Пэлем Вудхауз - Том 3. Лорд Аффенхем и другие

Ответь леди Чевендер: «Омлету» или «Рыбы» — ничего бы не случилось. Но она сказала:

— Ветчины.

Лорд Холбтон со свойственным ему изяществом отрезал тонкий ломтик. Стояла тишина, только мистер Стиптоу хрустел тостом. Хрустел он всем, чем угодно, даже пюре; тостом всякий захрустит.

Леди Чевендер положила вилку и нож, глядя вниз с тем царственным презрением, с которым Сара Сиддонс взирала бы на гусеницу в салате.

— Какая гадость! — промолвила она.

Хозяйка встрепенулась. Она была богата, но золовка намного ее превосходила. Кроме того, при слабом сердце у леди не было собственных родственников.

— В чем дело, Беатрис?

— Эту ветчину есть нельзя.

— Ее купила Салли.

Виновница не отрекалась, но сказала в свою защиту:

— Самая лучшая фирма!

— Возможно, — признала леди Чевендер, — но ветчина у них плохая. В чем-в чем, а в этом я разбираюсь. Когда-то я думала выйти замуж за ветчинного короля. Впрочем, тогда он был принцем. Он говорил о ветчине с утра до ночи. Словом, пойду и обличу их. Кто эти гады?

— Дафф и Троттер, — ответила Салли. — Самая лучшая фирма. Зачем им обманывать бедных девушек? Никак не пойму.

Тем временем лорд Холбтон вскрикнул и замер; омлет побледнел на его устах.

— Дафф и Троттер?.. — выговорил он.

— Дафф и Троттер?! — вскричала леди Чевендер, и в ее прекрасных глазах мелькнуло торжество, словно у римской матроны, угадавшей колесницу, которая победит на скачках. — Эта мерзость — от Джимми Даффа?

— Вроде бы да.

Леди Чевендер со вкусом вздохнула.

— Душенька, — сказала она, обернувшись к Салли, — это слишком хорошо, даже не верится. Я думала, праведная кара бывает только в детских книжках. Именно за Джимми я и собиралась выйти, это он говорил о ветчине. Невозможно поверить, как я мучилась! Джеймс Бьюкенен Дафф, чтоб его черти съели! Я с ним пятнадцать лет не виделась, но скоро он захочет не видеться еще лет тридцать.

— Что ты сделаешь? — спросила миссис Стиптоу.

— Зайду и скажу все о его мерзкой ветчине.

— Ты же едешь в Брайтон.

— Ничего, заверну и в Лондон.

— Может, лучше написать?

— Написать?! Ты ничего не поняла. Когда он меня коварно покорил, я была молода и романтична, одни чувства. И что же? Где они? Гуляя при луне, он говорил о том, почему у этой проклятой ветчины такой упоительный привкус. Подождет, пока оркестр свое отыграет, и описывает копчение. И после всего этого ты советуешь ему писать! Нет уж. Приду, посмотрю в глаза, шмякну ветчину на стол и увижу, как он корчится. Кликни Чибнела.

Хозяйка позвонила, и явился дворецкий нового типа — величавый, молодой и мускулистый.

— Чибнел, — сказала леди Чевендер, — не могли бы вы положить вот это в коробку и отнести в машину? Пора мне ехать, а то не успею.

— Салли, — сказала хозяйка, — иди к Перкису.

Салли покорно встала. На полпути к гаражу за ее спиной раздалось какое-то блеяние.

— Джордж! — вскричала она, обернувшись, как вспугнутый котенок. Она очень смутилась.

И зря. Лорд Холбтон был слишком взволнован. Глаза у него блуждали, рот кривился, кадык скакал, словно ягнята по весне.

— Салли! Какой ужас!

— А что?

— Эта история с ветчиной!

— Скорее она смешная.

— Смешная? Ха-ха! — воскликнул лорд Холбтон, исполняя танец отчаяния. — Ты послушай! — Он помолчал, справляясь с чувствами. — Отец оставил мне кучу денег.

