Пэлем Вудхауз - Том 7. Дядя Динамит и другие

— Что?!

— Деньги. И собиралась отдать их вам.

— Откуда она знала, что я здесь?

— Чутье, — ответил граф, растерявшись на малую долю секунды.

— Но…

— Да и важно ли это? — продолжал лорд Икенхем. — Она знала. И бежала к вам, как дитя, которое спешит показать свое сокровище. А вы? Вы вели себя как трус и подлец. Не удивляюсь, что она благодарит небеса за избавление.

— Благодарит?

— Конечно. Она мне только что сказала, и я ее не виню. Нет любви, если нет доверия.

Если бы Хорес Давенпорт увидел сейчас Рикки Гилпина, он бы не поверил, что грозный взгляд может стать таким овечьим, железная челюсть — похожей на недомерзшее бланманже. Будущий Король супа выглядел так, словно его ударили по затылку мешочком мокрого песка.

— Да, я не прав, — сказал он, и голос его напоминал писк полупроснувшейся птицы.

— Вот именно.

— Я все запутал.

— Не без того.

— Где Полли? Нам надо повидаться.

— Не советую. Она не в духе. Когда вы собирались уехать?

— Вечерним поездом.

— Правильно. Полли скоро вернется. Тогда купите ей шоколада и пошлите, вложив записку.

— Хорошо, пошлю.

— А уж после этого ищите встречи. Просите, умоляйте.

— Да, да.

— При должном сокрушении все уладится. Она вас любила, значит — может снова полюбить. Я с ней поговорю, похлопочу…

— Спасибо вам большое!

— Не за что. Рад услужить сыну старого друга. До свидания, мой дорогой. Помните — шоколад. Шоколад и сокрушение.

Вероятно, мы обрадуемся, что Мартышка не видел, как дядя его докладывает об этой беседе. Если бы он видел, он бы огорчился.

— Почему вы его ко мне не пустили? — горевала Полли.

— Моя дорогая, все пошло бы насмарку. Ты бы бросилась в его объятия. А сейчас — ест из рук. Прими шоколад как можно холоднее. Пусть твой Рикки побегает, похудеет, сменит власяницу-другую — вот тогда ты его простишь. Мужчинам такого типа нельзя давать поблажки.

Полли нахмурилась.

— Так что ж нам, бороться за власть?

— Конечно. Брак — битва, а не ложе из цветов. [52] Брак — битва, а не ложе из цветов — сказал это Р. Л. Стивенсон (1850–1894). Кто же это сказал? Неужели я? Нет, какой афоризм! Обычно они приходят в голову, когда купаешься.

— Я его люблю.

— Очень хорошо. Но в браке надо прежде всего показать, кто главный. Моя дорогая жена показала очень скоро, а посмотри, как мы счастливы!

— Чепуха. Не надо. Пойду поищу его.

— Будешь жалеть.

— Пожалуйста.

— Ты подумай, как я старался!

— Спасибо вам, дядя Фред, вы меня просто спасли. Но я не хочу бороться с Рикки. Ну и пусть будет главный. Мне это нравится.

Граф глубоко вздохнул.

— Что ж, дело твое. Спорить бесполезно. Швыряешься дарами судьбы — Бог тебе в помощь. А Рикки ты не найдешь, он уехал. Потерпи до завтра.

— Это очень долго! Может, послать телеграмму?

— Нет, — сказал лорд Икенхем, — всему есть пределы. Где твое достоинство? Ну, хоть притворись. Почему бы Хоресу не отвезти тебя вечером в Лондон?

— Вы думаете, он согласится? Он же ехал сюда, устал.

— И с удовольствием поедет обратно, тем более — с тобой. А мы с Мартышкой отправимся этим хваленым 8. 25.

— Разве вы тоже уезжаете?

— Да. Спроси Хореса, он расскажет. Если сразу не увидишь, не уходи, загляни в шкаф. Я пока что пойду, сообщу новости Мартышке. Он обрадуется. Ему не понравилось в Бландингском замке. Кстати, ты его не встречала?

