Джон Стейнбек - И проиграли бой

— Сидят по палаткам, сбылись твои слова: морды у всех кислые, как у малышей, что леденцов объелись.

— Понятно, — кивнул Мак. — Столько сил потратили, что на неделю б хватило. Надо б их накормить, если есть чем. Потом отоспятся, глядишь, и отойдут. Ты, Лондон, совершенно прав: без доктора не обойтись. Как дела у парня, что ногу вывихнул?

— Он тоже бочку на нас катит. Не так, кричит, ногу вправили. Больше, говорит, ходить не смогу. Ребятам и без того невесело, а тут еще всякие вопли да причитания.

— Да, мы совсем забыли про Альфа! — спохватился Мак. — Как у него-то дела? Надо бы сходить проведать. Как, по-твоему, те, кого ты при нем дежурить оставил, сбежали?

— Кто их знает, — пожал плечами Лондон.

— Наберем мы с полдюжины ребят, чтоб его навестить?

— Сейчас никого никуда не вытащишь. Сидят да на мозоли любуются.

— Ну и бог с ними. Один пойду! Альф — хороший малый.

— И я с тобой, Мак, — вызвался Джим.

— Нет, останешься здесь.

— Смотри, одному-то небезопасно, — заметил Лондон.

— Джим, прошу тебя, останься, — настаивал Мак. Вдруг нас обоих схватят? И некому будет здесь наше дело продолжать. Так что оставайся.

— Нет, пойду. Хватит, насиделся, нанянчился со своей рукой. Хочешь, сам оставайся, а я пойду.

— Ну, ладно, — сдался Мак. — Будем смотреть в оба, а ухо держать востро. Постарайся, Лондон, ребят хоть не много в чувство привести к нашему возвращению. Накорми говядиной да фасолью, что осталась. Их, конечно, уже воротит от такой жратвы, но какая-никакая, а все — пища. Уж скоро известие должно прийти и о тех машинах.

Лондон проворчал:

— А себе я, пожалуй, открою баночку персиков да баночку сардин. Говорят же ребята, что у меня до потолка все консервами завалено. Вернетесь и вас угощу.

Их встретил ясный солнечный день. Серыми и замызганными предстали палатки в лагере, умытом чистым полуденным светом. С тех пор, как исчез доктор Бертон, никто не убирал мусор, повсюду клочки бумаги, на палаточных веревках развешаны комбинезоны. Мак с Д жимом вышли из лагеря и зашагали полем — за ним начинался сад. У самых деревьев Мак остановился, оглядел, сколько мог охватить глаз, окрестности.

— Джим, смотри в оба! Скорее всего, мы сваляли дурака, отправившись одни. Отказал нам здравый смысл, он пристально вглядывался в каждую яблоню, в долгие тенистые межрядья с солнечными прогалинками. Ни звука. Ни шороха.

— Уж больно тихо. Я такой тишине не доверяю, — он потянулся и сорвал с ветки маленькое, кособокое яблоко, оставленное сборщиками. Смотри-ка, вкусное. А я и забыл о яблоках. То, что под рукой, рядом, всегда в последнюю очередь вспоминается.

— Никого пока не приметил, — доложил Джим. — Ни души.

— Мы пойдем по самой кромке сада, если кто вдоль рядов следит — нас не заметит. — И оба, настороженно озираясь, скрылись под раскидистыми яблонями. Порой теплый яркий солнечный луч выхватывал их из-под сени крон.

— Мак, а как ты думаешь, можно когда-нибудь взять отпуск и укатить туда, где никто нас не знает, и просто по сидеть в саду?

— Да тебе ж через два часа надоест, снова будешь в бой рваться.

— Мне всегда недоставало времени приглядеться ко всему вокруг. Например, как лист из почки прорастает. Я ничего вокруг не замечаю. Утром в палатке по полу ниточкой тянулись куда-то муравьи. Но мне некогда было наблюдать за ними, о чем-то думал. А иной раз так хочется целый день на букашек смотреть, просто бездумно смотреть.

