Льюис Уоллес - Бен-Гур

– Это верблюд с седоками, – сказал проводник.

– И за ним следуют еще? – спросил Бен-Гур.

– Нет, он один. Но при нем всадник, вероятно, проводник.

Немного спустя Бен-Гур сам мог рассмотреть, что верблюд был белым и необыкновенных размеров и напоминал ему то чудесное животное, на котором он впервые увидел Валтасара и Иру у фонтана в роще Дафны. Другого такого верблюда и быть не могло. Вспомнив прелестную египтянку, он незаметно все более замедлял ход лошади, пока наконец смог различить верблюда и на нем двух людей. Если бы это были Валтасар и Ира! Следовало ли ему показаться им? Нет, это не могли быть они: одни в пустыне. Но пока он раздумывал, верблюд своей быстрой иноходью уже догонял их. Иуда слышал звон массивных колокольчиков и ясно мог рассмотреть богатый балдахин, так поразивший толпу у Кастальского ключа. Высокое животное подъехало к Бен-Гуру, и последний увидел Иру, с удивлением глядевшую на него своими большими страстными глазами.

– Да будет над вами благословение истинного Бога! – сказал Валтасар своим дрожащим голосом.

– И над тобой да будет мир Бога, – отвечал Бен-Гур.

– Мои глаза от старости слабо видят, – сказал Валтасар, – но если я не ошибаюсь, то ты сын Гура, которого я недавно видел почетным гостем в палатке Ильдерима Щедрого.

– А ты – Валтасар, мудрый египтянин, речь которого об ожидаемых священных событиях имеет такое близкое отношение к тому, что в настоящее время я нахожусь здесь. А почему здесь находишься ты, и притом один?

– Кто с Богом, тот никогда не один, а Бог всюду! – торжественно отвечал Валтасар. – За нами невдалеке караван, идущий в Александрию, а так как его путь был на Иерусалим, то я воспользовался возможностью совершить путешествие вместе, ибо и я направлялся туда. Но сегодня мы решили опередить его, потому что караван идет очень медленно, находясь под прикрытием римской когорты. Разбойников по дороге нам опасаться нечего, поскольку у нас на руках пропуск шейха Ильдерима, а от хищных зверей нас защитит Бог.

Бен-Гур наклонился и сказал:

– Пропуск доброго шейха служит достаточной защитой на всем пространстве пустыни, а лев должен обладать чрезмерной быстротой, чтобы догнать этого царя зверей.

Говоря это, он гладил шею верблюда.

– Но, – заметила Ира с улыбкой, не оставшейся незамеченной Бен-Гуром, который во время разговора со стариком не раз обращал на нее свои взоры, – но лучше все-таки покормить это животное, потому что и цари ведают голод и жажду. Если ты действительно тот Бен-Гур, о котором говорит мой отец и мое знакомство с которым я с удовольствием вспоминаю, то, надеюсь, ты охотно укажешь мне тропинку к источнику и дашь нам возможность запить его водой нашу утреннюю трапезу.

Бен-Гур поспешил ответить:

– Прелестная египтянка, я вполне разделяю твое желание, и если ты можешь несколько подождать, то к твоим услугам скоро будет источник, вода которого так же приятна и освежающа, как и вода знаменитого Кастальского ключа.

– Благословение жаждущей да будет над тобой, а взамен позволь предложить тебе хлеба из городских пекарен с росистым медом Дамаска.

– Очень ценю твою любезность. Поспешим же.

Говоря это, Бен-Гур быстро поехал вперед, так как путешествие на верблюдах неизбежно служит препятствием для всякого рода приятных бесед.

Немного погодя они достигли неглубокой лощины, по которой проводник повел их, держась правой стороны. Почва ее была несколько влажна от недавних дождей. Лощина скоро расширилась, и по бокам ее появились крутые скалы, изрытые дождями, воды которых спускались в долины, которые после безжизненной желтой пустыни показались им чистым раем. Потоки воды извивались там и сям, подобно блестящим белым нитям окружая островки с зеленеющей травой, окаймленные тростником. С низин Иорданской долины забрело сюда несколько олеандров и своими цветущими вершинами осеняло эту лощину. Величественно красовалась одна пальма. Подошвы пограничных скал были покрыты вьющимися виноградниками. Под нависшим утесом слева приютились тутовые деревья, указывая на искомый источник. Сюда-то и направился проводник, не обращая внимания на свистящих куропаток и других мелких ярко окрашенных птиц, стаями поднявшихся из тростников.

Вода вытекала из трещины в скале, которую какая-то любящая рука расширила в углубление со сводом, а над ним высекла еврейскими буквами слово "Бог". Человек, сделавший это, вероятно, утолил здесь жажду и провел несколько дней, желая запечатлеть свою благодарность в более прочной форме. Из этого углубления вода сбегала на покрытую мхом плиту и затем в зеркально-чистый пруд, откуда разливалась между травянистыми балками, питая деревья, прежде чем окончательно затеряться в песках. На краю пруда заметно было несколько узеньких тропинок, остальное пространство покрыла нетронутая трава, при виде которой проводник окончательно убедился, что никто не нарушит их отдыха. Верблюд стал на колени, и проводник помог Ире и Валтасару сойти с него. Вслед за тем последний, повернувшись лицом к востоку, набожно сложил руки и стал молиться.

– Принеси мне кубок! – несколько нетерпеливо сказала Ира.

Невольник принес ей хрустальный кубок, и она, обратившись к Бен-Гуру, промолвила:

– У этого источника я буду твоей служанкой.

Они направились к пруду. Он хотел почерпнуть для нее воды, но она отказалась от его услуг и, встав на колени, держала кубок под струей. Когда он наполнился студеной влагой до краев, она предложила Бен-Гуру напиться первому.

– Нет, – сказал он, отклоняя ее грациозную руку и видя только ее большие глаза под дугами приподнятых бровей, – пожалуйста, позволь мне тебе служить.

Она настаивала на своем.

– На моей родине, о сын Гура, есть пословица: лучше быть чашником у счастливца, чем министром у царя.

– У счастливца, ты говоришь?

Удивление и вопрос звучали в тоне его слов, и она поспешила сказать:

– Боги посылают нам успех в знак того, что они с нами! Разве ты не победил в цирке?

На щеках Бен-Гура появился румянец. Ира продолжала:

– В поединке на шпагах ты убил римлянина.

Его лицо еще сильнее покрылось румянцем – не столько от воспоминаний о победе, сколько при мысли, что она интересуется его судьбой. Но удовольствие быстро сменилось раздумьем. Слух о поединке распространился по всему Востоку, но имя победителя было известно только очень немногим – Маллуху, Ильдериму и Симониду. Могли ли они довериться женщине? Так стоял он в смущении, и недоумевая, и гордясь ее вниманием. Заметив это, она приподнялась и, держа кубок над прудом, сказала:

– Боги Египта! Благодарю вас, что я нашла героя и что жертвой в Идернейском дворце был не мой царь людей. Итак, священные боги, совершаю вам возлияние и пью.