Пэлем Вудхауз - Том 7. Дядя Динамит и другие

Просим НЕ ВЫХОДИТЬ ИЗ РЯДА!

другая:

Просим НЕ КУРИТЬ!

Потом, отряхнув ладони, он отступил немного, чтобы на них полюбоваться.

Сэнди так удивилась, что забыла про Сэма — конечно, на время.

— Что это? — спросила она.

Лакей ответил на ее вопрос с той снисходительной улыбкой, с какою знаток отвечает новичку.

— День открытых дверей.

— Сегодня?

— Завтра. По четвергам. Посетителей водит мистер Бидж.

— А много их?

— В жару — много. На той неделе — три шарабана и женская школа.

— Я приехала в пятницу.

— Везет людям, — печально заметил лакей. — Натяни ее еще, Томас, — прибавил он, ибо другой лакей принес новый плакат:

Просим НИЧЕГО НЕ ТРОГАТЬ!

— В тот четверг, — заметил он, — две девицы залезли на каминную решетку. Сидят, и хоть бы что!

Сэнди поразила неожиданная мысль. Только сейчас поняла она слова «… открытых дверей».

— И всякий может прийти?

— Всякий, — ответил лакей, подтягивая веревку, — если у него есть полкроны.

Погрузившись в думы, Сэнди пошла в библиотеку, в которой она собиралась навести порядок. Подумать ей было о чем. Ну, смотрите: без всяких сомнений, Галли сказал Сэму про этот день и уж наверное объяснил, какие он дает возможности. Если Сэм проникнет в замок, встреча неизбежна. Возможно, он не станет курить, не станет он и щупать предметы; но из ряда — выйдет непременно. Что для него дворецкий, что два лакея?! Выйдет и будет бродить, пока ее не найдет.

Она его видеть не хотела, даже издали. Да, разлука с ним образовала в ее сердце примерно такую дыру, как котлован для небоскреба, — но что поделаешь! Время как-нибудь поможет, а не сумеет — все равно; человеку, который сказал то, что сказал он, нет места в ее жизни.

Дойдя до библиотеки, она принялась за работу, но пыла в ней не было. Обметая книги, складывая бумаги, она думала не о них, а о том, как бы увернуться от встречи.

Помогло ей письмо, найденное в каминной золе, с которым она и побежала к лорду Эмсворту.

Ворвавшись в кабинет, она заметила, что он испуган. И впрямь, граф испугался, увидев в ее руке письмо, но первые же слова тревогу прогнали.

— Лорд Эмсворт, не отпустите ли вы меня денька на два? Отец заболел.

И Галахад, и Типтон очень бы удивились, припомнив, что Эрнст Каллендер скончался, когда ей не было восьми. Но граф этого не знал и вежливо поохал.

— Ай-яй-я-яй! — сказал он. — Нехорошо. Что там — плохо.

— Значит, можно уехать?

— Конечно, конечно, конечно, — отвечал он с излишним пылом. — Полковник тоже едет, он подвезет вас к станции. Да. Подвезет. На машине.

— Спасибо вам большое.

— Не за что, не за что, не за что.

— Пойду, вещи уложу. А, кстати, я нашла письмо! Надо будет ответить.

Лорд Эмсворт помрачнел. В сущности, он это предвидел. Если бы он был поэтом, он бы сказал: «От Сэнди до письма — рукой подать.».

Вернувшись, Галли пошел в курительную и стал просматривать газеты. Однако фотографии невест, похожих на подругу гангстера, и мордоворотов в бальных платьях его не увлекли. Ему захотелось поболтать с братом. Когда он подошел к двери, оттуда, словно кукушка из часов, этот брат и выглянул.

— Галахад! — сказал он. — Ты мне нужен.

Как ни странно, он был не просто весел, а очень весел, исключительно.

— Галахад! — повторил он таким тоном, будто в замке нет ни сестры, ни секретарши, ни дамы Дафны с сыном. — Галахад, случилось чудо.

