Джон Стейнбек - И проиграли бой

К нему потянулись несколько рук. Кисет пошел по кругу.

— Только что приехал? — спросил худолицый.

— Именно. Дай, думаю, пособираю яблочек, да обратно — свои миллионы считать.

Худолицый зло выкрикнул:

— А знаешь, сколько нам платить будут? Пятнадцать центов! Пятнадцать, чтоб им подавиться, собакам!

— А сколько ты, собственно, хочешь? — воскликнул Мак. — Имей совесть, парень! Или у тебя хватит наглости заявлять, что тебе, видите ли, хочется есть? Яблоки собираешь, вот их и жуй. Они такие вкусные, красивые! Тон его вдруг ужесточился. — А что, если мы эти яблоки не станем собирать?

Худолицый так и взвился.

— Придется! Никуда не денешься! Все до последнего гроша на дорогу сюда потратили!

— Не станем мы собирать, другие охотники найдутся!

— А если мы этих охотников — в шею? — крикнул Мак.

Люди у костра насторожились.

— Так ты чего ж… бастовать предлагаешь? — спросил худолицый.

Мак рассмеялся.

— Ничего я не предлагаю.

Коротышка, сидевший опершись подбородком о колени, сказал:

— Лондона чуть удар не хватил, когда сообщили, сколько платить будут.-И повернулся к соседу: — Ты, Джо, видел его. Правда, ведь его чуть удар не хватил?

— Аж позеленел весь, — подтвердил тот, — стоит, молчит, а сам весь зеленый. И деревяшку, что в руке держал, всю раскрошил.

Кисет наконец вернулся к владельцу, Мак помял его, убедился, что табаку осталось кот наплакал и сунул в карман.

— А кто такой Лондон?

Ответил ему худолицый.

— Лондон-мужик что надо, голова! Мы с ним всегда ездим. Что и говорить — голова!

— За старшего у вас?

— Да нет, просто хороший мужик. Мы с ним ездим. Послушал бы ты, как он с легавыми держится. Он…

Снова из палатки раздался крик, на этот раз долгий. Все повернули головы, потом снова безразлично уставились на огонь.

— Болеет, что ли, кто? — спросил Мак.

— Невестка Лондона рожает.

— Да, не самое удачное место для родов. А врач-то есть? поинтересовался Мак.

— Откуда! Где ж его возьмешь?

— А почему ее в окружную больницу не свезут?

Худолицый глумливо бросил:

— Как же! Будут они цацкаться с бродягами залетными! В больнице нет мест. Вечно она забита до отказа. Будто сам не знаешь.

— Я-то знаю, — вздохнул Мак. — Видно, и тебе это не в новинку.

Джим поежился, подобрал ивовый прутик, сунул его в костер, прутик сначала задымил, потом заиграл пламенем. Мак протянул в темноте руку и незаметно пожал руку Джима. А вслух спросил:

— А есть там, с ними, кто в родах кумекает?

— Старуха одна, — ответил худолицый; вопрос показался ему странным, и взгляд сделался подозрительным. А тебе-то что?

— Я кое-что в этом смыслю, — ответил Мак. — Учился немного. Мог бы сейчас помочь.

— Ну, так иди к Лондону! — Худолицему, видно, не хотелось самому принимать никакого решения. — А нам не след о нем языком трепать.

Мак словно бы и не заметил подозрительности собеседника.

— Пожалуй, и впрямь надо сходить. — Он поднялся. Пойдем со мной, Джим. Где он, в той палатке, где свет?

— Да, там.

Сидевшие у костра проводили Мака и Джима внимательными взглядами, потом снова засмотрелись на костер. Двое друзей шли поляной, старательно обходя кучи тряпья — под ними спали люди.

Мак прошептал.

— Ну и повезло же нам! Если в грязь лицом не ударю, считай, что начали мы удачно.

— Я не совсем понимаю… Даже не знал, что ты медицине учился.

— Да никто на белом свете этого не знал! — усмехнулся Мак. Они подошли к палатке: за подсвеченной брезентовой стеной суетились черные силуэты людей. Мак встал у входа и позвал:

— Лондон!

Почти мгновенно взлетел палаточный полог и вышел высокий мужчина. В плечах не обхватить. Жесткие черные волосы обрамляли похожую на тонзуру лысину на макушке. По лицу пролегли волевые морщины; черные, налитые кровью, как у гориллы, глаза смотрели свирепо. Угадывалась в этом человеке властность. Вести за собой людей для него столь же естественно, как и дышать. Выйдя, он опустил за собой полог.

— Что нужно? — сказал — точно отрезал.

— Мы только что приехали, — объяснил Мак. — Ребята у костра говорят, здесь роженица.

— Ну и что с того?

— Вот я и подумал, может, чем помочь, раз у вас доктора нет.

Лондон приоткрыл полог-полоска света упала на лицо Маку.

— Ну, и чем ты можешь помочь?

— Я работал в больницах. Доводилось и роды принимать. Так почему б и сейчас не попробовать.

— Заходите, — уже спокойнее сказал великан. — Хоть старуха здесь и вертится, она, помоему, малость чокнутая. Заходите, сами все увидите.

В палатке было тесно и душно. На блюдце горела свеча. Посреди палатки стояла самодельная печурка — ее смастерили из керосинового бака, — рядом сидела сморщенная старуха; в углу стоял бледный парень. У дальней стены на земле разложен матрац, на нем лежала молодая женщина, лицо у нее побелело, по нему грязными ручейками стекал пот, волосы растрепались. Все трое разом взглянули на вновь пришедших. Старуха отвела взгляд и уставилась на раскаленную печку, поскребла ногтями ладонь.

Лондон подошел к матрацу, опустился на колени. Роженица перевела взгляд с Мака на свекра. Тот сказал:

— Теперь у нас есть доктор. Больше опасаться нечего.

Мак взглянул на молодую женщину и подмигнул: лицо у нее застыло от страха.

Парень подошел к Маку, тронул его за плечо.

— Все будет в порядке, док?

— Конечно, она у тебя молодец. — Мак повернулся к старухе. — А ты повитуха, что ли?

Та, продолжая скрести морщинистые ладони, лишь бессмысленно посмотрела на него и не ответила.

— Я спрашиваю: ты повитуха? — прокричал Мак.

— Нет, но раза два детей принимать доводилось.

Мак взял ее руку, поднес поближе к свече: ногти длинные, неровные, грязные, кожа серая с синевой.

— И они, конечно, родились мертвыми. Нужно много чистых тряпок, у вас что-нибудь есть?

Старуха показала на кучу газет.

— У Лизы схватки пока два раза только были, — проскрипела она. — А подтереть и газетами можно.

Лондон подался вперед, рот приоткрылся от напряженного внимания он испытующе глядел Маку в лицо. В неярком свете тускло поблескивала лысина.

— У Лизы схватки два раза были, последний раз только что, повторил он старухины слова.

Мак молча кивнул ему на палаточный полог и вышел следом — Лондон и Джим.

— Слушайте, а вы видели ее руки? — опросил Мак. Ребенок-то, может, и выживет, а снохе вашей ничего не светит. Давай-ка от старухи избавимся.

— А роды ты, что ли, будешь принимать? — набычился Лондон.

Чуть помолчав. Мак оказал:

— Я приму. Джим кое в чем поможет. Но его помощи мне мало.

— Ладно, я помогу, — сказал Лондон.

— И этого мало. Из ребят никто не подсобит?

Лондон усмехнулся.

— Коли позову — помогут, как же иначе?