Чарльз Диккенс - Домби и сын

Несмотря на безчисленныя хлопоты, Вальтеръ каждое утро забѣгалъ къ Флоренсѣ и проводилъ съ нею всѣ вечера. Передъ его приходомъ Флоренса спускалась внизъ изъ своихъ верхнихъ комнатъ, ожидала его въ маленькой гостиной, или, иной разъ, украдкой выходила за дверь, чтобы встрѣтить его съ открытыми объятіями. Въ сумерки они всегда были вмѣстѣ. О, счастливое, благословенное время! О, глубокій, неисчерпаемый источникь любви, способный изливаться животворною струею на раны человѣческаго сердца!

Жестокое пятно еще было на ея груди. Оно лежало между нею и ея возлюбленнымъ, когда онъ прижималъ ее къ своему сердцу. Но она забыла тотъ роковой ударъ. Когда ея сердце билось для нея, и когда ея собственное сердце билось для него, звуки разстроенной музыки были для нихъ не слышны, и они оба теряли способность сознавать, что есть на свѣтѣ люди съ безчеловѣчными сердцами. Нѣжная и слабая, но сильная могуществомъ любви, она забывала все на свѣтѣ, и ея міръ, сосредоточенный въ объятіяхъ одного человѣка, былъ наполненъ видѣніями, которыя не могли болѣе тревожить любящей души.

Какъ часто старый домъ и старые дни проносились передъ ней въ эти часы сумерекъ, когда она искала убѣжища въ объятіяхъ прекраснаго юноши, гордаго ея любовью! Какъ часто въ этомъ счастливомъ убѣжищѣ проливала она слезы радости, встрѣчаясь съ этими глазами, которые наблюдали ее съ такимъ любящимъ и усерднымъ вниманіемъ! И чѣмъ крѣпче прижималась она къ этимъ объятіямъ, тѣмъ чаще возникалъ въ ея душѣ милый образъ покойнаго брата, и казалось ей, будто послѣдній разъ она видѣла его въ тотъ полночный часъ, когда онъ, одинокій и больной, лежалъ въ своей спальнѣ, и она цѣловала его лицо.

Смерклось. Молодые люди долго стояли другъ передъ другомъ, не говоря ни слова. Флоренса прервала молчаніе такимъ образомъ:

— Милый Вальтеръ, знаешь ли, о чемъ я думала сегодня?

— О томъ, какъ быстро идетъ время, и какъ скоро мы понесемся по широкому морю, не такъ ли, мой другъ?

— Нѣтъ, Вальтеръ, я часто объ этомъ думаю; но теперь не то y меня въ головѣ. Я думала, какое бремя ты нашелъ во мнѣ, милый Вальтеръ.

— Драгоцѣнное, священное бремя! Да, мой другъ, и я много разъ думаю объ этомъ.

— Ты смѣешься, Вальтеръ. Я знаю, что твои мысли заняты гораздо больше, чѣмъ мои; но я думаю собственно объ издержкахъ.

— Объ издержкахъ?

— О денежныхъ издержкахъ. Всѣ эти приготовленія, о которыхъ хлопочемъ мы съ Сусанной… видишь ли, мой милый, я очень немного могла купить для себя. Ты былъ бѣденъ и прежде, a теперь со мною будешь еще бѣднѣе, милый Вальтеръ!

— Богаче во сто разъ, милая Флоренса!

Флоренса улыбнулась и покачала головой.

— Притомъ, — сказалъ Вальтеръ, — нѣсколько лѣтъ тому назадъ, отправляясь на корабль, я получилъ въ подарокъ маленькій кошелекъ, и въ кошелькѣ, моя милая, были деньги.

— Очень немного, мой другъ, слишкомъ немного! — возразила Флоренса съ грустной улыбкой, — не думай однако, чтобы мысль объ этомъ бремени тяготила меня. Я даже рада, мой милый. — Она положила руку на его плечо и съ невыразимой любовью смотрѣла ему въ глаза. — Я слишкомъ счастлива и не хотѣла бы ни за какія блага въ мірѣ быть въ какомъ-нибудь другомъ положеніи.

— Такъ же, какъ и я.

— Да. Но ты, милый Вальтеръ, никогда не можешь имѣть моихъ чувствъ. Я такъ горда тобою! Станутъ о тебѣ говорить, что ты женился на бѣдной изгнанной дѣвушкѣ, которая искала здѣсь пріюта, y которой нѣтъ другого дома, нѣтъ друзей, ничего нѣтъ, ничего! Мое сердце горитъ отъ восторга, милый Вальтеръ, и будь y меня милліоны, никогда бы не была я такъ счастлива, какъ теперь! Пусть за мною нѣтъ никакихъ сокровищъ…

— A развѣ сама ты, милая Флоренса, не драгоцѣнное сокровище для меня? Развѣ ты ничего?…

— Ничего, Вальтеръ, кромѣ лишь — я твоя жена. — Нѣжная рука обвилась вокругъ его шеи, и мелодическій голосокъ раздавался теперь надъ самымъ его ухомъ. — Въ одномъ тебѣ — вся моя жизнь! Въ одномъ тебѣ — всѣ мои земныя надежды! Въ одномъ тебѣ — всѣ радости моего сердца, и сама по себѣ, безъ тебя, милый Вальтеръ, я ничто, ничто!

