Пэлем Вудхауз - Том 16. Фредди Виджен

Жизнь в лондонском предместье, при всей своей скромности, не лишена преимуществ. Такой дом не требует большого штата прислуги. Гораций обходился без дворецкого, судомойки, старшей и младшей горничных: с уборкой и готовкой вполне справлялся Ферди Муха. Готовил он хуже, чем взбирался по стенам, но в одном ему не было равных: он великолепно жарил яичницу.

Превосходная глазунья с ветчиной стояла перед Горацием наутро после визита в Мэллоу-холл, однако тот не уделял ей должного внимания. Он думал об Аде Кутс.

Гораций Эпплби не был дамским угодником. В юности он пережил несколько мимолетных увлечений, но с годами остепенился и полностью посвятил себя бизнесу. Собственно, он относился к противоположному полу примерно как Юстас Коулман, в чьей жизни, после неудачного опыта семейной жизни, женщины не играли практически никакой роли.

Ада тем не менее произвела на Горация неизгладимое впечатление, хотя он и сознавал, что внешность новой знакомой не лишена недостатков. Ее личико, хоть и приятное, не погнало бы в дальний путь тысячи судов, [40] лицо… не погнало бы в дальний путь тысячи судов — в пьесе К. Марло «Трагическая история доктора Фауста» эти слова сказаны о Прекрасной Елене: «Вот этот лик, что тысячи судов гнал в дальний путь» (пер. Н. Амосовой). коренастая же фигура вполне подошла бы игроку в регби. Однако Гораций вспоминал о ней с сентиментальной теплотой. С лица не воду пить, думал он. Куда важнее женские добродетели, которые так трудно сыскать. Ими Ада Кутс была наделена в достатке, и особенно умением готовить.

Она не преувеличивала, говоря о своих кулинарных талантах. Вчерашний ужин стал для Горация откровением. Такой стряпни не подавали даже в доме сэра Руперта Финча, чей француз-повар гремел на весь Шропшир. Простая пища — мясо с почками в тесте, два овощных гарнира и домашний пудинг — но каждый кусочек таял во рту. Вчера, украдкой расстегивая нижнюю жилетную пуговицу, Гораций прекрасно сознавал, что переживает нечто необычайное.

От прогулки по аллее воспоминаний его оторвал Ферди Муха. Вчерашний ужин у Ады заставил Горация припоздниться, а его служитель укладывался спать рано, так что возможность побеседовать представилась им только сейчас.

Ферди был щуплый, сморщенный, с постоянно озабоченным лицом человека, которому частенько приходится удерживаться на высоте сорока футов исключительно силой природного дарования. Жизнь домушника состоит не из одних радостей. Горация он приветствовал с почтением и любовью, достойными этого великого ума.

— Доброе утро, шеф.

— Доброе утро, Ферди.

— Хорошо съездили?

— Прекрасно, спасибо. Чем вы занимались в мое отсутствие?

— Мы с Костоломом пошли в кино.

— Что-нибудь интересное?

— Очень. Про шпионов.

Гораций нахмурился. Он не разделял любви Ферди к шпионским фильмам, считая шпионаж вульгарным занятием.

— Вам понравилось? Что ж, у каждого свои вкусы. Кстати, позвоните, пожалуйста, Костолому и сообщите, что я хотел бы его видеть. Скажите, что это спешно.

Ферди вышел и через минуту вернулся с известием, что Костолом едет.

— Хорошо, — сказал Гораций, чувствуя, что на Костолома всегда можно положиться. — Ну, Ферди, что новенького?

Ферди откликнулся сразу:

— Про Рыжего Моффета читали?

Ферди имел в виду довольно известного специалиста по сейфам, который некоторое время подвизался у Горация, а затем основал свое собственное дело. На беду, его застигли с паяльной лампой в руке и отправили в Дартмур.

— Нет, а что?

— Махнул из тюряги.

— Да неужели!

— Вчера вечером. Славная оплеуха старику Армитейджу. Гораций согласился, что для сэра Роджера Армитейджа, судьи, приговорившего Рыжего Моффета к пяти годам тюремного заключения, побег осужденного должен стать тяжелым ударом. Любому судье обидно сознавать, что его труд пропал понапрасну. Впрочем, нет худа без добра, на что он и не преминул указать.

— Отрадно думать, Ферди, что нынешнее тюремное начальство утратило всякую бдительность, и можно покинуть места лишения свободы, как только сочтешь нужным. Современный заключенный — не более чем постоялец. Как говорится, сегодня здесь, завтра там. Можно не горевать, когда твой друг угодил в кутузку. Просто говоришь себе словами песни: «Он вернется, когда в полях забелеют маргаритки». Думаю, Ферди, в этих обстоятельствах вы можете поджарить мне еще яичницу.

Покончив со второй порцией, Гораций закурил утреннюю сигару и вновь погрузился в воспоминания о рассыпчатом тесте и превосходно отваренном картофеле в дивной густой подливке. Тут вернулся Ферди и привел с собой Льюэллина Эванса.

Тот приветствовал Горация обычной кроткой улыбкой. Он был, как подсказывает имя, валлиец по рождению и в речи сохранил свойственную этому народу напевность. Слова «Доброе утро, шеф» прозвучали, как первые ноты музыкального шлягера.

— Ферди сказал, вы хотите срочно меня видеть, шеф.

— Да, Костолом, и это моя последняя возможность, поскольку этим утром я отбываю в сельскую местность, Ферди, запишите адрес, куда пересылать почту. Мэллоу-холл, Мэллоу. Это деревушка в Вустершире.

— Там какой-то отель? — спросил Костолом.

— Большая усадьба. Я в ней теперь дворецким.

Смысл фразы не ускользнул от слушателей. Оба заметно встрепенулись.

— Ба, шеф! Работа?

— И большая.

— Как в Нортон-корте?

— На этот раз нет. В самом доме ничего интересного. Холостяцкое хозяйство — ни женщин, ни драгоценностей.

— Так зачем нам туда?

— Мне нужно закрепиться на месте. Моя цель — местный банк.

— Будем его чистить?

— Да. Вижу, вы огорчены, Ферди. Что-то случилось?

— Ничего, шеф, просто, если это банк, я вам не понадоблюсь.

— Еще как понадобитесь! Вы залезете в чердачное окно и впустите нас внутрь.

— Тогда отлично, — сказал Ферди, светлея. — Нельзя обчистить банк, пока не попадешь внутрь. А у банков есть чердачные окна?

— У этого — есть. Заведение старинное. Полагаю, сто лет назад хозяин жил на втором этаже. Что-то и вы, Костолом, кажется, не в восторге. Какие у вас возражения?

— Только одно. В деревне банк, должно быть, не ахти.

— Успокойтесь, Костолом. Ваша беда в том, что вы — лондонец. Сельский банк представляется вам чем-то вроде ломбарда. Я навел справки и уверяю: работа вполне достойна вашего уровня. Мне сказали, банк гребет деньги лопатой, как, впрочем, любой уважающий себя сельский банк. Думаю, у «Банка Бонда», как он называется, вкладчики по всему Вустерширу, Глостерширу, да и Шропширу тоже. Возможно, мой бывший хозяин, сэр Руперт Финч, держит там свои сбережения. И, разумеется, банк расположен не в деревушке Мэллоу, а в городке Веллингфорд, в двух милях от нее. Надеюсь, я развеял ваши сомнения? Все препоны убраны?