуночников, целая галактика проишествий, всё подводило к воссозданию миниатюрной камеи мира, в котором мы живём, особенно раз в последнее время жизнь подспудной десятой части, то есть шахтёров, ныряльщиков, мусорщиков и т.д. и т.п., оказалась под микроскопом. Не упускать же золотую возможность, а вдруг и ему повезёт, как тому же м-ру Филипу Бюфо, если взять да и записать. Может ему выпало описать нечто за пределами привычной повседневной колеи (он так и собирался), с расценкой по гинее за колонку, ЧТО Я ПОЧЕРПНУЛ, скажем так, В ИЗВОЗЧИЧЬЕЙ ЗАБЕГАЛОВКЕ.

Розовый (спортивный) эктра-выпуск ТЕЛЕГРАФА, "тело графа", лежал, "лежало"—так уж к слову пришлось—возле его локтя и он, поставленный в тупик головоломкой про страну не ему принадлежащую, как и предыдущим ребусом: корабль прибыл из Бриджвотера и открытка адресована А. Будину, найти сколько лет капитану, бесцельно пробежал глазами заголовки, поочерёдно, на подвернувшемся ему развороте, дай нам днесь, Всемогущий, прессу насущную. Сперва он чуть вздрогнул, но там просто было что-то про какого-то Х. ду Бойлса, агент по пишущим машинкам или типа того. Великая битва Токио. "Любовные игрища" на ирландском, 200 фунтов штрафа. Гордон Беннет. Эмиграционная афера. Письмо преподобного Вильяма. Эскотский Клочок напоминает Дерби '92, когда тёмная лошадка капитана Маршалла, Сэр Гуго, вырвала призовую ленту при самых мизерных шансах. Нью-йоркская катастрофа, тысяча утраченных жизней. Ящур. Похороны покойного м-ра Патрика Дигнама.