Бѣдный, бѣдный м-ръ Тутсъ! Хорошо бы ты сдѣлалъ въ этотъ вечеръ, если бы два, три раза выбѣжалъ на улицу, чтобы провѣрить свои часы на королевской биржѣ, или, всего лучше, поговорить съ банкиромъ, о которомъ ты вспомнилъ случайно!

Но покамѣстъ не отправлялся на эти экспедиціи м-ръ Тутсъ; онъ еще не пришелъ. Прежде, чѣмъ поданы были свѣчи, Вальтеръ сказалъ:

— Нагрузка нашего корабля, Флоренса, приведена почти къ концу, и, вѣроятно, онъ выйдетъ изъ Темзы въ самый день нашей свадьбы. Ѣхать ли намъ въ то же утро и остановиться въ Кентѣ, чтобы черезъ недѣлю сѣсть на корабль, когда онъ прибудетъ въ Грэвзендъ?

— Какъ тебѣ угодно, мой другъ, я вездѣ буду счастлива. Но…

— Что такое?

— Ты знаешь, Вальтеръ, на нашей свадьбѣ не будетъ никакого общества, и никто по платью не отличитъ нась отъ другихъ людей. Такъ какъ мы уѣзжаемъ въ тотъ же день, то не потрудишься ли ты, Вальтеръ, сходить со мною кое-куда рано поутру, прежде чѣмъ мы отправимся въ церковь? Не будешь ли ты такъ добръ.

Вальтеръ, казалось, очень хорошо понялъ мысль своей любезной и подтвердилъ ея волю своимъ поцѣлуемъ, другимъ, третьимъ, двадцатымъ и такъ далѣе. И счастлива была Флоренса Домби въ этотъ вечеръ, тихій, спокойный, торжественный.

Затѣмъ въ спокойную комнату миссъ Сусанна Нипперъ подала свѣчи и чай. Немного погодя явились капитанъ Куттль и м-ръ Тутсъ, который вообще проводилъ безпокойно вечера. Впрочемъ на этотъ разъ онъ велъ себя очень смирно, развлекая свою душу игрою въ пикетъ съ капитаномъ, подъ верховнымъ надзоромъ миссъ Нипперъ, которая безпрестанно помогала дѣлать ему необходимыя математическія соображенія. Это средство было нарочно придумано для успокоенія взволнованныхъ чувствъ м-ра Тутса.

Лицо капитана въ этихъ случаяхъ представляло самыя любопытныя измѣненія, достойныя основательныхъ психологическихъ изученій. Его инстинктивная деликатность и рыцарскія отношенія къ Флоренсѣ дали ему уразумѣть, что теперь не время обнаруживать бурную веселость или выражать свое удовольствіе какими-нибудь экстренными знаками. За всѣмъ тѣмъ воспоминанія о "Любезной Пегги" безпрестанно вырывались наружу изъ богатырской груди, и случалось, добрый капитанъ дѣлалъ въ этомъ отношеніи непростительные промахи. Въ другой разъ всѣ силы его души поглощались безмолвнымь изумленіемъ къ Вальтеру и Флоренсѣ, когда эта прекрасная чета, исполненная любви и граціи, сидѣла въ отдаленіи, любуясь другъ на друга; капитанъ бросаль карты и посматриваль на нихъ съ сіяющей улыбкой, ударяя себя по лбу носовымъ платкомъ, и эта забывчивость продолжалась до тѣхъ поръ, пока м-ръ Тутсъ не бросалъ, въ свою очередь, картъ, чтобы выйти на евѣжій воздухъ для переговоровъ со своимъ банкиромъ. Тутъ только капитанъ приходилъ въ себя и, вновь овладѣвая своими чувствами, дѣлалъ себѣ строжайщіе выговоры за непростительную разсѣянность. Съ возвращеніемъ Тутса порядокъ возстанавливался, игра начиналась, и капитанъ, принимаясь за карты, мигалъ и кивалъ на Сусанну, дѣлая въ то же время своимъ крюкомъ энергичные жесты, дававшіе ей уразумѣть, что впередъ онъ уже не будетъ такъ забывчивъ. Слѣдовала затѣмъ интереснѣйшая сцена: стараясь сгладить съ своего лица слѣды недавнихъ впечатлѣній, капитанъ смотрѣлъ на карты, на потолочное окно, озирался вокругъ, и его физіономія представляла весьма замѣчательную борьбу противоположныхъ чувствъ. Борьба, само собою разумѣется, скоро оканчивалась совершеннѣйшей побѣдой впечатлѣній, вызванныхъ вновь созерцаніемъ прекрасной пары, и бѣдный м-ръ Тутсъ опять выбѣгалъ на улицу, чтобы навестй кое-какія справки насчетъ Борджеса и компаніи. Стыдясь за свою слабость, капитанъ, впредь до новаго возвращенія Тутса, сидѣлъ, какъ преступникъ, исполненный сильныхъ треволненій, и за отсутствіемъ правосуднаго судьи, дѣлалъ самъ себѣ неумолимые приговоры, скрѣпляя ихъ восклицаніями вродѣ слѣдующихъ: "Держись крѣпче, ребята! Дурачина ты, Недъ Куттль, повѣса безталанный! и прочая".