Василий Пряхин - Домик на дереве

– Бубнил?

– Это еще что, Санька. Цветочки, как ты говоришь! Когда он запел «Утомленные морем», я вообще обалдел.

– Он пел на романдском языке? – уточнил я.

– Так точно! Правда, с небольшим южным акцентом, но вполне понятно. Я расслышал каждое слово. Но и это еще не все.

– Он начал танцевать?

– Неа. Это было бы забавно: танцующий инопланетянин. Но такого не было. У «Дитя тьмы» есть свой питомец. – Степан, увидев мое ошарашенное лицо, засмеялся. – Я знал, что ты обалдеешь от такой вести.

– Кошка или собака?

– Собака. Обычная дворняга: помесь спаниеля и какой-нибудь там болонки. Не знаю. Собака ждала его у дома. Увидев хозяина, рванула к нему, а потом всего облизала от радости. «Дитя» по всей видимости, был рад такой перспективе, остаться в собачьих слюнях; все наглаживал ее и говорил, что она «хорошая собака».

– На романдском?

– Ну, на каком еще! Если бы он сказал на своем, инопланетном, я бы ни черта не понял.

– Ты не выдумал?

– Мне что, заняться нечем?

– Не знаю. Может, это розыгрыш?

– Какие могут быть шутки, когда дело касается внеземных цивилизаций.

– Логично.

– Вы извините, ребята, за мою назойливость, но мне хоть кто-нибудь расскажет про того, кого вы величаете «Дитя тьмы»? – поинтересовалась Даша.

– Да с легкостью, – сказал Степан и спросил. – А чего раньше не спрашивала, молчала? Давно бы рассказал.

Пока Степан в красках описывал нашу первую встречу с инопланетянином, мы незаметно добрели до лесопилки, которая обычно приводила меня в уныние – и не одного меня. Стены лесопилки окаймляла паутина трещин, идущих от основания до крыши, часть которой обвалилась и покоилась на прогнившем деревянном полу, покрытом пылью и грязью; черные глазницы лесопилки – окна – были выбиты; на уличном складе, закрытом покатой и дырявой крышей, лежала груда мусора, отвратительно пахнущая; ворота отсутствовали, обнажая запустевшее, одинокое, никому ненужное здание-призрак.

– Никогда здесь не была, – призналась Настя, с ужасом глядя на лесопилку.

– Говорят, здесь призраки обитают, – сказал Степка, причем на полном серьезе; я относился к таким байкам с недетским скептицизмом и любил подшучивать над доверчивым другом, верующим в то, что ни разу не видел; я предпочитал сначала увидеть, а потом поверить – и никак иначе.

– Да ну? – не поверила Настя.

– Вот тебе и «да ну»! Славку знаешь из 7 «в»?

– Сомовьего что ли?

– Того самого. Знаешь, почему он заикается? Привидение повидал здесь, когда с ребятами в прятки играл. Оно его чуть не утащило в подвал и не сожрало. Успел он отмахнуться и убежать прочь.

– Врет он все! – вмешался я и самодовольно улыбнулся двум доверчивым птенчикам.

– Ничего я не вру, Соловьев сам говорил.

– Он врет.

– Зачем ему это надо?

– Героем хотел стать.

– Вот еще! А почему он тогда начал заикаться?

– Я сколько его помню, он всегда заикался.

– А, ну тебя, Фому неверующего! Ни во что не верит! А ты, Настя, поверила?

– Глядя на эту жуткую лесопилку, легко поверить в привидений, – ответила она, на ходу заплетая волосы в косички.

– Настя, ты – наш человек.

– Спасибо. – Настя взглянула на меня и подмигнула. – И где поселок?

– Его и поселком трудно назвать. Домов десять. Не больше.

Поселок был в таком же состояние, что и лесопилка. Опустевшие и безликие домики, без окон, с прогнившими крышами, на которых сидели и каркали жирные вороны, с перекошенными заборчиками, заросшими травой, крапивой и репейником. Но это было не самым ужасным; мертвая тишина – вот отчего бегали мурашки, когда мы шли по поселку, который со временем превратиться в миф, в прах давно ушедших дней. Ни лая сторожевых псов, ни плача, ни криков, ни музыки, ничего из тех привычных звуков, что сопровождают жизнь живых, задают ритм и такт.

– И как вы тут играете в прятки? – Настя вся съежилась.

– Чем страшнее, тем веселее, – сказал Степан и засмеялся, нарушив монотонное завывание южного ветра в затхлых дворах домов.

– В таких ситуациях обычно нет выбора, – заметил я, – если не пойдешь играть на лесопилку, тебя быстро запишут в труса. А кому охота быть трусом? Никому!

– Правда, после того случая с привидением, мы – как и другие ребята – стали реже здесь появляться. Никто не желает знакомиться с привидениями.

– Все испугались того, кого не существует.

– Приведение существует! – возразил Степан.

– Нет!

– Да!

– Нет, нет, нет!

– Да, да, да!

– Приведений тут нет.

– Еще одна!

– Приведений тут нет, потому что Соловьева, скорее всего, напугал ваш друг, «Дитя тьмы».

– С чего ты это взяла?

– А ты подумай! Он бродит по Земле и находит себе уединенное место, домик в лесу. Живет себе, поживает среди этих развалин, ни о чем не думает. И тут раз – прибегает свора парней. Они нарушали его покой, его одинокую жизнь. Он думает, как от вас избавиться, чтобы вы случайно о нем не узнали. Придумывает, что лучший способ напугать вас. И пугает! А что, проще просто надеть на себя белый балахон или простынь и испугать до смерти Соловьева.

– А что… может, так и было. – Степан задумался; как и я в принципе: в ее словах была доля правды, и от этого нельзя было отмахнуться, как от назойливой мухи в летную жару. Вообще, Настя поразила меня своим проницательным умом; и почему мы со Степкой сами не догадались об этом.

– Он, по всей видимости, считает, что эти заброшенные земли – его дом, который он должен защищать от посторонних лиц, – поставила точку в своих суждениях Настя.

– Скоро я выясню, что он там считает, – заявил Степан.

– Размечтался! – съязвил я.

– Вот увидишь, он мне все выдаст.

– Ну-ну.

– Не веришь?

– Пока нет.

– А зря. Спорим? – предложил Степка.

– На что?

– На пачку сигарет.

– Каких?

– «Альдарадо».

– По рукам! – Мы пожали друг другу руки; я виновато посмотрел на Настю, которая в свою очередь с осуждением смотрела на меня. – Мы не курим, только балуемся.

– Как же!

– Ты не пробовала? – спросил Степан.

– Нет. И не собираюсь, – ответила Настя и заключила, что это бесполезная и отвратительная привычка.

– Так говорят те, кто ни разу не курил, – парировал Степка. – Но ничего, мы тебя научим.

– Щас!

– Тебе еще понравится. Всем нравится курить.

– Я не как все.

– Смотрите! – крикнул я и указал рукой на небо, забранное пушистыми облаками, в котором кружили птицы и еще какой-то странный силуэт.

– И что мы должны увидеть? – Степан приложил правую руку ко лбу, чтобы лучше смотреть на парящие облака.

– Кажется, я вижу, – сказала Настя. И спросила, посмотрев на меня. – Это он?

Различить кто-то там парил на высоте тысячи метров, по сути, невозможно, поэтому я принял решения: спрятаться в густо поросшей траве (на всякий случай, как говорится). Мы долго пролежали в траве, наблюдая за птицами, танцующими вальс в бездонной вселенной, окруженной ветрами, солнцем и туманом от постоянно плывущих облаков-путешественников.