Максим Сонин - Письма до полуночи

© Максим Сонин, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Ты ни в чем не виновата, и я обещаю, что все закончилось. Тебе больше никто не сможет причинить зла. Он умер, а значит, ты можешь больше не бояться. Пожалуйста, я тебя прошу, пожалуйста. Я буду снова и снова повторять это дурацкое слово, потому что других слов у меня нет. Пожалуйста.

Мне было так хорошо с тобой, даже если иногда я бывала злой и глупой, я все равно всегда хотела с тобой гулять, хотела держать тебя за руку, хотела слушать твою музыку и твой голос.

Ты не виновата, я не знаю, сколько раз я смогу это повторить, но сколько ни повторяй, все будет мало. Ты не виновата, ты не виновата, ты не виновата.

Все будет хорошо, я обещаю. Что я могу еще обещать? Пожалуйста. Я хочу, чтобы мы снова гуляли и снова смеялись, и болтали, и думали о будущем, ревновали и плакали. Или нет, ты не ревнуешь, это я иногда ревную. Не нужно, давай я помогу тебе, пожалуйста, давай не будем тут больше стоять, потому что мне очень страшно, и я знаю, о чем ты думаешь, и не хочу, чтобы ты это сделала. Мне не хватит слов, чтобы все это высказать, потому что времени очень мало, сейчас сюда прибегут люди, но я хочу, чтобы ты взяла меня за руку.

Я хочу сказать тебе, что не знаю, каково это – быть тобой. Иногда я не знаю даже, каково это – быть мной. Я никогда не пойму тебя, никогда не почувствую твою боль, никогда не стану такой же сильной, как ты, но только лишь потому, что ты существуешь! Пока ты есть, никто не будет круче тебя, лучше тебя, красивее тебя, умнее тебя, добрее тебя.

Пожалуйста, я говорю тебе какие-то глупые слова, они ничего не значат. В голове они вот сейчас, сейчас, звучат гораздо лучше, но с каждой секундой я отчетливее понимаю, что ты все ближе к краю и все дальше от меня.

Помнишь?.. Я даже не знаю, что. Но что-нибудь хорошее, светлое, помнишь? Я тебе все расскажу, расскажу про квадраты, про стрельбу, про шифры, я все узнала! Я все поняла!

Не надо, пальцы ослабь, пальцы. Я ведь тебя ударю, я толкну тебя. Мне очень страшно и будет еще страшнее, потому что мне трудно дышать, и у меня кружится голова, но тебе хуже, я понимаю, не до конца, но понимаю. Ты же сама сказала, что не станешь этого делать, ты обещала! Когда я согласилась тебе помочь, ты обещала, что мы останемся живы! Ты обещала, что все останется позади, и мы снова будем как раньше, гулять как раньше, любить как раньше.

Пожалуйста, у меня в голове только дурацкая песня Земфиры, хорошая песня, красивая песня, и я не хочу так. Я ведь за тобой не прыгну, нет, но я умру, не знаю как, но умру, я брошусь на асфальт и провалюсь под землю, я сдохну, ты знаешь, я уйду. А это плохо, это не нужно, нам хватит счастья, всем хватит счастья, все будет хорошо, хорошо, хорошо. Не сейчас, я ничего не могу обещать тебе сейчас, но после.

Мы снова будем вечно, только не нужно делать глупостей. Отпусти эти дурацкие цветы. Руку, пожалуйста, только дай мне руку.

Четверг, 14 сентября, день

Алиса протянула мне бежевый конверт – в таких прячут документы агенты ФБР в фильмах про серийных убийц.

– Спасибо, – сказала и улыбнулась. Не криво, а по-настоящему.

– Пожалуйста, – я пожала плечами и убрала конверт в рюкзак, втиснула между учебником по математике и тетрадью с рисунками.

В который раз подумала, что нужно выложить и то и другое дома, потому что невозможно носить в школу два-три килограмма бумаги каждый день. Подумала, понимая, что не стану этого делать, потому что потом будет неприятное чувство пустоты и легкости. Нельзя чувствовать себя хорошо, когда идешь в школу.

Алиса прикусила губу.

– Не беспокойся, – сказала я и застегнула клапан, чтобы показать, что конверт в безопасности.

Алиса кивнула, подобрала с пола собственный рюкзак.

– Пока, – сказала она и, набросив лямку на плечо, направилась к раздевалке.

Высокая и угловатая, она напоминала сгорбленное насекомое, которому все время приходится вертеть головой по сторонам, чтобы успеть вовремя скрыться в земляной норке при появлении хищника.

– Пока, – я помахала ее спине.

До репетитора оставалось еще сорок минут, а идти до дома минут пятнадцать. Появляться там раньше времени не хотелось. Нет, отношения с родителями у меня неплохие. Нормальные. Ну, то есть все сложно. Папа все время пропадает на работе, мама тоже, но у нее больше выходных. Вместе я вижу их только вечером субботы и иногда утром воскресенья, поэтому у нас скорее семейный треугольник, чем обычная семья. С мамой я иногда завтракаю и хожу в кино или театр. С папой смотрю дома фильмы и разговариваю о книжках. Была бы его воля – я бы каждый день ходила не в школу, а в библиотеку.

Раньше вся моя школьная жизнь просачивалась в разговоры с родителями, но в девятом классе у меня в жизни стали все чаще происходить события, которые приходилось осторожно обходить во время общения с семьей. Не могла же я рассказывать маме о том, как курю возле Кофемании или пробую очередной IPA в Бирмаркете (особенно учитывая, что чаще всего я ничего нового не пробую, а пью хорошо знакомый Морт Субит). Домашние разговоры медленно превращались в довольно бессмысленные обмены штампами. Десять-пятнадцать минут, которые я могла выжать до репетитора, можно было потратить на что-то чуть более интересное, чем «Как дела в школе?» – «Нормально». – «У тебя скоро репетитор».

Конечно, это все странные оправдания. Вряд ли кто-то из родителей мог быть дома так рано, у них работа. На самом деле мне просто хотелось курить, но очень не хотелось думать о том, что мне хочется курить. Я как раз вошла в тот возраст, когда все пытаются бросить это, в общем-то, малоприятное занятие.

Моя подруга Таня бросала уже дважды, но оба раза ломалась через две-три недели. Мой одноклассник Юра, Юрец, однажды продержался почти два месяца летом, когда ездил в лагерь на Соловки, но в Москве его хватило минут на двадцать – до первого магазина, в котором не спрашивали паспорт. Я на прошлых весенних каникулах не курила целую неделю, потому что была с мамой в Одессе на экономическом форуме. Мама ходила на круглые столы и лекции, а я часами сидела в гостинице и смотрела с телефона фильмы про шпионов. Не знаю почему, но в Одессе мне совершенно не хотелось курить, и я просто не вспоминала о сигаретах до возвращения в Москву.

В Москве мне хочется курить всегда, и с этим ничего нельзя поделать. Я нащупала в кармане пачку «Собрания», прошелестела фольгой. Пальцы коснулись трех оставшихся сигарет. Я чуть смяла ту, которая короче, недокуренную утром, и почувствовала приятную шершавость шва между бумажным цилиндром и полым фильтром. Табак беззвучно хрустнул.