— Какое?

— Ты слышал об Уиппле?

— Твой любимый писатель. «Жизнь среди свиней».

— «Уход за свиньей».

— Верно. Так что с ним?

— Мисс Каллендер нашла письмо от него.

— В корзине?

— В камине. Как же оно туда попало?

— Шерлок Холмс держал табак в персидской туфле.

— Какая она? Я их не видел.

— И я не видел. Очень горюю. Да, так письмо от папаши Уиппла. Хочет взять интервью у Императрицы?

— Хочет на нее посмотреть. Пишет из клуба «Атенеум».

— Из этого склепа? Помню, мы там обедали.

— С ним?!

— А с кем же еще?

— Ты его знаешь?

— Встречались.

— Что же ты не сказал?

— Как-то не довелось. Помнишь, я писал мемуары? Думал порасспросить его о дяде, у того на старости лет выросли новые зубы. И какие! Орехи щелкал. Вообще-то неплохой человек. Не дядя — Уиппл. Тот умер на девятом десятке от излишка орехов. Ты хочешь его пригласить?

— Конечно. Это — большая честь.

— Заполняется наша лачужка…

— Я написал телеграмму, что письмо мне только что дали. Ваулз пошлет со станции. Он подвозит Эгберта.

— Почему ты не позвонишь?

— Они меня не понимают. Там очень странная девушка, она говорит: «Пардон? Пардон? Нельзя ли по буквам?». Нет, пускай уж Ваулз.

— Лучше я. Еду в Лондон, там и отправлю.

— Спасибо, Галахад. Прекрасно, прекрасно, прекрасно, превосходно.

Через несколько минут Галахад шел по дороге, лихо сдвинув шляпу, едва не приплясывая. Он не пел цыганскую песню, но никто не мог бы поручиться, что он ее не запоет, ибо эта история с Уипплом блестяще разрешала проблему. Все обернулось как нельзя лучше, роль ангела-хранителя удавалась на славу.

Жара немного спала, но не настолько, чтобы «Герб Эмсвортов» не вставал перед мысленным взором, и он перед ним встал. При этом «Гербе» был тенистый сад у реки, где можно сидеть под деревом, попивая пиво, вдохновляясь видом вспотевших лодочников с женой, тещей, тетей, тремя детьми, собакой и корзинкой. Галли живо представил себе пенящуюся кружку, когда услышал: «Эй!» и увидел юного Гарри, не посрамившего доверие отца, который владел в ближней деревне кабачком «Голубой боров».

— Вам письмо, мистер Трипвуд, — сказал он.

Собственно говоря, их не представили друг другу, но все на много миль вокруг знали, каков с виду младший брат их лорда.

Галли удивился, но письмо взял. Подтеки сепии, связанные с тем, что держала его, скажем так, детская рука, не испортили вконец текста, который и сам по себе был достаточно темен. Сэм писал кратко, не вдаваясь в детали, и получалось, что он не в «Гербе», и не в Маркет Бландинге, а в деревне, под самой оградой парка. С ним что-то случилось, ему срочно нужны совет и помощь.

Еще ни один человек не обращался всуе с такой просьбой к Галахаду Трипвуду. Он знал, что пиво в «Голубом борове» несравненно хуже, чем в «Гербе», но умел принимать вызов судьбы. Через пять минут, не больше, он переступил порог сельского кабачка.

Сэм обрадовался ему, напоминая при этом матроса, потерпевшего кораблекрушение и завидевшего парус. Пока он ждал, он обдумал положение, и оно понравилось ему еще меньше. Жара-жарой, но у него мерзли ноги, а птичий щебет за окном казался ему свистом полицейского.

Галли внимательно выслушал его повесть, ничем не выказывая ни осуждения, ни ужаса, хотя бы потому, что он их не испытывал. Дал констеблю в глаз? Что ж, это прекрасно. А вот положение действительно трудное, выкрутиться — нелегко.