Хосе Ривера - Пучина

— Не смей плакать! Ты уже и мертвого его жалеешь?

— Боже мой... Помогите!

— Я убью его! Я убью его! А потом тебя, себя и всех остальных! Я в своем уме! Не смей говорить, что я пьян! С ума сошел? Нет! Неправда! Я в своем уме! Остуди жар, который палит мне мозг! Где ты? Пощупай мне голову! Где ты?

Себастьяна и Грисельда старались удержать меня.

— Успокойся, успокойся, ради всего святого! Это я. Ты не узнаешь меня?

Они повалили меня на гамак и хотели связать его края, но я ударами ног разорвал сетку и, схватив Грисельду за волосы, вытащил во двор.

— Сводница, сводница!

И ударил ее кулаком: по лицу Грисельды потекла кровь.

Потом, впав в бредовое состояние, я принялся хохотать. Меня забавляло жужжанье дома, который быстро вертелся, обдавая меня свежим ветром. «Так, так! Пусть он не останавливается, я сошел с ума!» Мне казалось, что я — орел; я размахивал руками и чувствовал, как лечу по воздуху над пальмами и степями. Я хотел опуститься, чтобы схватить Алисию и в своих когтях унести ее в облака, подальше от Барреры и всего дурного. И я поднимался высоко-высоко, в самое небо, солнце жгло мне голову, и я дышал его пламенным светом.

Когда конвульсии прекратились, я попытался встать, но почувствовал, что земля ускользает у меня из-под ног. Держась за стены, я прошел в комнату, которая была пуста. Они сбежали! Мне хотелось пить, и я отхлебнул еще глоток виски. Потом я поднял с пола ружье и приложил холодный ствол к моему разгоряченному лбу. Потрясенный тем, что Алисия покидает меня, я заплакал и, выйдя на крыльцо, воскликнул:

— Ладно, можешь уходить от меня! Я теперь богатый человек. Мне не надо ни тебя, ни твоего ребенка, никого! Пусть этот выродок появится на свет мертвым! Он не мой сын! Уходи с кем угодно! Таких, как ты, кругом полно!

Я разрядил в воздух оба ствола ружья.

— Где Франко, почему он не защищает свою жену? Подходи! Я отомщу за смерть капитана. Убью каждого, кто сунется сюда! Только не Барреру, Барреру — нет, пусть Алисия уходит с ним! Я меняю ее на виски, всего за одну бутылку виски!

И, подобрав недопитую бутылку, я вскочил на коня, вскинул ружье за спину и умчался прочь, оглашая спокойную, равнодушную степь хриплым дьявольским кличем:

— Баррера! Баррера! Вина, вина!

Полчаса спустя пеоны из Ато Гранде заметили мое приближение. Они кричали мне и делали знаки с другой стороны реки. Нахлестывая жеребца, я переправился через указанный мне брод и въехал под крик и шум во двор, расталкивая собравшихся там пеонов.

— Эй! Кто здесь хозяин? Где прячется Баррера? Пусть выходит!

Привязав двустволку к седлу, я соскочил с коня безоружным. Люди недоумевающе смотрели на меня. Некоторые, улыбаясь, переглядывались.

— Эй ты, приятель! Тебе чего надо?

С этими словами обратилась ко мне, подбоченясь, женщина в пестром платье. У нее было грубо намазанной лицо, крашеные волосы, хищный профиль и до странности худые руки.

— Я хочу играть в кости! Играть — и больше ничего! Вот они, фунты, у меня в кармане!

Я бросил несколько монет в воздух, и они покатились по земле.

Из дома послышался скрипучий голос старого Субьеты:

— Кларита, проведи сюда кабальеро.

Скотовод с огромным животом, рыжий и веснушчатый, валялся в гамаке. На нем не было ничего, кроме исподнего белья. Щурясь на нас своими рысьими глазками, он протянул мне пухлую, скользкую руку и со смешком буркнул себе в усы:

— Извините, кабальеро, что я не могу встать.