— Встречала. После Рикки.

— Это хорошо. А то я беспокоился насчет денег.

— Да, он предлагал, я не взяла.

— Не взяла?

— Нет. На что они мне?

— Дорогая моя, на суп! На свадьбу, если хочешь.

— Да, он что-то такое говорил, но я поссорилась с Рикки и собиралась утопиться. Какие свадьбы! А теперь… Передайте ему, пожалуйста, что я их возьму.

Лорд Икенхем застонал, хотя и негромко.

— Легко сказать! Конечно, щипцами, под наркозом, деньги я вырву. Ради тебя — готов на все. Принесу к вам домой, завтра, часа в два. А теперь — беги, ищи Хореса. Он будет рад поскорей уехать.

— Бегу. Дядя Фред, вы — ангел.

— Спасибо, моя дорогая.

— Если бы не вы…

Пятый граф снова ощутил, что его обнимают, и ответил на это много теплее, чем хотелось бы строгому Мартышке. Но еще минута — и нежный голос Полли уже звучал в темноте, распевая на ходу.

А через десять минут, по пути в Маркет Бландинг, лорд Икенхем услышал другой голос. Мартышка редко пел, тем более — как жаворонок, и граф содрогнулся, подумав о том, что сейчас нанесет удар любимому племяннику.

— Мартышка?

— А, дядя Фред! Какой вечер!

— Приятный.

— Воздух! Звезды! Цветы!

— Да, да. Кстати, насчет этих денег…

— Для мисс Плум? Я как раз хотел сказать. Она не взяла.

— Э… ы…

— Она поссорилась с Рикки, ей не нужно.

— Да, но с тех пор…

— Так что пошел на почту и послал, двести — Джорджу Бадду, пятьдесят — Пуфику. Заказным. Ты представить не можешь, — прибавил Мартышка, — насколько мне легче!

Пятый граф заговорил не сразу. Какое-то время он теребил усы и задумчиво смотрел на племянника, немного досадуя, что Провидение так усложняет жизнь.

— Жаль, — произнес он наконец.

— Тебе жалко?

— Да.

— Почему? Казалось бы…

Мартышка замолчал, испуганный внезапной мыслью.

— Ой! — воскликнул он. — Неужели передумала?

— Да.

— Помирилась с Рикки?

— Да.

— Хочет деньги?

— Естественно.

— Ой, ой, ой!

— Вот, — сказал лорд Икенхем, — жаль и тебе. Я сообщил Рикки, что деньги — в кармане, и он уже видит стада алчущих и жаждущих супа. Полли я обещал принести деньги завтра, в два, она тоже радуется. Трудно будет открыть им

правду.

— Может, я позвоню Биллу и Пуфику, пусть вернут?

— Не вернут.

— И я так думаю. Что же делать?

Граф внезапно просиял. Его неутомимый мозг не заставлял ждать долго.

— Знаю! — вскричал он. — Пудинг!

— А?

— Плум-Пудинг. Вся надежда на него. Видимо, ему не понравится, что деньги достались не дочери, а чужому человеку. Да, я его уговорю, при моем-то красноречии! Сыграем снова.

— С Бошемом?

— Что ты! Те, кто играет с Пудингом в Персидского шаха, больше на это не идут. Нет, не Бошем — Эмсворт.

— Старый гриб? Ну, знаешь! Лорд Икенхем кивнул.

— Да, да. Он нас поит, кормит, а мы… Я и сам не рад, но что делать? В такие минуты не до чувств. Говорил я тебе, что завтра приедет Валерия?

— Что?

— Хорес сказал, ему верить можно. Значит, уехать надо с утра, в 8.25, а сейчас — добывать деньги. Вопрос не в том, хорошо ли фабить старого, доброго человека. О, нет, не в том! Я спросил бы: богат он или беден? Он — богат. Я иду. Позже загляну к тебе, отчитаюсь.

На втором этаже, у себя мрачный Мартышка долго ждал дядю. Наконец, дверь отворилась.

— Ну, как? — воскликнул он.

Однако первый же взгляд показал, что дела плохи.