Пэлем Вудхауз - Том 3. Лорд Аффенхем и другие

— Ну и что? Разве вы не собираетесь жениться? Наша помолвка объявлена в «Морнинг Пост».

— Но… но…

— Джордж! — ее голос дрогнул. — Не говори, что ты собираешься меня бросить! А если собираешься, скажи заранее, я предъявлю иск за нарушение брачных обязательств. Я только что познакомилась с одним очень способным молодым человеком, который все это проделает. Он носит котелок набок и говорит официанткам «Мэйбл». Отвечай, да или нет? Женишься ты на мне?

— Но… но… как насчет… я, то есть, насчет… я имею в виду, как насчет…

— Реши, наконец, что ты имеешь в виду.

— Насчет другого! — выдохнул Джордж. Мелодичный смех донесся до него с того конца.

— А что другой?

— Ну да, что?

— Может же девушка передумать, — сказала Мод. Джордж взвизгнул. Мод закричала.

— Прекрати петь! — сказала она. — Ты меня оглушил.

— Ты передумала?

— Конечно.

— И ты… ты хочешь… Я имею в виду, ты правда хочешь… ты правда думаешь…

— Не бормочи ты!

— Мод!

— Ну?

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Непременно.

— Елки-палки!

— Что ты сказал?

— Я сказал: «Елки-палки»! И запомни, когда я говорю: «Елки-палки», я имею в виду «елки-палки». Где ты? Мне надо тебя видеть. Где мы встретимся? Я хочу тебя видеть! Ради всего святого, где ты сейчас находишься? Я хочу тебя видеть! Где ты? Где ты?

— Внизу.

— Где? Здесь, в «Карлтоне»?

— Здесь, в «Карлтоне».

— Одна?

— Совершенно одна.

— Долго одна не пробудешь, — сказал Джордж.

Он повесил трубку и рванулся через всю комнату туда, где на спинке стула висел его пиджак, задев ногой за край саквояжа.

— Ну, ты! — сказал ему Джордж. — Чего бодаешься? Кому ты-то нужен, хотел бы я знать?!

Перевод с английского Н. Трауберг

Несмотря на животворный запах кофе, приветствовавший его, когда он открыл дверь, молодой человек с бледными волосами и явственным кадыком был угрюм и мрачен. Входил он в меньшую из столовых Клейнс-холла, тюдоровской усадьбы, которую недавно купила миссис Стиптоу, кофе — любил и охотно бы выпил, но, как ни печально, обручился вчера с бесприданницей и собирался в Лондон, чтобы сообщить об этом опекуну. Опекуна он боялся даже в обычных обстоятельствах; когда же предстояла беседа, в ходе которой эта черепаха в человеческом образе непременно рассердится, горько сетовал, что отец не препоручил его деньги кому-нибудь потише, скажем — Джеку Потрошителю.

Столовая ласкала глаз. Утреннее солнце освещало ее огромные, до полу, окна. Одну стену украшал фламандский гобелен, изображающий мятежных селян, другую — фламандский гобелен, изображающий селян покладистых. Серебряные блюда, подогреваясь на горелках, улыбались с поставца; рядом розовел еще нетронутый окорок. Над камином вы могли увидеть портрет величавой дамы, глядевшей вниз таким взглядом, словно что-то ее удивило и раздосадовало. Писал картину молодой художник, Джослин Уэзерби, позировала — Беатрис, вдова сэра Отиса, который приходился братом здешней хозяйке.

Хозяйка, шустрая маленькая женщина с неумолимо светлыми глазами, сидела во главе стола, инструктируя Салли Фэрмайл. Салли, бедная родственница, редко отдыхала. Предоставляя кров и пищу осиротевшей дочери сколько-то-юродного брата, миссис Стиптоу полагала, что их надо отработать.

— Доброе утро, лорд Холбтон, — рассеянно сказала она.

— Доброе утро, — сказала Салли, наскоро улыбнувшись. С тех пор, как они обручились, она его еще не видела.

— Добрутр, добрутг, — ответил лорд и, прибавив для верности «добрутр», направился к поставцу для укрепления духа.

— Просто не знаю, — сказала хозяйка, — как мы разберемся с машинами. Вы едете в Лондон?

Лорд, положивший себе омлета, невесело кивнул.

— А Беатрис едет в Брайтон, вручать эти призы. Она берет «роллс-ройс», с «паккардом» что-то неладно, остается двухместная. Да, тарахтит, но кое-как движется. Салли отвезет вас. Она едет нанимать лакея. Для Говарда.

Лорд удивился, хотя знал, что для мужа хозяйка не жалеет ничего. В конце концов именно из-за таких излишеств случилась Французская революция, а Рим падал, падал — и упал.

— Сколько же у него лакеев? — осведомился он.

— Один, — отвечала Салли. — Они все время уходят.

— Они его плохо выносят, — пояснила миссис Стиптоу.

Это лорд Холбтон понял, он сам с трудом выносил хозяина. Собственно, его и пригласили, чтобы, по негласному уговору, он навел на него необходимый лоск, но пришлось оставить эти надежды. Хозяин хамил. Когда его пытались наставить на путь изысков и приличий, он щурил глаз и цедил углом рта такие выражения, которые обескуражили бы саму Эмили Пост. [25] Эмили Пост (1892–1960) — американская писательница, автор книги «Этикет» (1922).

Хозяйка помешивала кофе, напоминая гремучую змею, если вы можете представить змею, помешивающую кофе.

— Когда сбежал последний, — сказала она, — Говард решил, что их больше не будет. Он ошибся. Пока в Англии есть хоть один лакей, я его найму. Сейчас мы говорили, что нужен человек… ну, покруче, без дураков. Умру, но Говард у меня научится манерам.

Именно тут появился мистер Стиптоу, который однозначно напоминал бы тушу, если бы не перебитый нос и органы слуха в виде ручек греческой амфоры. Говоря строго, он вернулся (жена отсылала его надеть воротничок) и мрачностью своей показывал, что у него болят душа и шея. Неприязненно взглянув на лорда, которого он подозревал в подстрекательстве, страдалец направился к поставцу и взял себе рыбы.

Не хватало только дамы с портрета, и она явилась, напоминая Сару Сиддонс [26] Сара Сиддонс (1775–1831) — английская актриса. в роли какой-нибудь королевы. Она была создана, чтобы позировать сэру Питеру Лели или сэру Джошуа Рейнольдсу, [27] Джошуа Рейнольдс (1723–1792) — английский художник. которые, вероятно, превзошли бы Джоса Уэзерби, что признавал и независтливый Джос.

Все ей обрадовались.

— Доброе утро, Беатрис, — приветливо сказала хозяйка.

— Доброе утро, леди Чевендер, — сказала Салли.

— Здрасьте, здрасьте, здрасьте, — сказал лорд Холбтон.

Хозяин не сказал ни слова, только посмотрел. Человек простой, дитя природы, он не разговаривал, а переваривал. К тому же, он тянулся к маслу, чтобы украсить им тостик.

Лорд Холбтон вскочил (куда там хозяину!) и галантно отпрыгнул к поставцу. Именно эта галантность, в сочетании с хрупкой прелестью и трепетным тенором, которым он пел у рояля всякие романсы, привлекли к нему Салли.

— Омлету, леди Чевендер? — спросил он. — Рыбы? Ветчины?

Время остановилось. От того, что скажет прекрасная дама, зависела участь всех присутствующих, что там — судьбы Дж. Б. Даффа, возглавлявшего фирму «Дафф & Троттер», Джоса Уэзерби, дворецкого и, наконец, его невесты, Веры Пим, служившей в «Розе и короне».