Анна Потоцкая - Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Каких только анекдотов не рассказывали о молодом короле! Говорили, что по утрам он принимает ванны из рома, а вечером – из молока, а потом его слуги разливают по бутылкам то и другое и продают по низкой цене.

Его щегольство доходило до того, что он никогда не надевал два раза одну и ту же одежду – так что один из парижских торговцев бельем, которому король задолжал довольно значительную сумму, затеял с ним скандальный процесс.

Император и слышать не хотел о долгах своего брата, и поэтому молодому вестфальскому королю никак не удавалось жить на широкую ногу, не нанося в то же время урон своему бюджету. Вероятно, в посольстве вздохнули свободно, когда он наконец уехал.

Последовавший затем в Варшаву визит обнаружил вполне всю нетактичность посла.

Графиня Валевская под предлогом семейных дел летом приехала в Варшаву. Так как она никогда не занималась

своими делами, а ее маленькое поместье сдавалось в аренду, то нетрудно было догадаться, что ее приездом руководила исключительно надежда быть вызванной в Главную квартиру. Но со времени своей женитьбы Наполеон избегал всякого повода к упреку в легкомысленном поведении.

В продолжение тех нескольких дней, которые красавица провела в Варшаве, де Прадт считал своим долгом обращаться с ней как со второй императрицей (facsimilu d'imperatrice ) и оказывал ей предпочтение перед всеми дамами. Во время парадных обедов ей первой подавали кушанья, она занимала почетное место, ей оказывались всевозможные знаки внимания. Это оскорбляло знатных вдов и производило дурное впечатление на мужей других дам, а молодые женщины, мало заботившиеся о сохранении этикета, открыто смеялись над влюбленным экстазом, с которым архиепископ не сводил своего лорнета с полных белых рук графини.

Пребывание в Париже возымело на нее огромное влияние: она научилась держать себя со скромным тактом, что было довольно трудно, принимая во внимание то двусмысленное положение, в котором она находилась. Рассказывают, что, щадя Марию Луизу, которая была очень ревнива, графиня сумела внушить ей сомнение в своей тайной связи с императором. Поэтому-то Наполеон и сохранил впоследствии свои отношения с одной графиней Валевской. В тот момент, когда счастье отвернулось от него, графиня открыто последовала за императором на остров Эльбу, но он с неодобрением отнесся к этому поступку, и подруга, столь преданная в несчастье, была удалена из уважения к неверной жене.

Назойливое поведение де Прадта послужило причиной того, что красавица внезапно покинула Варшаву. По-видимому, окружающая обстановка ее сильно стесняла, и она предпочла запереться в своем скромном убежище и здесь ожидать конца событий.

Мой муж, следуя общему движению, отправился в Вильну, где занял место во временном правительстве, только что организованном императором [44] Александр Потоцкий был назначен обер-шталмейстером. . А я в это время вместе с детьми оставалась в Натолине, занимаясь устройством этого чудного имения.

Де Прадт, наслышанный о прелестях этого уголка, пожелал лично убедиться в правдивости слухов и написал мне письмо, в котором выразил желание быть приглашенным на обед. Меня удивила такая фамильярность и бесцеремонность, тем более что я совершенно не подавала никакого повода к подобному приглашению, но я, разумеется, ответила так, как того требовали приличия.

Мы наблюдали за тем, как жирные андалузские лошади с трудом привезли посла. День был очень жаркий, и де Прадт чувствовал себя весьма утомленным. Отдохнув, он снова затянул свои старые, избитые анекдоты, из которых самый свежий касался времен мадам де Помпадур, путешествия в Марли и т. п. Замолчал он только тогда, когда мы перешли в столовую, но и здесь пришлось выслушать длинные разглагольствования о каждом подаваемом блюде. Он очень удивлялся, что в Польше умеют так хорошо готовить, и столько об этом говорил, что я наконец не выдержала и сообщила, что мой повар – француз. Его удивление было безгранично, и он не переставал засыпать меня вопросами о том, как его имя, где он родился и где обучался своему мастерству. Я не знала этих подробностей, и мне пришла в голову мысль позвать самого повара. Эта глупая сцена произвела, по-видимому, очень тяжелое впечатление на молодых людей из посольства, и они имели очень сконфуженный вид. Я поднялась из-за стола, заявив, что уже пора отправляться на прогулку, которую мы собирались осуществить.

Все общество поспешило на мызу, где нас уже ждали коляски, а посол уехал домой. Было то время года, когда комары особенно назойливы и злы: как будто злая фея нарочно созвала их в это очаровательное местечко, чтобы гости не подумали, что находятся в раю. Упоминаю об этом потому, что эти маленькие насекомые послужили причиной появления прелестного стихотворного экспромта. Самый молодой из посольских, о котором я уже упоминала, господин де Пана, очень занятый своей маленькой особой, надоел нам своими горькими жалобами и громкими возгласами, сопровождавшими каждый укус комара. К концу прогулки он возопил, что уже умер, так как последний комар его доконал, и теперь, будучи съеден этими «людоедами», ему остается только быть погребенным.

Я пришла в восторг от перспективы иметь у себя в парке надгробный памятник и предложила придумать для него эпитафию. Спустя несколько минут господин де Бреванн прочитал стихотворение, которое написал в своей записной книжке тут же, прогуливаясь. Оно дает яркое представление об изяществе и грации его ума.

Это трехстишие привело в восхищение как всех нас, так и господина де Пана, который с чисто французской веселостью смеялся над собой.

Остроумный и любезный народ, прелестная страна, которую я, может быть, никогда больше не увижу, прекрасные качества которой я так ценю и воспоминания о которой живо храню в своей памяти, – шлю тебе отсюда свой искренний привет! Если бы мне суждено было снова начать тот трудный путь, который называется жизнью, я хотела бы родиться француженкой! Это не значит, что я отрекаюсь от своего отечества, Боже сохрани! Чем тяжелее лежащий на нем гнет, тем больше оно имеет право на любовь своих сынов. Но если бы нам было предоставлено право выбора, то не естественно было бы улучшить свою судьбу, чтобы избежать стольких обманутых надежд, стольких непоправимых несчастий?..

Вернусь еще раз к господину де Прадту, чтобы больше о нем не говорить. Покидая наш дом, чтобы занять дворец Брюля, он решил, что вполне совместимо с его достоинством оставить что-нибудь на память моему свекру. В Вилянуве он восхищался прекрасной картинной галереей графов Потоцких и, зная, что мой свекор, создатель этой галереи, был в одно и то же время и любителем, и знатоком, попросил у него разрешения прислать ему какой-нибудь chef-d'oeuvre . «Он не испортит вашей коллекции», – заверил он.