— Спятишь ты с этими букашками, — бросил Мак. С людьми-то психом станешь, а с букашками и подавно.

— Время от времени прямо оторопь берет: мы смотрим, но не видим. Некогда. Жизнь пройдет, а я так и не узнаю, как, скажем, яблоко растет.

Шли они медленно. Мак обшаривал взглядом каждое дерево.

— Всего не узнаешь, не увидишь, — ответил он. — Я раз решил отдохнуть, да и рванул в Канаду, в леса. Так дня через два примчал обратно. По делу изголодался, по хорошей заварухе.

— И я когда-нибудь съезжу. Старый Дан прямо взахлеб про лес рассказывал…

— Всюду не поспеешь, Джим! Всего не заграбастаешь. У нас есть много такого, о чем Дан и не мечтал. Всюду не поспеешь. Вернемся днями в город, и снова так потянет какуюнибудь бучу устроить, что хоть вой. А пока рука не зажила, сиди и не рыпайся. Поселю тебя в ночлежке, там клопов и всякой живности навалом, любуйся на здоровье. Ближе, ближе к деревьям держись. А то выставился, как корова на холме.

— А хорошо здесь, — вздохнул Джим.

— Слишком уж хорошо. Того и гляди на засаду напорешься.

За деревьями уже маячил белый домик Андерсона с палисадом, пламенела герань во дворе.

— Да нет здесь никого, — повторил Джим.

— Погоди, погоди, — Мак остановился, в последний раз оглядел открытое место, вокруг дома черным квадратом пепелище; там, где был амбар, и сейчас еще чуть заметно курится едкий дымок; одиноко высится на пустыре белый водяной бак.

— Вроде никого, — решил наконец Мак. — Пойдем с черного хода.

Он попытался неслышно отворить калитку, но клацнул засов, и заскрипели петли. Шаг-другой — и они уже на крыльце, обсаженном желтым страстоцветом. Мак постучал.

— Кто там? — раздался голос из-за двери.

— Это ты, Альф?

— Я.

— Один дома?

— Один. Это кто?

— Да это я. Мак.

— Заходи. Дверь не заперта.

Они вошли в кухню. Альф лежал на узкой койке у стены. Он сильно исхудал за последние дни. Кожа на лице обвисла.

— Привет, Мак. Я уж думал, никто меня больше не навестит. Старик-то мой спозаранку уехал.

— Мы, Альф, давно уже к тебе собираемся. Идет дело на поправку?

— Все тело болит. А когда один — совсем невмоготу. Кто поджег сарай?

— Горожане из «бдительных». Ты не представляешь, Альф, как мы вам сочувствуем. Мы ж охрану выставили. Да их обманом отвлекли.

— Старик мой всю ночь успокоиться не мог. Все говорил, говорил, меня поносил через каждые пять минут. И так всю ночь напролет.

— Мы очень сочувствуем.

Альф высвободил руку из-под простыни, почесал щеку.

— Я, Мак, все одно, с вами. А старик мой хочет вас отсюда вышвырнуть. Поехал к шерифу, чтоб управу на вас найти. Говорит, вы «нарушили границы частных владений», и потому вас надо выдворить. Говорит, вот, послушал их, теперь расплачиваюсь. А мне велит убираться ко всем чертям, если я и впредь с вами буду. Ой, Мак, он так разошелся!

— Этого я и опасался, Альф. Мы знаем, что ты с нами. Но что толку еще больше досаждать старику? Была б какая польза — другое дело. А пока сделай вид, что ты на его стороне. А связь с нами будешь поддерживать. Мне просто очень жалко старика.

Альф глубоко вздохнул.

— Я хотел, да боялся, что вы меня предателем посчитаете. А раз так, конечно, скажу, что порвал с вами.

— Вот это дело! А уж в городе мы тебе такую рекомендацию дадим лучше не придумаешь. Да, чуть не забыл: док вчера вечером к тебе не наведывался?