Василий Пряхин - Домик на дереве

– Дают – бери, – сухо ответил он и пошел напоследок проверять гараж; все ли отключено.

– Спасибо.

– Иди уже. – Он махнул мне рукой. – Завтра не опаздывай.

– Я могу подождать тебя?

– Не надо. Я хочу прогуляться. Один. Старикам это иногда необходимо.

– Хорошо. Ну, пока!

– До завтра.

Но домой я не пошел; в голове созрел идеальный план, куда потрать заработанные деньги. Настя пару раз говорила мне, что хочет собственные ролики, а не те, что ей достались по наследству от старшей сестры; они были старыми, пошарканными и неудобными.

По дороге до магазина я вспомнил о нашем разговоре с дедом и меня терзали закономерные вопросы: что будет после их разговора по душам и как сильно мне достанется? Хоть и дед уверял меня, что мне можно не волновался, но я волновался, ибо знал отца и мог с легкостью предположить, какие он предпримет по отношению ко мне меры.

Настя ушла с папой в гости к бабушке за пять минут до моего прихода; пошла с папой в гости. Естественно, я огорчился, дабы воздвигнутые планы рухнули, как спичечный домик от порыва ветра. От магазина до самого Настенного дома я представлял, как она нехотя – мол, да зачем, да не надо было, да неудобно – возьмет коробку в руки, откроет ее, увидит там белые ролики с розовыми шнурками и вся просияет в улыбке, а потом возможно обнимет меня и поцелует в щечку.

– Ей что-нибудь передать? – спросила ее мама, одетая в домашний халат в цветочек.

– Скажите, пожалуйста, чтобы она позвонила мне, когда придет, – попросил я.

– Передам. Будешь яблочный сок?

– Нет, спасибо. – На самом деле я хотел пить, особенно яблочный сок, но природная скромность взяла надо мной вверх; как обычно, в общем-то.

– Не скромничай. Подожди.

Выпив стакан холодного яблочного сока, я поблагодарил Настину маму и побрел домой. Кстати, разочарование от того, что я не подарил подарок, само по себе рассеялось – неужели всему виной была жажда? – и у меня снова выросли крылья; я снова представил, как вечером, под самые густые сумерки, дарю ей ролики – а Настя целует меня. В моих мечтах всегда преобладали поцелуи, а куда деваться, когда сердце безнадежно любит, не выкинуть же его?

***

– Что в коробке? – поинтересовалась она, когда я разулся и поспешил в свою комнату, держа в руках коробку. Мама последовала за мной.

– Подарок.

– И кому этот не маленький подарок? Случайно не мне?

– Нет, мам, не тебе. Другу.

– У тебя, к моей огромной радости, теперь два друга. Кому из них?

– Насте.

– Я так и поняла. Что в коробке?

– Ролики.

– О, дорогой подарок!

– Я знаю, но дедушка сегодня был щедрым. Дал мне пятерку.

– Балует он тебя. Балует.

– Я просто хорошо выполняю его поручения.

– Я не сомневалась в этом. – Мама задумалась. – А у нее что, нет роликов?

– Есть, но нее. Старшей сестры вроде бы. Они старые, она стесняется их надевать. Вот я и решил купить, чтобы мы вместе катались на роликах.

– Правильно и сделал, дорогой. – Она взъерошила мои волосы на голове. – Папе не слово об этом, ага?

– Я же не себе купил?

– Все равно он не одобрит. И ты знаешь почему.

– Знаю, – согласился я и спрятал коробку под кровать.

– Меньше знает – крепче спит.

До прихода отца, мы решили пересмотреть «Венецианские каникулы». Веселый, добрый и романтичный фильм с ее участием; мы любили его и частенько включали, когда не было настроения.

До замужества мама успела сняться в четырнадцати лентах, которые пользовались успехом как у критиков, так и зрителей; она умела выбирать хорошие проекты из миллиона неудачных, откровенно плохих. Последняя роль принесла ей ворох престижных наград, в том числе «Золотого Льва» и «Бронзовую Софу» за лучшую женскую роль. Зарубежные критики, а так же киноакадемики единогласно признали ее лучшей в данной ипостаси. Газета «Время» написала следующее: «С ролью домохозяйки, которая пошла на фронт, чтобы защищать свой дом, страну от агрессоров, актриса не просто справилась, она прожила этот образ – и достойна всех кинонаград в уходящем году. Другая газета «Истории Империи» написала так: «Ее талант – обезоруживает, ее игра – обескураживает, ее красота – сбивает с ног. Одна из лучших актрис своего времени! Если она продолжит в том же духе – весь мир будет у ее ног». По истечению тринадцати лет ее все еще звали в кино и в театр, но она только и делала, что отказывалась от заманчивых предложений.

Однажды я спросил у нее, почему она перестала сниматься; на что она ответила: «С такой сумасшедшей работой, которая отнимает у тебя уйму времени и сил, я не смогла бы всегда быть с тобой. Надо было выбирать: либо работа, либо семья. Я выбрала семью и нисколько не жалею». Если раньше, лет в семь, я верил ей, то потом ее слова потеряли в весе, потому что я узнал горькую правду – отец запрещал ей сниматься, таков был закон.

Когда пошли титры, мама всплакнула; я с удивлением посмотрел на нее и сказал:

– Мам, надо смеяться, а ты плачешь. Фильм ведь закончилась хорошо.

– Это слезы радости.

Только через годы я понял, что это были слезы разочарования, разочарования от жизни, которая сначала одарила ее любовью всего мира, а потом бесцеремонно и внезапно забрала все, что у нее было.

***

Мало того, что отец задержался на работе на несколько часов, так он еще пришел в отвратительном настроении; мне было понятно, кто его задержал и почему он во время ужина с такой ненавистью смотрел на маму, словно она олицетворяла все зло, усеянное в грешных людских душах. Мама, чувствующая на себе сверлящий и озлобленный взгляд отца, вся сжалась, покрылась испариной.

– Тебя что-то не устраивает? – резко спросила она.

– Нет, – ответил он и откусил кусок хлеба. – Ужин холодный.

– Он был бы горячим, если бы ты вовремя пришел.

– Дерзишь?

– Имею на это полное право.

– А не кажется ли тебе, милая, – он отложил столовые приборы, – что у тебя слишком много прав?

– Нет, мне так не кажется.

Отец вытер губы салфеткой, нервно схватил зубочистку и начал ковыряться ей в зубах.

– Знаешь, почему я сегодня задержался?

– Нет. – Мама поднесла к губам бокал с красным вином, но так и не выпила. Посмотрела на меня, на испуганного мальчишку, который от назревающего и неизбежного «унижения» уходил в себя. – Дорогой, рот не разевай, кушай. И так ужин остыл.

– Отца встретил, точнее… он меня встретил.

– Как он поживает?

– Жив. Как обычно сует нос не в свои дела. – У меня по спине пробежала холодок. – Ты с ним накануне не общалась?

– Не помню. – Она задумалась и глотнула вина. – Хотя вру. Вспомнила. Мы в среду встретились в магазине, славно поболтали. А что?

– Ты случайно не рассказывала ему о нашем недавнем инциденте?

– О каком?

– Когда я вышел из себя… и ударил тебя. За что извинился и извинюсь еще раз.