Юрий Рытхэу - Сон в начале тумана

Джон наливает в умывальник воды и подает Армолю кусок мыла. Кусок белого, никогда доселе не виданного вещества скользит в руках, и Армоль хихикает так, словно его кто-то щекочет:

– Как живой! Убежать хочет! Не привык еще к чукотским рукам. Дикий…

Под руководством Орво он намыливает руки и усердно трет их.

Старик советует заодно вымыть и лицо.

– А белый зверек не укусит? – спрашивает Армоль, показывая на мыло.

– Сначала сделай пену на ладонях, намажь лицо, потри и смой, – говорит Орво.

Армоль делает все так, как сказал старик. Аккуратно размазав мыльную пену по лицу, он вдруг испускает истошный крик:

– И-и-и! Кусается! В глаза вцепился!

Армоль мечется по чоттагину, сбивая расставленные китовые позвонки и натыкаясь на столбы, держащие свод яранги.

– И-и! – кричит он. – Глаза ест!

Орво ловит Армоля и силой подводит обратно к умывальнику.

– Смой как следует пену – все пройдет! – говорит он. – Промой глаза хорошенько.

Пока Армоль носился по яранге, Пыльмау звонко хохотала. Не удержались от смеха и Джон, и Орво.

Когда Армоль смыл мыло и резь в глазах утихла, он обрел былую самоуверенность и сердито огляделся.

– Что смеешься! – ворчит он на Пыльмау. – Тебя бы так!

– И у меня такое было, пока Сон не научил, – дружелюбно отвечает Пыльмау.

Мужчины усаживаются за коротконогий столик, и Джон предлагает:

– Может быть, сначала выпьем дурной веселящей воды?

Армоль и Орво переглядываются.

– Пропустить немного можно, – решает Орво.

Пыльмау приносит бутылку, и Джон разливает водку по чашкам.

– Мау, можешь выпить с нами? – Джон протягивает ей чашку.

– Не буду, – качает она головой. – Вы пейте, а я не стану мешать мужскому разговору.

Пыльмау уходит, и в чоттагине остаются одни мужчины.

Джон хозяйничает за столом, разливает чай, предлагает гостям отведать лепешки на нерпичьем жиру. Вытянув губы трубочкой, гости с шумом пьют чай. Выждав некоторое время, Джон обращается к ним:

– Друзья, я бы хотел посоветоваться с вами…

– Мы слушаем тебя, Сон, – отвечает Орво.

– Я хочу жениться на Пыльмау…

Удивленные таким заявлением, Орво и Армоль словно по команде ставят чашки на столик.

– Да, я хочу жениться на Пыльмау и усыновить Яко, – продолжает Джон, – но не знаю, как это сделать…

Армоль и Орво недоуменно переглядываются. Армоль, заикаясь от смущения, спрашивает:

– Ты что же, хочешь, чтобы мы тебя научили, как это сделать?

– Вот именно! – восклицает Джон, обрадованный тем, что его так легко и быстро поняли.

– Я тебя уважаю, Сон, – растерянно говорит Орво, – но я уже не гожусь, разве вот Армоль сможет.

Армоль растерянно смотрит на Джона и напрямик спрашивает:

– А чья вина – твоя или ее?

– Вины никакой нет, – отвечает Джон. – Пыльмау согласна… По правде говоря, мы уже с ней живем, как муж с женой, еще с того дня, как мы вернулись с Берингова пролива. Спим в одном пологе, на одной постели…

– Ну! – нетерпеливо прерывает его Армоль. – А дальше?

– А дальше вот что: говорит она, что у нас будет ребенок. Я, конечно, очень рад, но ребенку нужен отец, а Пыльмау – настоящий муж.

– Ничего я не понимаю, – говорит Армоль, обращаясь к Орво.

– Я тоже, – пожимает плечами Орво и спрашивает Джона:

– Ребенок, который будет, – твой?

– А чей же еще? Конечно, мой. Тут уж и сомневаться нечего, – отвечает Джон.

