Джон Стейнбек - И проиграли бой

Джим просиял от радости.

— Какой от меня толк с больным-то плечом. Просто пришло на ум, как Мак говорил: пролейся кровь, тогда ребят не сдержать. Помнишь, Мак?

— А как же! Правда, там у помоста, пожалуй, голова другим была бы занята. И как ты сообразил, Джим? В такой суматохе только ты и не растерялся. Ты про своего старика рассказывал: он, дескать, не ахти какой башковитый, он всю жизнь кулаками махал. Непонятно только, откуда ты научился мозгами шевелить.

— Верно, отец именно такой, — согласился Джим. — Зато у матери ум холодный, прямо в дрожь бросает.

Лондон согнул руку, изумленно посмотрел на ободранные костяшки пальцев.

— Надо ж! Ты только посмотри!

— Да, разбил до крови!

— Об этого сукиного сына Бэрка. Как он там, Джим? Я его, похоже, крепко двинул, чуть голову не снес.

— Не знаю, где он, — ответил Джим. — Кто-то его с помоста уволок.

— Надо б разузнать, — решил Лондон. — Удивительно, я и боли-то до сей минуты не чуял.

— Когда с тем зверем стакнешься, уже ничего не чуешь.

— С каким таким зверем?

— Да так, это у нас вроде присказки. А Бэрка ты верно решил отыскать. Да и проверить, какое у ребят настроение, тоже неплохо. Они небось сейчас на ногах едва стоят.

— Не верю я им больше ни на грош. Не знаешь, чего от них ждать. Слава богу, я не оказался по другую сторону баррикады.

— Слава богу, что ты оказался по другую сторону палатки, — вставил Мак. — Иначе висеть бы нам с Джимом на какой-нибудь яблоньке.

— Да, туго пришлось… — пробормотал Лондон. Он подобрал полог, поднял его, привязал бечевкой. Но светлее в палатке не стало: солнце уже миновало зенит. Лондон вышел, друзья проводили его взглядами, потом молча переглянулись. Мак упал ничком на матрац. Джим долго смотрел на него. Наконец Мак спросил:

— Ты в чем-то меня обвиняешь?

— Нет. Просто думаю: вот сейчас, кажется, мы дрались и победили, и тем не менее, как никогда, близки к поражению. Ведь мы сюда приехали, чтобы помогать. Мак. А мы только все портим!

Мак грубо бросил:

— Не слишком ли высоко нас ставишь? Не переоцениваешь ли грошовый успех? Полетит наша забастовка сейчас к чертовой матери — нам по заслугам. Ведь и по сей день столько людей верят сказке о Благородном Американском Рабочем, о его дружбе с Добрым Капиталистом. А теперь они прозрели, поняли, как капиталисты о них заботятся, как могут их в два счета, словно тараканов, из вести. А мы нашим ребятам показали, во-первых, что они могут, а во-вторых, что должны делать. И последняя стычка показала, что ребятам по силам. Видишь, каким стал Сэм после забастовки во Фриско? Так вот, и наши парни будут кое в чем на него смахивать.

— А хватит ли у них ума правильно рассудить?

— Дело не в уме, Джим. Ум здесь ни при чем. Кончится забастовка, но в душах у ребят она еще долго бушевать будет. И рассуждать ни о чем не придется, они нутром все почуют.

— Ну, а как, по-твоему, что же нас ожидает?

Мак почистил пальцем передние зубы.

— Думаю, вышвырнут нас отсюда, только косточки затрещат. Может, днем сегодня, может, вечером.

— И что ж нам лучше: «исчезнуть» бесследно или все таки дать бой?

— Лучше — бой, если удастся ребят настроить. Разбегутся — и на душе гадко у всех будет, а бой — даже проигранный — дело достойное.

Джим опустился на одно колено.

— Слушай, но ведь если они с пулеметами нагрянут, много наших положат.

Глаза у Мака сузились, взгляд сделался холодным.

