Ярослав Гашек - Похождения бравого солдата Швейка во время Мировой войны Том II

— Эти четки тоже из Клокоты, — печально произнес Балоун. — Когда мне принесли их, я как раз зарезал пару молодых гусей; но должен вам сказать, эта было не мясо, а прямо деликатес!..

Вскоре пришел приказ готовиться к отходу поезда через четверть часа. А так как никто не хотел этому верить, случилось, что кой-кто, несмотря на все принятые меры, не успел во-время вернуться. Когда поезд, наконец, двинулся, недосчитывались восемнадцати человек. Среди них был и фельдфебель Насакла из 12-й роты, который, после того как поезд давно скрылся за Ишатарчой, все еще торговался в маленьком садике за вокзалом с какой-то проституткой, требовавшей с него пять крон, тогда как он предлагал всего одну крону или пару плюх. Компромиссное решение в виде двух пар плюх было приведено в исполнение с такой точностью и силой, что на отчаянный вой и визг женщины отовсюду стали сбегаться люди...

В течение всего переезда по железной дороге до Лаборча в Восточной Галиции, откуда батальон должен был отправиться походным порядком на фронт, чтобы снискать там воинскую славу, в вагоне, где ехали вольноопределяющийся и Швейк, велись весьма странные разговоры, носившие более или менее характер государственной измены. Впрочем, мы можем смело утверждать, что то же самое, хотя и в меньшей степени, происходило и в других вагонах; даже в штабном вагоне царило сильное неудовольствие, потому что на какой-то станции была получена из полка копия приказа по армии, согласно которому винная порция для офицеров уменьшалась на одну восьмушку литра. Правда, при этом не забыли и нижних чинов, которым сократили порцию саго на 10 грамм, что было тем более загадочным, что никто за всю войну не получил и не видел ни одного грамма саго.

Тем не менее об этом было сообщено старшему писарю Бауманцлю, который чувствовал себя этим очень задетым: он объяснил, что его обокрали, что саго в наше время — прекрасная вещь, так как за кило его он бы получил восемь крон.

В Фюзеш-Обони заметили, что одна из рот потеряла свою полевую кухню, потому что на этой остановке должны были, наконец, варить гуляш с картофелем, на который «отхожий» генерал возлагал такие большие надежды. По наведенным справкам оказалось, что злосчастная полевая кухня вообще не была взята из Брука и по всей вероятности и теперь еще стоит, заброшенная и забытая, где-нибудь за бараком № 186. Кашевары, состоящие при этой кухне, перед самым отъездом из лагеря были посажены за буйство в городе на гауптвахту, и им удалось устроить так, что они все еще сидели на гауптвахте, в то время как их маршевая рота уже ехала по Венгрии.

Поэтому оставшаяся без кухни рота была приписана на довольствие к другой роте, причем не обошлось без препирательств: назначенные на чистку картофеля люди обеих рот переругались и чуть не передрались между собой, так как и те и другие уверяли, что они не такие дураки, чтобы работать на других. В конце концов оказалось, что варка гуляша была только маневром. Солдаты просто должны были показать, как они будут варить на позициях гуляш, а в случае приказа отступать, сумеют ли они вылить весь гуляш на землю, не успев даже и попробовать его.

Таким образом это было, так сказать, не слишком разумное, но во всяком случае довольно поучительное приготовление. Когда гуляш собирались уже раздавать, пришел приказ немедленно погружаться в вагоны, и эшелон повезли в Мишковец. Но и там гуляш не раздавали, потому что на пути стоял поезд с русскими вагонами. В виду этого людей не выпускали из вагонов, предоставив полную волю их фантазии. Люди решили, что гуляш будут раздавать на границе Галиции при выгрузке из поезда, затем объявят гуляш стухшим и непригодным в пищу и выбросят вон.

Этот самый гуляш повезли дальше на Тиша-Лач и Самбор, и, когда никто уже больше не ожидал, что его раздадут, поезд остановился в Нейштадте близ Шаторал-Жавжгели, где снова развели под котлами огонь, разогрели гуляш и наконец-таки его роздали.

Станция была переполнена доотказа. Сперва должны были уйти два поезда с боевыми припасами, а затем два с артиллерией и снарядами и один с понтонным батальоном. Вообще можно сказать, что здесь сошлись воинские поезда всех частей армии и всех родов оружия.

За станцией гонведные гусары избили двух польских евреев, отобрали у них котомку, нашли в ней бутылку пейсаховки [29] Водка, употребляемая евреями на пасху. и принялись распивать ее прямо из горлышка, даже не думая платить за нее. Это, по-видимому, было в порядке вещей, потому что тут же, поблизости стоял их ротмистр и приветливо улыбался, глядя на эту сцену. Между тем за складом несколько других гонведных гусар старались ближе познакомиться с черноглазыми дочерьми избитых евреев.

Здесь же стоял поезд авиационной роты. На другом пути тоже стояли аэропланы и орудия на открытых платформах, но поломанные, поврежденные. Это были свои и неприятельские аэропланы, сбитые артиллерийским огнем, и затем, главным образом, полевые гаубицы. Таким образом, с одной стороны двигалось все свежее и новое, а с другой, с фронта, везли все эти остатки разбитой славы в тыл, в ремонт и починку.

Правда, подпоручик Дуб объяснил собравшимся вокруг солдатам, что все эти подбитые аэропланы и орудия являются военной добычей; при этом он заметил, что немного дальше в группе солдат стоит Швейк и тоже что-то объясняет. Поэтому он потихоньку подошел поближе и услышал добродушный голос Швейка:

— Ну да, как ни верти, а это все-таки только военная добыча! Действительно, на первый взгляд кажется странным, что вот здесь, на лафете, например, стоит «Императорско-королевская N-я артиллерийская бригада». Но, вероятно, это объясняется тем, что это орудие попало сперва в плен к русским, а потом уж мы отбили его обратно, и такая военная добыча, конечно, во много раз ценнее, потому что…

— Потому что, — торжественно промолвил он, заметив подпоручика Дуба, — потому что ничего нельзя оставлять в руках неприятеля. Да вот вам пример — Перемышль, или случай с солдатом, у которого неприятель во время боя выбил из рук флягу. Это было еще в войну с Наполеоном. Тот солдат пробрался ночью в неприятельский лагерь, отыскал свою флягу, принес ее обратно и даже еще заработал на этом, потому что у неприятеля как раз выдавали в ту ночь вино.

— Послушайте, Швейк, убирайтесь-ка куда-нибудь подальше, чтобы я вас здесь больше не видел, — сказал подпоручик Дуб.

— Слушаю, господин подпоручик, — ответил тот и направился к другому ряду вагонов. Но, если бы подпоручик слышал, что Швейк еще прибавил, он вышел бы из себя, хотя это были совершенно невинные слова из Евангелия: «Через малое время и вы узрите меня; а еще через малое — и вы меня не узрите».