— Я — партнер Франко, купивший у вас тысячу быков, и, если угодно, могу заплатить за них наличными.

— Все это так, все это так! Но вы должны сами поймать их, потому что мои люди не умеют ездить верхом и ни на что не годны.

— Я достану вакеро с хорошими лошадьми и не дам никому переманить их на Вичаду.

— Вы мне нравитесь. Хорошо сказано!

Я вышел расседлать жеребца и увидел, что Кларита шушукается с моим врагом, подавая ему умыться из кувшина. Заметив меня, они скрылись за домом.

— Какой вор подобрал мое золото?

— Попробуй отними, — ответил один из людей Барреры, в котором я узнал человека с винчестером, пытавшегося ограбить дона Рафаэля. — Теперь можно расквитаться за прежнее. Только тронь меня, собака!

Он угрожающе выступил вперед, оглядываясь в ту сторону, где скрылся его хозяин, точно ожидая приказа. Не дав ему опомниться, я свалил его с ног ударом кулака.

Подбежал Баррера.

— Что случилось, сеньор Кова? Идите сюда! Не обращайте внимания на пеонов! Такой кабальеро, как вы...

Побитый пеон сел на пороге, не спуская с меня глаз и утирая кровь, которая сильно текла у него из носа.

Баррера грубо набросился на него:

— Невежа, нахал! Сеньор Кова хорошо сделал, что проучил тебя!

Но, пока Баррера приглашал меня пройти на террасу, обещая, что золото будет мне полностью возвращено, пеон расседлал мою лошадь, спрятал двустволку, — и я совсем забыл о ней. Челядь в кухне обсуждала происшедшее.

Когда мы входили к старику, Кларита, вероятно, рассказывала ему о том, что произошло. Увидев меня, они замолчали.

— Вы сегодня же возвращаетесь обратно?

— Нет, милейший Субьета. С какой стати! Я приехал пить и играть, плясать и петь!

— Мы не заслужили такой чести, — вставил Баррера. — Сеньор Кова — гордость нашей страны.

— Почему гордость? — спросил старик. — Умеет он ездить верхом? Умеет бросать аркан? Умеет валить быков?

— Да, да! — вскричал я. — Все что вам угодно!

— Вот это мне нравится, вот это мне нравится! — И Субьета потянулся к лежавшей под гамаком шкуре ягуара. — Кларита, подай нам бренди, — произнес он, указывая на графин.

Баррера, чтобы не пить, вышел на террасу и вскоре вернулся, протягивая мне пригоршню золота:

— Это — ваши деньги.

— Нет, не мои! Теперь они принадлежат Кларите.

Женщина взяла деньги и поблагодарила меня:

— Берите с него пример! Приятно встретить настоящего кабальеро!

Субьета задумался. Потом он велел придвинуть стол и, когда мы выпили несколько стаканчиков, указал на мешочек, свешивавшийся с прибитого к противоположной стене рога:

— Кларита, дай-ка нам зубки святой Полонии .

Кларита высыпала кости на стол.

Несомненно, моя новая подруга помогла мне этой ночью в плебейской, до сих пор неведомой мне игре. Я небрежно бросал кости, и они иногда падали под гамак. Тогда старик, хохоча и кашляя от табачного дыма, спрашивал:

— Кто выиграл? Я выиграл?

А Кларита, освещая пол фонарем, отвечала:

— Выпали две шестерки. Ему везет.

Баррера, притворяясь, что верит женщине, подтверждал ее слова, но то и дело подливал нам бренди. Пьяная Кларита украдкой жала мне руку; захмелевший старик мурлыкал себе под нос непристойную песню; мой соперник иронически улыбался мне сквозь дрожащий свет фонаря; я полусознательно повторял цифры ставок. В комнате было душно. Пеоны, столпившись в дверях, с интересом следили за игрой.