Пэлем Вудхауз - Том 7. Дядя Динамит и другие

— Вы все время говорите «Хо»? — осведомился Сэм.

— Хо! — отвечал констебль. — Нет, иногда я говорю «Идемте за мной».

С этими словами он положил Сэму на плечо тяжелую руку.

Она и сыграла роль последней соломинки. С прытью, которая поразила бы самого Павлова, Сэм дернулся и нанес констеблю могучий удар в глаз. Констебль зашатался, задел ногой за камень и рухнул. Сэм вскочил на велосипед и унесся вдаль со скоростью, которую не превзошел и Бидж в далекой юности. Если бы сорок лет назад Сэму довелось жить на свете, и он бы пел в том же хоре, и голос у него не сломался до Крещения, они бы вступили в спор, и он победил бы.

Если, похитив велосипед, вы едете по шоссе, проходящему через Маркет Бландинг, вы доедете вскоре до деревушки, ютящейся у ворот замка. Состоит она из пяти домиков, церкви, викариата, лавки, пруда, уток, бензоколонки и кабачка «Голубой боров». Около этого заведения и кончился путь велосипеда, на котором ехал Сэм.

Он спешился, догадавшись, что лучше освободиться от скакуна, прислонил его к какой-то изгороди и вошел в кабачок, где стал размышлять о своей судьбе.

Положение, как говорится, было отчаянным. Перечисляя свои проступки — две кражи, нанесение увечий, бегство и т. п., — он чувствовал, что еще хорошо, если обойдется пожизненным заключением.

Что делать, он придумать не мог. Тут требовалась истинная мудрость и как можно скорее. Он спросил почтовой бумаги.

— Может тут кто-нибудь отнести письмо в замок? — спросил он хозяина, и тот ответил:

— Да, мой Гарри отнесет.

— Дам шиллинг, — сказал Сэм.

Он не был богат, а шиллинг — это шиллинг, но мудрый совет стоит больше.

Сон и коктейль развеяли усталость, которую испытывал Галли вчера, после долгого пути. Укрепив телесные силы табаком и алкоголем, он быстро приходил в себя.

Сэм позвонил из Маркет Бландинга между первым завтраком и вторым, и он совсем ободрился, а потому отправился искать Сэнди; но, когда он проходил мимо кабинета, оттуда выскочил граф. Лицо его перекосилось, пенсне металось на ветру.

— Галахад! — вскричал он. — Я не могу! Я не хочу! Я не потерплю!

— Очень рад, мой дорогой, — откликнулся Галли. — А в чем дело?

— Твоя девица! Нет, что же это такое! Хуже Бакстера! Слова эти были горьки. До сих пор лорд Эмсворт считал, что Бакстер, трудившийся ныне у одного миллионера, — единственный в своем роде.

— Хуже Лаванды!

И это поражало силой. Лаванда Бриггс, хозяйка машинописного бюро, была получше Бакстера, но не намного.

— Подкладывает письма! Так и тащит, так и тащит! Откуда, честное слово?

— Ты думаешь, от поклонниц?

— А кабинет? Ничего не найти! Воняет какой-то гадостью!

— Да, Сэнди у тебя убирала.

— Сколько можно меня мучить? — продолжал граф, трепеща от жалости к себе. — Еду в Америку, сестра как-никак выходит замуж, приезжаю, хочу отдохнуть — и что же? Тут другая сестра. Мало того, очкастая девица, которая вечно убирает!

Галли сочувственно кивнул, но выступил в защиту Сэнди.

— Понимаешь, Кларенс, она молода. Хочет все довести до совершенства.

— Меня уже довела! — с неожиданным блеском отвечал граф.

Галли снова кивнул.

