Чарльз Диккенс - Домби и сын

Признавъ очевидность такихъ заключеній, Діогенъ усердно началъ помогать капитану, когда тотъ готовилъ завтракъ, и вообще принималъ живѣйшее участіе въ его хозяйствѣ. Впрочемъ, напрасно добрый капитанъ заботился объ угощеніи: Флоренса не кушала чаю и не дотронулась до жирныхъ буттербротовъ: грусть и слезы заглушили ея аппетитъ.

— Ну, дѣлать нечего! — сказалъ сострадательный капитанъ. — Вамъ надо отдохнуть, моя радость, и чѣмъ скорѣй, тѣмъ лучше. A ты, любезный, — продолжалъ онъ, обращаясь къ Діогену, — кушай теперь свою порцію и отиравляйся служить своей госпожѣ.

Но хотя Діогенъ давно острилъ зубы на лакомое блюдо, которое, казалось, заранѣе пожиралъ глазами, однако теперь, когда жирный супъ стоялъ передъ его мордой, онъ, вмѣсто того, чтобы броситься на него съ жадностью, вдругъ насторожилъ уши, подскочилъ къ дверямъ магазина, залаялъ и, приставивъ морду къ едва замѣтной щели, принялся теребить доску съ неистовствомъ звѣрскаго отчаянія.

— Неужели тамъ кто-нибудь есть? — спросила встревоженная Флоренса.

— Никого нѣтъ, моя радость, — отвѣчалъ капитанъ. — Кому тамъ быть? Не бойтесь ничего, ненаглядное мое сокровище. Это кто-нибудь прошелъ мимо магазина.

Діогенъ думалъ иначе. Онъ лаялъ теперь съ упорнѣйшею злобой и безъ всякаго милосердія теребилъ дверь. Пріостановившись на минуту, онъ опять насторожилъ уши, и въ его мозгу, казалось, возникло новое несомнѣнное убѣжденіе, потому что онъ вдругъ принялся работать и мордой, и ногами, рѣшившйсь, во что бы ни стало, добраться до невидимаго непріятеля. Искушаемый въ то же время соблазнительнымъ кускомъ, онъ отступилъ отъ двери съ весьма нерѣшительнымъ видомъ и чрезъ минуту бросился опять къ мѣсту атаки, не успѣвъ отвѣдать своей порціи.

— Не подслушиваютъ ли тамъ, капитанъ Куттль? — шепнула Флоренса. — Можетъ, меня кто-нибудь видѣлъ, слѣдилъ за мною…

— Ужъ не ваша ли молодая женщина? — сказалъ капитанъ, озаренный свѣтлой идеей.

— Сусанна, вы думаете? — возразила Флоренса, покачавъ головой. — Нѣтъ! Сусанна давно отъ меня ушла.

— Не дезертировала, я надѣюсь? Какъ это можно говорить о ней, моя радость! — воскликнулъ капитанъ съ нѣкоторымъ испугомъ.

— О нѣтъ, нѣтъ! она была вѣрнѣйшимъ моимъ другомъ.

У капитана отлегло отъ сердца, и, выражая свое удовольствіе, онъ снялъ свою лощеную шляпу, скомкалъ въ рукѣ платокъ на подобіе шарика и, вытирая свой лобъ, замѣтилъ съ довольнымъ видомъ, что онъ это очень хорошо зналъ.

— Такъ вотъ, ты теперь спокоенъ, пріятель, — сказалъ капитанъ, обращаясь къ Діогену. — Тамъ никого не было, моя радость, не тревожьтесь!

Однако Діогенъ не совсѣмъ былъ увѣренъ въ этомъ. Съ минуты на минуту дверь еще продолжала привлекать его вниманіе: онъ обнюхивалъ ее, ворчалъ про себя и, очевидно, былъ слишкомъ занятъ своими подозрѣніями. Это обстоятельство, въ связи съ усталостью Флоренсы, заставило капитана немедленно заняться приготовленіемъ для ея отдыха Соломоновой спальни. Онъ торопливо взобрзлся на чердакъ и сдѣлалъ всевозможныя приготовленія, какія только могъ придумать на скорую руку.

И точно, Соломонова спальни мигомъ приняла изящнѣйшій видъ. Капитанъ, какъ человѣкъ порядочный, привыкъ все устраивать на военную ногу, и на этомъ основаніи Соломонова постель превратилась въ корабельную койку, покрытую со всѣхъ сторонъ бѣлымъ, какъ снѣгъ, бѣльемъ. По такой же изобрѣтательности, капитанъ сумѣлъ изъ маленькаго рабочаго столика соорудить родъ жертвенника, на которомъ въ правильной симметріи расположены были: сахарные щипчики, двѣ чайные ложечки изъ чистаго серебра, горшокъ съ цвѣтами, телескопъ, серебряные часики, гребенка, пѣсенникъ и другія рѣдкія бездѣлки этого сорта. Закрывъ, наконецъ, окно и разостлавъ на полу самый лучшій коверъ, капитанъ обозрѣлъ всѣ эти приготовленія съ великимъ восторгомъ и сошелъ опять въ маленькую гостиную, чтобы повести Флоренсу въ ея прелестную каюту.

