Пэлем Вудхауз - Том 18. Лорд Долиш и другие

— Значит, ты Джо Кули? — спросил я.

Мой сосед правильно меня понял и охотно принял руку дружбы.

— Никогда не слышал ничего вернее, — приветливо ответил он. — Так оно и есть. Малыш Джо Кули, Кумир Американских Матерей. А вы кто?

— Мое имя Хавершот.

— Англичанин?

— Да.

— Давно в Голливуде?

— Где-то с неделю.

— Где остановились?

— Снял коттедж в Саду Гесперид.

— Ну и как вам тут, нравится?

— Ничего местечко, на уровне, — хмыкнул я.

— Это вы еще не видели Чилликот в штате Огайо, — мечтательно вздохнул он.

— А что там?

— Я родом оттуда. Вот куда бы махнуть! Да, сэр, туда и только туда, в старый добрый Чилликот!

— Скучаешь по дому, значит?

— А то!

— Но здесь-то, наверное, тоже неплохо живется?

Лицо мальчика омрачилось. Очевидно, я опять сказал что-то не то.

— Кому как, — фыркнул он. — Мне — не очень.

— Почему?

— Почему? — переспросил он. — Я вам скажу. Потому что я тут вкалываю, как каторжник на цепи, вот почему! В настоящей тюрьме или в Иностранном легионе, небось, и то легче. Знаете что?

— Да?

— Как вы думаете, что старый Бринкмайер написал в моем контракте?

— Что?

— Вставил туда специальный пункт, чтобы я жил у него дома и под его присмотром!

— А кто этот Бринкмайер?

— Хозяин той компании, на которую я работаю.

— И тебе не нравится его присмотр? — догадался я.

— Да нет, он-то сам ничего, — махнул рукой мальчик. — Безобидный старикашка. А вот его сестрица Беула… Как раз она это все и придумала. Вертит им как хочет. Злобная, как надсмотрщик на плантации. Читали про Симона Легри?

— Да.

— Вот вам Беула Бринкмаиер собственной персоной. Знаете, кто такой серф?

— Который на волнах катается?

— Да нет, не то совсем… Такой английский средневековый раб, вечно задавленный, забитый, над которым все измываются. Вот это я и есть. Господи, ну и жизнь, врагу не пожелаешь. Хотите, расскажу?

— Давай.

— Мне не разрешают играть на улице, чтобы я не поранился. Собаку завести тоже нельзя, потому что может укусить. Даже в бассейн не пускают — вдруг утону. А самое главное, вы только представьте — ничего сладкого! Чтобы, не дай бог, не растолстел.

— Да ты что? Правда?

— Как на духу. Все в контракте записано. «Вторая сторона, в дальнейшем именуемая «актер», обязуется воздерживаться от любого вида мороженого, включая сливочное и шоколадное, а также конфет, сливочной помадки и леденцов, далее именуемых кондитерскими изделиями, что подразумевает также пончики, пастилу, пироги с сезонной начинкой, торты и прочие мучные изделия». И представляете, мой юрист позволил им это туда запихнуть!

Я едва поверил своим ушам. Хавершоты всегда отличались завидным аппетитом, и, слушая рассказы о разных там диетах, я неизменно впадаю в мрачное настроение. Представляю, что бы я почувствовал, лиши меня кто-нибудь в столь нежном возрасте доступа к сладостям!

— И ты не послал их? — возмущенно воскликнул я.

— Не могу.

— Так любишь свое искусство?

— Да нет, не слишком.

— Тебе нравится нести солнечный свет в тусклую жизнь Питсбурга и Цинциннати?

— Да пусть они хоть удавятся в своем Питсбурге! И в Цинциннати тоже.

— Тогда, может, ты считаешь, что деньги и слава стоят всех этих ужасных лишений?

Мальчик презрительно фыркнул. Похоже, к деньгам и славе он питал такое же равнодушие, как Эйприл Джун.

— Да что в них хорошего? Я их что, съесть могу? Эх, дать бы им всем хорошего пинка и вернуться туда, где сердца чисты, а люди остались людьми — в Чилликот, Огайо. Домой, к матери. Попробовали бы вы ее жареных цыплят по-южному! А как бы она мне обрадовалась! Но я не могу, у меня пятилетний контракт, и будьте уверены, они заставят меня его выполнить.

— Понимаю, — вздохнул я.

— Да-да, я — настоящий дядя Том. Только знаете что? Я еще дождусь своего часа. Когда-нибудь же я вырасту, правда? И тогда… Ну, держитесь тогда у меня!

— И что ты сделаешь?

— Как, что? Так заеду в рыло этой Беуле…

— Как, ударишь женщину? — укоризненно поморщился я.

— Еще как ударю, можете не сомневаться! Да, сэр, она получит свое. А вместе с ней еще шесть режиссеров и целая куча их помощников и распорядителей. И мой агент по рекламе, ему тоже рыло начищу. Да, сэр! На самом деле, — философски заметил он, — трудно найти человека, которому я не собираюсь дать по морде, когда вырасту. Чтобы не забыть, я заношу все имена в записную книжку.

Он замолк, погрузившись в мечты, а я не мог придумать, что ответить. Да и никакие слова не смогли бы ободрить этого несчастного ребенка. Пыточные клещи слишком глубоко вошли в его плоть, чтобы обыкновенное «выше нос, старина» могло принести хоть какую-то пользу.

Впрочем, как оказалось, я и не располагал временем для утешений, поскольку в этот самый момент входная дверь распахнулась, и приемную заполонила толпа паразитов обоего пола с фотокамерами и блокнотами. Шум поднялся такой, что вставить хоть слово было невозможно. Я снова уткнулся в свой «Нэшнл джиографик», а вскоре появилась медсестра в белом халате и сообщила, что Б. К. Буруош стоит наготове со щипцами, и вся оголтелая банда рванула в кабинет, продолжая сыпать вопросами.

Вскоре другая медсестра в таком же халате показалась из-за противоположной двери и дала понять, что И. Дж. Зиззбаум весь извелся в ожидании, так что мне оставалось лишь вручить свою грешную душу Всевышнему и последовать в операционную.

И. Дж. Зиззбаум оказался довольно угрюмым типом. Он явно принадлежал к числу дантистов, терзаемых тайной печалью. В ответ на мое приветствие он лишь мрачно указал в сторону кресла. Сильный, молчаливый дантист, твердый, как кремень.

Меня, напротив, охватила непреодолимая тяга к общению. Оставшись один на один с зубодером, я всегда себя так веду. Рискну предположить, что и вы тоже. Вероятно, идея состоит в том, чтобы отвлечь злодея приятной беседой и заставить забыть о своих черных замыслах. Едва войдя в кабинет, я тут же принялся сыпать словами:

— Привет, привет! Вот и я. Добрый день, как поживаете? Чудесная погода, не правда ли? Что, сесть сюда? Отлично! Откинуть голову? С удовольствием. Ну, и открыть рот, конечно же. Пожалуйста!

— Шире, — уныло произнес И. Дж. Зиззбаум.

— Так широко, как только захотите… А как насчет старого доброго веселящего газа, у вас его хватит? Оч-чень хорошо! Вы знаете, — заискивающе улыбнулся я, — меня так давно не усыпляли — целую вечность! Лет с двенадцати, кажется, а может, и раньше — я помню, что был тогда в начальной школе, а в начальной школе учатся еще в нежном возрасте… Кстати, о детях: как вы думаете, кого я встретил в приемной? Самого Джо Кули, ни больше, ни меньше, и, по странному совпадению, ему тоже будут давать газ! Мир тесен, как говорится…