Салли смутилась. Корыстной она не была, но положение бедной родственницы располагает к тому, чтобы радоваться богатству.

— Ну и слава Богу!

— Все не так просто. Он решил, что деньги мне доверить нельзя.

— Почему?

Собственно говоря, первого барона навело на эту мысль то, что одна девица подала в суд, обвиняя его любимого сына в «нарушении брачных обещаний», но сын предпочел это скрыть.

— Ах, не знаю! В общем, они — не у меня, пятерки не могу взять без спроса. А у кого? У Даффа!

— При чем он тут?

— Они с отцом партнеры. Наша фамилия — Троттер. [28] Наша фамилия — Троттер. — Напомним, что «Холбтон» — не фамилия, а титул, имя рода (в данном случае — баронского). Отец его очень любил, и вот, пожалуйста. Сегодня я как раз собирался поговорить о нас с тобой.

— Понимаю, — сказала Салли. — Ты думаешь, он будет не в духе.

— Конечно.

— Да, да.

— Эта баба его доведет! Он лелеет свою ветчину, как… что это лелеют?

— Кто?

— Ну вообще. А да! Зеницу ока. С нее он начал, вся остальная еда для него… тьфу! Не в духе! Ты уж скажешь! Ха-ха!

Именно в такие минуты женщина уподобляется ангелу.

— Ничего, — сказала Салли, — ты его успокой.

— Да?

— Конечно.

— Ха-ха! Нет уж, я к нему не поеду.

— Что ты говоришь!

— То. Лучше встретиться с раненой пумой.

— Не такой уж он страшный.

— Такой. Ты его не видела.

— Видела, на обертке. Там всюду его портрет. По-моему, он очень милый.

— Милый?

— Да.

— МИЛЫЙ?! А брови?

— Мне понравились.

— Что ж, дело твое. Ты к нему и поезжай.

— Хорошо, — согласилась Салли, — с удовольствием.

Лорд Холбтон очень удивился, совет его был риторическим, точнее — сатирическим. На секунду ему стало стыдно. Такое хрупкое создание перед этим зверем из Откровения… [29] Откровение — речь идет об «Откровении Иоанна Богослова», то есть Апокалипсисе. Но стыд мгновенно исчез, сменившись радостью. Если уж кому-то суждено переплыть Ниагару, лучше, чтобы это был не он, не лорд Холбтон.

— Ты серьезно?

— Да.

— Прямо так и поедешь?

— Конечно.

— А брови?

— Ну и Боге ними.

— Постарайся ее опередить.

— У нее «роллс-ройс».

— Да, правда. Что ж, будем надеяться.

— Будем.

— Ах, если бы она взяла омлет! Видимо, такова жизнь.

— Вполне возможно, — опять согласилась Салли.

Владения людей, [30] Владения людей… — Вудхауз изображает знаменитый магазин «Фортнем & Мэйсон». при одном только имени которых всякий лондонец, не утративший совести, благоговейно поднимет шляпу, расположены неподалеку от Риджент-стрит. Это целый остров или, вернее, храм. Пройдя вращающуюся дверь, мы попадаем в огромный собор и видим прославленные яства. Вот — пирожные и пирожки; вот — фрукты; вот — супы и соусы; вот — варенье и джемы, икра и мясные консервы. У ветчины, зеницы ока, — свое святилище.

Почти все дела здесь ведут по телефону, и мы не обнаружим той суеты, которая царит в обычных лавках. Когда Джос Уэзерби, придя на службу, стал пробираться между грудами яств ой увидел двух герцогинь, глотающих слюну, и штуки три графов, облизывающих губы.

Длинный и веселый художник служил у Даффа & Троттера в отделе рекламы и нимало этим не тяготился, быть может потому, что вкусно ел, крепко спал, не ведал болезней, чем отличался от хозяина, которого терзал жулудочно-кишечный тракт.