— Да, вынести это трудно, — признал он, — но встань на ее место. Ей приискали работу в Бландинге. «Неужели в том самом, где живет лорд Эмсворт?» — вскричала она. «Именно в том» — отвечало агентство; она задрожала. «О, Господи! Я не пожалею сил! Я послужу ему верой и правдой, чтоб мне лопнуть!». Ты пойми, в тебе она видит полубога. Легенды и песни говорили ей о тебе. Ты для нее — не то всемогущий султан, не то многомилостивый дедушка.

— Дедушка?

— Хорошо, прадедушка. В общем, ты гордись, что она так старается.

— Пойду-ка я к Императрице.

— Возьми и меня. Что может быть лучше свидания со свиньей? Все врачи рекомендуют. Только смотри, Сэнди рассердится, что ты не отвечаешь на письма.

— Я не позволю каким-то секретаршам… — гордо начал граф, но Галли его перебил, чтобы рассказать про одну особу, которая твердила: «Не позволю». Лорд Эмсворт не слушал. Шли они по цветущей поляне, за которой жила свинья, и почти подошли к ее обиталищу, когда их кто-то окликнул. Обернувшись, они увидели высокого тощего человека. Галли узнал в нем Типтона Плимсола, граф — не узнал.

— Когда приехали? — радушно спросил Галли. Типтон нравился ему и настолько, что если бы клуб «Пеликан» был жив, он бы ввел его туда без колебаний.

— Здравствуйте, мистер Трипвуд, — ответил Типтон. — Только что. Здравствуйте, лорд Эмсворт. Вы не знаете, где Ви?

— А кто это… — начал граф.

— В Лондоне, — сказал Галли.

— Ах ты, черт! Когда вернется?

— Не знаю. Насколько я понял, покупает приданое, это долгое дело. Ничего, зато я — здесь. Как доехали?

— Прекрасно, спасибо.

— Вид у вас блестящий. Как дела?

— Спасибо, прекрасно.

Лорд Эмсворт подивился мужеству американца. Как-то на здешнем вечере викарий читал интересные стихи: «Ту-ру-ру-ру-ру-ру, мой сын, ты будешь человеком». Киплинг, что ли. Как раз про Типтона.

— Пирога поели? — спросил он.

— Одумайся, Кларенс, — сказал Галли. — Ты что-то спутал.

— Ничего я не спутал, — обиделся граф. — Мы говорили по телефону, и Типтон собирался есть пирог.

— А, помню! — воскликнул миллионер. — Я вам должен двадцать долларов.

— Ну что вы, не надо!

— Придем в замок, выпишу чек. Лорд Эмсворт совсем всполошился.

— Нет-нет-нет-нет! Я богатый! Понимаешь, — объяснил он Галли. — Типтон разорился.

Галли это огорчило. Он знал, как смотрит сестра на неимущих женихов.

— Как же это вы… — начал он, но миллионер засмеялся.

— Ах ты, Господи! Лорд Эмсворт не понял. Мне нужно было выкупить себя и приятеля. Кто-то спер бумажник, а нас посадили.

Галли снова ощутил, что именно такой человек подошел бы «Пеликану».

— Посадили?

— Вот именно.

— Беспорядки в общественных местах?

— Они самые.

Галли затопила тоска о прошлом.

— Сколько раз меня за них сажали! — почти пропел он. — Помню, однажды…

Историю, без сомнения — поучительную, кончить не удалось, ибо перед ними появилась Моника Симмонс.

— Добро пожаловать, лорд Эмсворт! — зычно крикнула она. — Хорошо вернуться? Дом — это дом! Как вам наша свинка-спинка?

— Прекрасно, — отвечал граф, — прекрасно, прекрасно, прекрасно.

Говорил он с истинным пылом. Когда-то и он, и Галли сомневались в божественной свинарке, когда-то — но не теперь. Да, им казалась фамильярной ее манера говорить о трехкратной медалистке, но те времена миновали. Моника Симмонс доказала, что достойна прославленной свиньи. Следующие же фразы свидетельствовали об этом.

— Только вот, — спросила Моника, — кто тут шныряет? Такой сопляк, лицо — вроде сливы, по которой проехал автобус.