Юрий Рытхэу - Сон в начале тумана

В капитанском салоне, отделанном светлыми деревянными панелями, был сервирован стол. С интересом разглядывая Джона и понимающе перемигиваясь по поводу того, что Орво правильно понял назначение столовых приборов, руководители экспедиции наперебой потчевали гостей. Наполнив рюмки, капитан сказал:

– Плывя вдоль этих унылых и пустынных берегов Российской империи, мы убедились, что господь не оставил своими милостями далекий край, населив его выносливым и смышленым племенем, способным выжить в самых суровых условиях. Просвещенные посетители этой земли с удивлением взирают на людей, которых только невежда может причислить к дикарям. Позвольте еще провозгласить гост за присутствующего за этим столом представителя чукотского племени Орво.

Переводчик переводил речь капитана, и Орво внимательно слушал. Ни один мускул не дрогнул на его лице, словно ему были привычны и эта обстановка, и высокопарные тосты в его адрес. В знак благодарности он слегка наклонил голову и чокнулся с капитаном.

Выпили и за Джона Макленнана. Капитан, провозгласивший тост за него, сравнил его с Миклухо-Маклаем, о котором Джон не имел ни малейшего понятия. Когда ему растолковали, кто был этот человек, Джон решил внести ясность и заявил, что он поселился среди чукчей отнюдь не для того, чтобы изучать их. Он просто хочет жить их жизнью, ибо убедился, что общество, в котором живут так называемые цивилизованные люди, далеко от совершенства и не дает возможности человеку проявлять его истинные человеческие качества. Речь Джона озадачила присутствующих, но капитан вышел из положения, предложив выпить за канадских мореплавателей, внесших большой вклад в освоение Арктики.

– Джентльмены, – обратился к присутствующим Джон, – я очень рад познакомиться с вами, с представителями великого русского народа и русского правительства. Должен вам заявить, что лучшим проявлением заботы со стороны правительства о своих подданных, населяющих северные районы, было бы ограждение их от грабителей в лице торговцев и всякого рода скупщиков пушнины. Чем меньше чукчи и эскимосы будут общаться с белыми, тем для них будет лучше… Я знаю, что Аляска была продана вашим правительством Соединенным Штатам Америки. Некоторое время я жил там и видел эскимосов, которые вместе с собаками копались в отбросах на окраинах городов. Я с ужасом думаю, что будет с этими людьми, если и Чукотку постигнет участь Аляски.

– Мистер Макленнан, – ответил Джону капитан, – мы понимаем ваше волнение. Но оно преувеличено. Прежде чем до Чукотки дойдет какая-нибудь цивилизация, пройдет не меньше столетия. Что же касается охраны государственной границы, то со следующего года намечено крейсирование военного корвета для охраны территориальных вод. Некоторое зремя тому назад предполагалось проведение транссибирской телеграфной линии через Берингов пролив на Американский материк, но с успешным завершением прокладки трансатлантического кабеля надобность в этом отпала, и эта оконечность Азии, кроме научного интереса, других помыслов не возбуждает. Так что будьте спокойны и живите той жизнью, которую избрали…

В последних словах капитана прозвучала ирония, которая начисто исчезла в переводе на чукотский для Орво.

Капитан спросил Джона, в чем он нуждается.

– Благодарю вас, – ответил Джон. – Я обеспечен всем, что мне нужно… Но если вы будете так любезны, я бы попросил у вас немного гвоздей.

– Мы пошлем шлюпку с гвоздями, – сказал капитан и сердечно попрощался с Орво и Джоном.

К вечеру обещанная шлюпка приплыла к берегу. Матросы принесли к яранге Джона три ящика гвоздей, зерновой кофе, четыре двадцатифунтовых мешка муки, мешок сахару и множество разных нужных мелочей, при виде которых Джон удивился, как ему удалось до сих пор обходиться без них. Здесь были молоток, пила, мыло, фланелевые матросские рубахи, отрезы яркого ситца, явно предназначенные Пыльмау, и даже несколько шерстяных одеял.

К подаркам было приложено письмо капитана «Вайгача».

«Уважаемый мистер Макленнан!

Прошу Вас принять эти подарки от имени Русской гидрографической экспедиции и от меня лично. Мы сделали бы для Вас больше, но возможности наши ограничены. Делимся с Вами тем, что имеем, и надеемся, что те скромные вещи, которые мы посылаем, окажутся Вам полезными. Благодарю за приятное общество и надеюсь встретиться с Вами еще раз.

Капитан ледокольного парохода "Вайгач"».

Джон прочитал письмо и написал ответ капитану, где благодарил за щедрость и выражал готовность всегда оказывать помощь русским морякам, если им случится оказаться у берегов Энмына.

Больше всех подаркам была рада Пыльмау. Она носилась от мешка с сахаром к отрезам яркого ситца, примеряла их на себя, ворошила табачные листья, нюхала плитки чаю и говорила Джону:

– Этакое богатство! Никогда еще у нас в яранге не было столько разных диковинных вещей! Даже не верится, что все это наше. Если все тратить понемногу, надолго хватит. На целый год, а то и больше!

Джон слушал ее и улыбался. Когда первый порыв восторга у Пыльмау прошел, Джон сказал:

– Все это не твое и не мое. Это общее энмынское.

Пыльмау изумилась.

– Все это? – переспросила она, широким жестом обводя подарки с парохода.

– Да, – твердо заявил Джон. – Мы все это поделим, как делят добытого моржа.

– Но чай, сахар и мука – это тебе не морж! – решительно заявила Пыльмау. – Наши люди хорошо живут и без этого. Делят только то, без чего человек может умереть.

– Но почему я должен иметь все это, а остальные нет? – спросил Джон.

Пыльмау ласково и жалостливо посмотрела на Джона и тихо произнесла:

– Ну хорошо. Можешь немного дать Орво, Тнарату и Армолю… Но все раздавать – глупо. Ты белый человек, и эти вещи тебе нужнее.

От этих слов Джона передернуло. Он сердито посмотрел на Пыльмау и сказал:

– Если хочешь, чтобы я не сердился, не называй меня белым человеком.

Такие дни выпадают поближе к осени, когда уже ночи темны, и в безлунные ночи морская волна светится.

В безоблачном небе единственный хозяин – солнце. Оно встает из морской пучины, чистое, большое и красное. В середине дня на берегу Ледовитого океана стоит зной – даже в летней легкой кухлянке жарко, и люди обливаются потом.

Гирлянды прозрачных моржовых кишок – материала для непромокаемых плащей – шуршат на легком ветру. На солнцепеке сидят женщины и широкими некулями расщепляют моржовые кожи. Сырая кожа плотно прилегает к деревянной подставке. Нужно особое чувство меры, чтобы по обе стороны подставки ложились две половинки равной толщины.

На солнечной стороне Орво и Армоль режут лахтачью кожу на ремень. Прежде чем кожу нарезать, ее несколько дней вымачивали в крепком настое человеческой мочи, чтобы удалить из нее остатки жира и сделать мягкой. Армоль держит обеими руками вонючий, выскальзывающий из пальцев кусок кожи, а Орво остро отточенным ножом вырезает ровную полоску ремня, который кольцом ложится у его ног. Мужчины лишь изредка, во время перерывов в работе, обмениваются словами, ибо дыхание режущего должно быть ровным, чтобы линия получалась прямая и ремень был одинаковой толщины.