Ничто не могло увѣрить капитана, что Флоренса сама можеть идти наверхъ, a еслибъ и такъ, онъ счелъ бы оскорбительнымъ нарушеніемъ гостепріимства допустить такой казусъ. Поэтому онъ учтиво заключилъ Флоренсу въ объятія, взобрался съ нею наверхъ и, положивъ ее въ постель, прикрылъ своимъ параднымъ камзоломъ.

— Высокорожденная барышня-дѣвица! вы здѣсь такъ же безопасны, какъ на кровлѣ соборной церкви святого Павла, если отнять оттуда лѣстницу. Прежде другихъ вещей вамъ нуженъ сонъ, который долженъ укрѣпить вашу душу и тѣло, подобно живительному бальзаму, изготовленному для врачеванія недуговъ міра сего. Если же вамъ нужно еще что, о восторгѣ моего сердца, передайте пароль Эдуарду Куттлю, и онъ съ живѣйшей радостью предложитъ кь вашимъ услугамъ все, чѣмъ можетъ располагать въ городѣ Лондонѣ первѣйшій изъ магазиновъ мастера всѣхъ морскихъ инструментовъ. Благослови васъ Богъ!

Затѣмъ капитанъ съ вѣжливостью странствующаго рьщаря поцѣловалъ протянутую ему маленькую ручку и вышелъ изь комнаты на цыпочкахъ.

Сойдя въ маленькую гостиную, капитанъ, послѣ кратковременнаго совѣщанія съ самимъ собою, рѣшился отворить на нѣсколько минутъ двери магазина и убѣдиться нагляднымъ образомъ, что теперь, во всякомъ случаѣ, никто не шляется около маленькаго мичмана. Исполнивъ этотъ планъ, онъ остановился на крыльцѣ и, поднявъ голову, обозрѣлъ своими очками самыя отдаленныя точки горизонта.

— Какъ ваше здоровье капитанъ Гильсъ? — сказалъ голосъ подлѣ него.

Капитанъ опустилъ глаза и чуть не наткнулся на м-ра Тутса, который между тѣмъ продолжалъ раскланиваться и ухмыляться.

— Какъ ваше здоровье, любезный другъ? — воз. разилъ капитанъ.

— Покорно благодарю, капитанъ Гильсъ, я, вы знаете, оно ничего, то есть, я теперь никогда не бываю въ своей тарелкѣ, a впрочемъ, ничего особеннаго, покорно благодарю.

Ближе этого м-ръ Тутсъ въ разговорѣ съ капитаномъ никогда не подходилъ къ великой задачѣ своей жизни. Читатель помнитъ условія дружбы, предложенныя ему капитаномъ Куттлемъ; Тутсъ не нарушалъ ихъ.

— Капитанъ Гильсъ, — сказалъ м-ръТутсъ, — если вы позволите имѣть удовольствіе переговорить съ вами… то есть, это дѣло, собственно, касается васъ.

— Что такое, любезный другъ? — возразилъ капитанъ, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ къ гостиной. — Сказать правду, я не совсѣмъ свободенъ этимъ утромъ, и, стало быть, если вы можете отбарабанить свой пароль, то я, пожалуй, очень радъ.

— Разумѣется, капитанъ Гильсъ, — отвѣчалъ м-ръ Тутсъ, рѣдко понимавшій истинный смыслъ капитанскихъ изреченій. Отбарабанить — это собственно я и самъ желаль. Само собою разумѣется.

— Если такъ, любезиый другь, такъ нечего стоять на мели. Отваливай!

Они вошли въ гостиную. Страшный секретъ въ рукахъ капитана произвелъ на него такое сильное впечатлѣніе, что съ его чела градомъ полились капли пота, между тѣмъ какъ м-ръ Тутсъ усаживался на указанный ему стулъ, и онъ считалъ невозможнымъ оторвать свои глаза отъ лица м-ра Тутса. Гость и хозяинъ сидѣли нѣсколько времени въ глубокомъ молчаніи. М-ръ Тутсъ, казалось, самъ имѣлъ нѣкоторыя тайныя причины находиться въ нервозномъ состояніи, которое, натурально, увеличилось еще больше отъ инквизиторскихъ взглядовъ капитана. Повертѣвшись нѣсколько времени на своемъ стулѣ, м-ръ Тутсъ повелъ рѣчь такимъ образомъ: