Пэлем Вудхауз - Том 16. Фредди Виджен

Жалость к себе сменилась праведным гневом. Есть время красть шляпы и есть время не красть их. Лорд полагал, что у него их вообще нельзя отнимать. Глаза его грозно сверкнули, а голос подошел бы королю Лиру.

— Клара, — сказал он, — это ты ее взяла?

Она не обратила на вопрос никакого внимания, поскольку интересовалась только своими делами. Конечно, к людям она лезла, как лезут сельские леди в грубых башмаках и спортивных костюмах, исправляющие нравы и манеры ближних так, что тем пора бы поднять хорошее восстание. На месте опекаемых селян, нередко думал лорд Шортлендс, он бы сдался без боя и просто лежал лицом к стене.

— Чье это? — спросила она, протягивая ему какую-то пакость, оказавшуюся альбомом для марок.

Как ни странно, этот альбом, сыгравший впоследствии огромную роль в жизни пятого графа, не произвел на него особого впечатления. К концу недели граф нарушил из-за него заповедь и пережил потрясение, но сейчас едва взглянул в его сторону, словно дворецкий, обнаруживший бутылку плохого вина. Грядущее не всегда отбрасывает тень.

— Что ты мне суешь?

— Это альбом для марок.

— Очень грязный. Положи на стол. Где ты его откопала?

— Он лежал в шкафу, — сказала Клара, отказываясь на сей раз от привычки оставлять вопрос без ответа. — Если он ничей, я возьму его для базара.

Тут бы заговорить о шляпе, но лорда заинтересовал альбом. Как все мы, он когда-то собирал марки и теперь испытал странную тоску, а потому, подойдя поближе, осторожно тронул находку, словно щенок, заигрывающий с черепахой.

— Да он мой!

— Почему это — твой?

— Я собирал марки.

— Чушь какая! Я сказала Дезборо, чтобы он посмотрел. Кто-кто, а он в марках разбирается.

Она не ошиблась. Муж Аделы, Дезборо Топпинг, увлекался с малых лет марками и детективами.

— Может быть, там есть что-нибудь ценное, — продолжала Клара, знавшая меру в благих делах. — Тогда мы это вынем.

Она направилась к двери, но отец вспомнил, что главного они не обсудили.

— Постой, а как шляпа? Оставил ее вчера на вешалке, а утром смотрю — нету. Шляпы не бегают. Мало того, шляпы не прыгают с вешалок. Ты ее не видела?

— А ты не видел Терри? — спросила средняя дочь, с которой вообще было трудно разговаривать.

— Терри? — удивился граф.

— Да. Ты ее не видел?

— Нет.

— Что ж, если увидишь, скажи, что Космо хочет прочитать ей второй акт.

Это имя не вызвало у графа радости.

— Космо!

— Да, Космо. Почему ты так говоришь?

— Как?

— Так.

— Нет, как?

— Ну, вот так.

— А что? — спросил лорд Шортлендс, открывая карты. — Он пузатый оболтус.

— Ничего подобного!

— Оболтус, — повторил пэр, словно Роджет, [3] Роджет, Питер Марк (1779–1869) — автор словаря. нашедший удачное слово. — Я к нему присмотрелся и знаю, что говорю.

— Он талант, — возразила Клара и вышла, хлопнув дверью, но тут же заглянула в нее и прибавила: — Его пьеса шла девять месяцев.

Лорд Шортлендс не был терпеливым. Ему не нравилось, что дочь уподобляется кукушке в часах. Когда дверь снова открылась, он чуть не закричал, но обнаружил, что входит не Клара, а вальяжный полубог с небольшими баками, несущий на подносе стакан молока. Один из недостатков Аделы состоял в том, что она заставляла отца пить по утрам молоко. Принес его дворецкий.

Природа рассеянна, и лучшее тому доказательство — граф со своим мажордомом. Графа она создала по модели дворецких, дворецкого — по модели графа. Мервин Спинк был высок, вальяжен и важен. Лорд Шортлендс был коренаст и походил на замухрышку. Ни один судья не усомнился бы, кому дать приз за красоту; и граф это понимал. Он отдал бы все свое состояние (сейчас, как мы помним, — два шиллинга восемь пенсов) за то, чтобы поменяться местами со своим слугой.

Тот шествовал по комнате, словно посол, приближающийся к монарху, и бедный граф отвернулся. Он не любил Мервина Спинка. Мы не знаем, любил ли бы он его при благоприятных обстоятельствах, скажем — если бы тот спас его от огня или от воды, но обстоятельства не были благоприятны. Оба они хотели жениться на Элис Пентер. Приятно ли отпрыску гордых графов соперничать с дворецким?

Собственно, это никому не приятно, тем более, хозяину замка. У слуги — немалое преимущество, они с кухаркой вечно рядом, тогда как сеньор довольствуется редкими встречами, дрожа при одной мысли о своей старшей дочери Аделе. Кроме того, слуга красив и многоопытен. Он повидал мир, включая Соединенные Штаты. Мало того, у него племянник — актер, не очень известный, правда, на характерных ролях, но сцена — это сцена.

Подумайте о том, что он подражал Спенсеру Трейси [4] …Спенсер Трейси (1900–1967). — американский актер, игравший умных и сильных мужчин («Нюрнбергский процесс», «Этот безумный, безумный, безумный мир» и множество других фильмов). и умел делать фокусы, а потом представьте себе, как отнесется к этому живущая в затворе кухарка. Лорд Шортлендс представил, задрожал и издал тот звук, который издает сифон при последнем издыхании.

Будь обстоятельства благоприятны, могли бы прозвучать хоть какие-то фразы, смягчающие отношения между хозяином и слугой, скажем «Доброе утро, Спинк» — «Доброе утро, милорд» или «Ваше молоко, милорд» — «А? О! Спасибо». Но царило молчание. Спинк поставил поднос на столик, граф глядел в окно. Между ними маячил призрак кухарки.

Когда дворецкий удалился, зазвонил телефон. Граф поднял трубку с той осторожностью, которая понятна у человека, разбуженного сладостным тенором.

— Алло, — сказал он.

— Алло, — ответил приятный мужской голос. — Нельзя ли попросить леди Терезу?

— Леди Терезу? Я ее сегодня не видел.

— А с кем я говорю?

— С лордом Шортлендсом.

— Здравствуйте, лорд Шортлендс. Наверное, вы меня забыли. Я Майк Кардинел.

Граф признался, что это имя ему незнакомо.

— Так я и думал. Передайте, пожалуйста, Терри, что я звонил. Всего хорошего.

— До свиданья, — ответил лорд, снова погружаясь в раздумья. Однако на этот раз ему помешала та самая леди Тереза, о которой говорил мужской голос.

Мы не скажем, что лорд просиял. Люди, утратившие шляпу и соперничающие с дворецким, который мог бы служить манекеном, не сияют. Но легче ему стало. Только что мы бы приняли его за труп, отлежавшийся в воде; сейчас он скорей походил на труп свежий. Если мы сравним его с тем, кто пережил кораблекрушение, Терри показалась ему чем-то вроде паруса.

Даже в безднах уныния он знал, что у тучи есть кой-какая каемка — младшая дочь, сбежавшая в Лондон, на свободу, вернулась домой и могла его поддержать в меру своих сил.

Старшую дочь вынести трудно, среднюю — тоже нелегко, Космо Блейр и Мервин Спинк могут довести до удара. Зато Терри, дай ей Бог здоровья, девушка хорошая.