— Подойдем с другой стороны. Допустим, убьют кое кого из наших. Нам это только на руку. Вместо каждого убитого в наших рядах десяток новобранцев окажется. Вся страна в одночасье обо всем узнает, и народ повсюду всполошится. Те, кто колебался, на нашу ст орону перейдут. А удерем отсюда втихомолку, народ прознает, скажет: «Э-э, да они даже боя дать не сумели!» А вся наша трудовая братия уверенность в своих силах потеряет. Вот дадим бой, разнесется о нем молва, и другие забастовщики тоже биться будут, окаж ись они в таких же условиях.

Джим подогнул и вторую ногу, сел на пятки.

— Я просто хотел ясности, вот и спросил. Но согласятся ли ребята биться?

— Не знаю. Сейчас вряд ли. Еще в себя не пришли. А попозже, кто знает. Подкинь им еще одного Бэрка и, чем черт не шутит, вдруг поднимутся. Пьяный Бэрк очень кстати объявился. Сейчас, глядишь, еще кто кровь прольет ради общего дела.

— Мак, если не хватает всего лишь крови, так я сорву сейчас повязку — кровища рекой потечет.

— Чудной ты, Джим, — добродушно бросил Мак. — Все буквально понимаешь.

— По-моему, ничего чудного нет.

— Еще как есть! Помнишь анекдот про даму, что покупала собаку? Она спрашивает: «А вы точно знаете, пес чистокровный?» Владелец ей: «Точно! Ну-ка, Оскар, покажи даме, какая у тебя кровь».

Джим слабо улыбнулся. А Мак продолжал:

— Нет, Джим, свою кровь побереги. Ты в нашем деле сотни ребят стоишь.

— Ничего, небольшое кровопускание не повредит.

Мак беспокойно теребил нижнюю губу.

— Ты видел когда-нибудь, чтобы дрались сразу четыре или пять собак?

— Нет.

— Просто если одну из них ранят или свалят наземь, остальные ее непременно загрызут.

— Ну, и что?

— И у людей порой так же. Сам не знаю, почему. Выходит, док прав. Он мне раз сказал: «Люди ненавидят что-то в самих себе».

— Док — парень славный, но не больно-то помогли ему высокие рассуждения. Они бесцельны, просто замкнутый круг.

— Как бы там ни было, его очень не хватает. Плечо у тебя еще болит?

— Ни капли. Правда, я его пока берегу.

Мак поднялся.

— Давай-ка посмотрим. Снимай куртку.

Это оказалось делом непростым. Мак отковырнул пластырь, осторожно разбинтовал плечо.

— Почти зажило. Только краснота кое-где. Все эти марли я выброшу. До города бы поскорее добраться. Там врачи за дело возьмутся. А сейчас пока чистым лоскутом перевяжу. — Он снова залепил повязку пластырем, долго не отпускал руку, пока пластырь не нагрелся и не «схватил» повязку.

— Может, в городе и дока встретишь, — предположил Джим. — Он больно чудно говорил перед тем, как пропал. Вдруг ему просто тошно стало или страшно, вот он и дал деру — Давай-ка я помогу тебе в куртку влезть. Чего сейчас о доке вспоминать! Если б ему тошно стало, он бы давно от нас откололся. Видел я его и под огнем! Страха он не знает.

В палатку тихо вошел Лондон и остановился. Вид у него был озабоченный, даже испуганный.

— Надо ж, я его чуть не до смерти зашиб. Челюсть сломал. Боюсь, умрет, если доктора не найти.

— Можно, конечно, в город его отправить, но, думается, не очень-то ему там помогут.

— А как его жена разошлась! — продолжал Лондон. Кричит: «Засужу вас всех за убийство! И забастовку вы, дескать, нарочно устроили, чтоб мужа доконать!»

— И то не напрасный труд, — съязвил Мак. — Не очень то этот Бэрк мне нравился. Больно на стукача смахивал. Как там ребята?