Пэлем Вудхауз - Том 17. Джимми Питт и другие

Ну, хорошо, а как же те, кто пишет про кукушку? По-вашему, и они корыстны? Ах, Джонсон, Джонсон…

Много лет не пишу я писем в газеты, но их читаю, а потому — не могу поддерживать заговор молчания, связанный с кукушкой или, если хотите, Cuculus canorus. Речь идет о пернатом друге, который ставил в тупик Уордсворта. «Кто ты, — бывало, спрашивал он, — живая птица или голос?» и, судя по всему, так и остался в неведении.

Когда я был молод, к кукушкам относились серьезно. Тысячи людей ловили их слово. Каждый стремился услышать его первым, а уж тем паче — написать об этом в газету. Зимовала кукушка в Африке, это ей по карману, и в Англию возвращалась к середине апреля; а потому числа с 9-го заинтересованные лица делали стойку, то есть прикладывали руку к правому уху и клали в левый кармашек вечное перо.

В сущности, все корифеи жанра — Разгневанный британец, Друг народа, Поборник истины — начинали с кукушки. Услышат «ку-ку» и строчат в «Дейли Телеграф». С чего же еще начинать молодому автору?

— Дорогой мой, — сказал мне Разгневанный британец, соблаговоливший прочитать мои отвергнутые материалы, — не падайте духом. Мы все через это прошли. Ошибка ваша в том, что вы пишете о всякой политике или там социальных условиях. Не ставьте карету впереди лошади. Начните, как все, с кукушки. И будьте осторожны! Один человек сообщил, что слышал камышовку. Сами понимаете, что вышло.

Я внял его совету, и вскоре издатели это оценили.

То ли дело теперь! Смотрим письмо в новом номере «Обсервер»:

«Глубокоуважаемый сэр. Рели принять гипотезу, что мозг — лишь орудие, но не источник мысли, понятия «дух» и «душа» становятся излишними».

Ну, что это! Где кукушка? Я бы легко и просто ввел ее, скажем, так:

«…орудие, но не источник мысли, то и шут с ним, его дело. А вот нам с вами интереснее, что сегодня, 1 января, я отчетливо услышал «ку-ку!» в самом центре города. Помню, я спросил констебля, отводившего меня в участок, можно ли считать это рекордом».

Так написал бы Друг народа или Поборник истины, но это не предел. Смотрите, как грубо, как резко меняет он тему, словно подскакивает к стойке за пять минут до отхода поезда. Многоопытный Британец или Налогоплательщик даже начнет иначе:

«Чу. Внимание мое приковала…»

Прежде чем я вошел в игру, мне казалось, что такие выражения свойственны мечтателям, которых занимают не газеты а скажем, династия Мин. Но когда я вступил в славный клан журналистов, я понял свою ошибку. Так пишут не мечтатели, а истинные мастера.

Начнем с первой ступеньки:

«Гл. сэр! Вчера я слышал кукушку…»

Через годик-другой доходим до:

«Гл. сэр! Кукушка снова с нами. Звонкий звук оглашает окрестность. Не далее как вчера…»

Наконец, в должное время, вступает упомянутый оборот речи.

Все это происходит исподволь, без формальностей, церемоний или инициации. Автор повинуется чувству, словно хороший адвокат.

Однажды я грубо ошибся, и Многодетная мать поставила меня на место.

— Либби, — сказал он (ибо я подписывался «Разочарованный Либерал»). — Либби, я должен вас поправить. Вчера, в «Тайме», вы написали, что ваше внимание что-то привлекло.

Я был молод и своеволен, а потому ответил:

— По-моему, все верно.

— О, нет! — сказал Мать. — Не «привлекло», а «приковало». Смотрите, что пишет Теннисон:

Больше я таких ошибок не делал.

Вернемся к доктору Джонсону. Зря я на него рассердился, он был не в себе, тут и не то скажешь. Его довел лорд Честер-филд. Надеюсь, вы помните, что было: он хотел, чтобы лорд стал его покровителем, а тот отшвырнул нечастного мыслителя, словно шелковое покрывало.

Когда я писал для грошовых изданий, гадая, когда доведется в следующий раз выпить кофе, я нередко тосковал по системе, распространенной в XVIII столетии (если помните, об этом сказано в Предисловии). Какая жизнь! Ни тебе слез, ни крови, ни пота. Пробеги список пэров и выбери покровителя.

Тут нужен слабоумный, но все они были хороши, а без наших жутких налогов могли спокойно швыряться кошельками. Иногда подходящего лорда указывал добрый друг.

— Чем тебе плох Сангазур? — говорил он. — Я знаком с нянькой, которая его уронила. Польсти ему, сколько надо, и положись на Бога. Да, не забывай вставлять «Ваша светлость».

Я не совсем уверен, как это все шло. Видимо, вы ждали, когда намеченная жертва напишет стихи, а потом болтались у нее в передней, пока вас не примут. Лорд лежал на диване, листая тогдашний журнал. Когда он произносил: «Да?» или «Кого это черти носят?», вы объясняли, что пришли на него взглянуть.

— Нет-нет, ваша светлость! — говорили вы. — Не затрудняйте себя, читайте! Только взглянуть.

И прибавляли, что особенно привлекает вас благородный лоб, за которым слагалась «Ода весне». Эффект не заставлял себя ждать.

— Ой, правда? — восклицал юный пэр, смущенно выводя вензеля левой (или правой) ногой. — Вам понравилось?

— Понравилось! — восклицали и вы. — Да я вознесся на седьмое небо. Скажем, строка: «Весенний день, о ты, весенний день!» Как это вам удается, ваша светлость?

— Да так, знаете, как-то…

— Гений! Гений! Простите, ваша светлость, вы регулярно трудитесь или ожидаете вдохновения?

— Да как когда… А вот вы, часом, не пишете? Такой умный молодой человек… Пишете, а?

— Бывает, ваша светлость. Конечно, до вас мне далеко, Но — бывает, пописываю.

— И как, выгодно?

— Ну что вы, ваша светлость! Теперь без патрона не прожить, а где их взять, патронов? Но что там!.. Как это у вас, ваша светлость? «Весенний день, о ты, весенний день, Когда кукушке куковать не лень». Поразительно!

— Неплохо, э? Мне и самому нравится. А кстати, почему бы вам не взять меня в патроны?

— О, ваша светлость! Какое благородство!

— Значит, заметано. Скажите дворецкому, чтобы дал вам полный кошелек.

Недавно я заметил, что патроны возвращаются. Дело было так: в одной статье я, по ходу рассуждений, поместил свой номер телефона. «Каждый человек, живший в Нью-Йорке, — писал я, — должен рано или поздно решить, будет ли его номер в телефонной книге. Или номер есть, или его нет. Третьего не дано». Сам я, должно быть, дал свой номер, чтобы было что почитать долгим зимним вечером. Смотрите, как красиво:

«Вудхауз, П.Г. Парк-ав. 1000 Б-8-50-29».

Куда благозвучней, чем «Вудак, Норма Л., там-то и там-то, М-8-43-76», которая идет прямо передо мной, или «Вудчик, Дж. Д., там-то и там-то, М-6-49-33» (сразу после). Вообще-то ничего, бывает хуже, но все-таки далеко им до «Вудхауз, П.Г. Парк-ав.» и так далее.