Анна Потоцкая - Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Но, к их величайшему удивлению, он был совершенно спокоен. «Ну, ваша грязь спасла русских, – сказал он, – надо ждать морозов».

Затем он заговорил об администрации края, настаивая на необходимости внести возможно больше порядка и предусмотрительности в систему доставки съестных припасов для армии и указывая места для продовольственных складов. При этом он входил в самые мелкие подробности и обнаружил необычайную ясность взгляда и великолепное знакомство как с краем, так и с людьми и условиями местной жизни.

На этот раз, в противоположность первому визиту, все, побывавшие в замке, вернулись в восторге от великого человека и его всеобъемлющего гения, одинаково умевшего и завоевывать государства, и управлять ими.

Мой свекор очень торопился сообщить нам, чем окончился этот прием, но только он начал рассказывать, как во дворе послышался страшный шум – это возвратился из короткого похода принц Мюрат со своим штабом. Все, к счастью, оказались целы и невредимы, хотя принц, по своему обыкновению, гарцевал под пулями русских аванпостов.

Спустя несколько дней последовало объявление, что состоится прием дам. Наконец-то мы увидим великого человека! Нужно было обдумать туалеты, чего, разумеется, требовало национальное самолюбие. Я была очень довольна своим костюмом. Моя беременность была еще мало заметна, и я вполне скрыла ее под платьем из черного бархата, вышитого a la Mathilde золотом и жемчугом. Открытый ворот a la Van Dyck , легкая наколка из локонов и все мои бриллианты чудесно дополняли этот благородный и строгий наряд, который, правду говоря, составлял резкий контраст с моим свежим и веселым лицом. Этот причудливый костюм не был тогда еще в моде, и я, кажется, одной из первых надела его, тем более что мои туалеты всегда носили скорее художественный, чем модный отпечаток.

Мы прибыли в замок к девяти часам вечера и должны были пройти через целую армию раззолоченных и блестящих мундиров, стоявших шпалерами, чтобы видеть всех приехавших дам.

Я следовала за своей свекровью, наблюдая, произвел ли эффект мой туалет на этих опытных и в то же время требовательных ценителей, и, признаюсь, пришла в восторг, когда услышала одобрительный шепот и фразу: «Ах, как это оригинально! Точно красивый портрет в старинной раме. Ничего подобного не увидишь даже в Париже!»

Нас ввели в великолепный зал с полотнами на исторические темы, перенесенными впоследствии в Москву по приказу императора Николая I. Зал был освещен a giomo [24] Как днем ( итал .). . Много дам уже присутствовали, а так как приглашения делались не по строгому выбору, то количество собравшихся оказалось значительно.

Мы ждали довольно долго, и, признаюсь, к нашему любопытству примешивался и некоторый страх. Вдруг тишину нарушило общее движение, двери с шумом распахнулись, и Талейран, выступив вперед, произнес громко и отчетливо то магическое слово, которое заставляло тогда трепетать весь мир: «Император!» И тотчас же показался Наполеон, остановившись на минуту, как бы давая возможность рассмотреть себя.

Существует столько портретов этого удивительного человека, столько раз писали его историю! Все легенды, повторяемые много раз потомками его стариков-солдат, долго еще будут слушать с захватывающим интересом, а последующие поколения будут его знать почти так же хорошо, как и мы, но трудно представить, какое сильное и глубокое впечатление производил он с первого же взгляда.

Мной овладело какое-то оцепенение, немое изумление, как от присутствия какого-то необыкновенного чуда. Мне казалось, что вокруг него сиял ореол. Недопустимо, думала я, когда несколько пришла в себя, чтобы такое полное могущества существо могло умереть, такой всеобъемлющий гений – исчезнуть без следа!.. И мысленно я даровала ему двойное бессмертие. Возможно – я ничуть не хочу защищаться, – что в том впечатлении, которое он произвел на меня, немалую роль сыграли моя молодость и живость воображения, но, как бы то ни было, я совершенно откровенно рассказываю то, что тогда испытала.

Моя свекровь стояла возле двери, в которую вошел император. Он обратился к ней первой и сказал несколько лестных слов о ее муже. Затем наступила моя очередь. Теперь не могу даже припомнить, что он сказал, – так я была смущена. Вероятно, это была одна из тех банальных фраз, с которыми обыкновенно обращаются ко всем молодым женщинам. Я, наверное, ответила что-то невпопад, потому что он с удивлением посмотрел на меня, чем еще более смутил меня, заставив забыть все, кроме грациозной и нежной улыбки, осветившей его лицо. Вместе с появлением этой улыбки, возникавшей всякий раз, когда Наполеон говорил с женщиной, с его лица исчезала суровость, которая сквозила во взгляде обычно [25] «В его взгляде было что-то изумительное: это был взгляд, пристальный и глубокий, но далеко не вдохновенный и поэтический. Этот взгляд проникался бесконечной нежностью, когда он говорил с женщиной…» (Стендаль). – Прим. граф. .

Затем очень быстро он обошел всю залу. Многие из дам попытались выразить ему свои надежды, но он отвечал на эти патриотические порывы, по меньшей мере неуместные на таком приеме, односложно.

Меньше чем через полчаса прием был окончен. Вернувшись к двери, через которую вошел, Наполеон обратился к Талейрану и довольно громко сказал: «Сколько хорошеньких женщин!» Повернувшись еще раз, он послал нам грациозный привет рукой и затем удалился в свои покои.

Бал у Талейрана – Стакан лимонада – Императорский контрданс – Госпожа Валевская – Головка Грёза – Ключ от малых покоев принца Мюрата

Император заявил, что, не имея возможности сражаться с неприятелем, он хочет, чтобы все веселились, тем более что момент для этого самый благоприятный – наступила Масленица. Но для веселья имелось одно препятствие. Дело в том, что лучшие дома мы предоставили нашим освободителям, а сами хозяева, подобно нам, ютились в нескольких маленьких комнатках, располагаясь с грехом пополам, и об устройстве больших балов нечего было и думать. Один только князь Понятовский мог устроить у себя в замке большой бал, но его стесняло присутствие там императора.

После долгих переговоров решили, что первый бал даст Талейран, обер-камергер и министр иностранных дел. Наполеон со всеми принцами должен был присутствовать на нем. Нас уверили, что приглашено только пятьдесят дам, но суровый этикет не мог устоять против тысячи мелких интриг, неизбежных в подобных случаях. И действительно, это был один из тех праздников, на которые во что бы то ни стало следовало попасть: на карту было поставлено тщеславие и любопытство всех без исключения. Меня больше всего занимала личность самого хозяина, который слыл за самого любезного и остроумного человека своего времени. Хотя, говоря правду, он мало прилагал усилий, чтобы производить такое впечатление.