– Какая же еще женитьба тебе нужна, когда ты и так уже женат, – разводит руками Орво.

– Вы меня, видно, не так поняли, – смущенно говорит Джон. – Дело в том, что у белых людей мужчина и женщина считаются женатыми лишь тогда, когда они предстают перед священником…

– Священник – это у белых людей шаман, который может общаться с богом, – поясняет Армолю Орво.

– Или если они записываются в особую книгу у самого главного человека в селении, – говорит Джон, – это считается за самое важное.

– Не знаю, не понимаю, – мотает головой Армоль. – Мне в женитьбе важно совсем другое. То, отчего дети бывают. Я так думаю, Сон, ты давно женат на Пыльмау, еще с того дня, как мы вернулись с Берингова пролива, если я тебя верно понял. А то, что у нас нет человека, который может общаться с богом белых людей, и книги, и даже главного человека в селении, – тут уж мы тебе никак не поможем.

– Сон, если ты решил жить по нашим обычаям, такты уже женился, – заключает Орво. – Больше ничего не надо.

– Правда? – обрадованно восклицает Джон.

– А как же иначе? – отвечает Орво.

– Значит, я могу называть Пыльмау своей женой?

– Давно можешь, – говорит Армоль и сам наливает в чашки водку.

Джон показал подарки, присланные русским капитаном. Орво и Армоль одобрили, как Джон разделил их. Посудив-порядив, ткань решили отдать в семью Гувата, который долго болел.

Три матросские фланелевые рубахи Орво посоветовал Джону оставить себе, однако Джон с этим не согласился и подарил их Тнарату, Орво и Армолю.

– Все нужное, – сокрушенно произнес Орво, оглядывая подарки. – Нам надо и подвесной мотор, и новые винчестеры, патроны. Хорошо бы достать и деревянный вельбот. Очень хорошо на нем во льдах плавать. Но стоит дорого. Наверное, надо три двадцатки моржовых клыков или ус с целого кита отдать… – Он обратился к Армолю: – А ты вот говоришь, что можно обойтись безо всего этого и жить по древним правилам и со старинными орудиями. Согласился бы ты сегодня выйти в море с одним копьем или луком со стрелами?

– Будем надеяться, что сумеем купить и вельбот, и подвесной мотор, – сказал Джон и спросил Орво: – А платят чукчи какую-нибудь дань русскому правительству?

– Кто хочет, тот и платит, – небрежно ответил Орво.

– Как? – не понял Джон.

– По доброй воле у нас платят дань, – пояснил Орво. – Это как бы подарок Солнечному Владыке – Русскому царю.

– Очень интересно! – удивленно произнес Джон.

– Ничего интересного, – заметил Орво. – Отдают всякую дрянь, ненужную в хозяйстве.

Когда разносили подарки, в каждой яранге Орво, Армоля и Джона встречали с радостью и старались угостить. Люди жили по-разному. Были и вовсе бедняки, У которых покрышки яранг были рваные, а пологи представляли собой полусгнившие лохмотья оленьих шкур.

В одной яранге жили два старика. Полуослепшие и грязные, они ползали в зловонном и грязном чоттагине. Посреди стояла деревянная лохань, из которой одновременно ели собаки и старики.

Вопросительно взглянув на Орво, Джон заметил смущение на его лице и спросил:

– Разве нет никого, кто бы мог помочь этим несчастным?

– У них нет родни, – сказал Орво. – Сердобольные люди приносят им еду, иногда прибирают в яранге.

Уже на улице, по дороге в другую ярангу, Орво сказал:

– Им давно надо уходить за облака. У нас такой обычай: если человек уже не может прокормить себя или начинает приносить меньше, чем стоит его жизнь, он по своей доброй воле уходит за облака. Но у Мутчина и Эленеут вышло так, что сыновья их, которые могли помочь им уйти в другой мир, уже умерли. Теперь некому совершить обряд, и старики будут маяться, пока не угаснут.