Чарльз Диккенс - Домби и сын

— A вотъ что! — сказалъ Гусь, неистово потирая свой расплющенный носъ. — Хотите вы знать? Извольте, хозяинъ. Вамъ слѣдовало задать туза этому чопорному верзилѣ и перекосить его пополамъ, — a вы что? — Подъ именемъ верзилы, очевидно, неистовый боксеръ понималъ здѣсь мистера Домби.

— Вамъ вмѣстѣ со мною можно было свернуть башку этому молокососу и раздавить всю его сволочь, a вы что сдѣлали? Что вы сдѣлали, м-ръ Тутсъ? Фуй! Это низко, гадко, — заключилъ боксеръ презрительнымъ тономъ.

— Гусь! — воскликнулъ м-ръ Тутсъ, — вы настоящій коршунъ! Ваши чувства злобны и звѣрски!

— Мои чувства, хозяинъ! Вотъ мои чувства: низости я не стерплю, не снесу, не спущу, и оторву голову самому черту! Было бы вамъ это извѣстно, м-ръ Тутсъ! Меня знаютъ и въ трактирѣ "Малаго Слона". Гдѣ же знаютъ васъ, м-ръ Тутсъ? Нигдѣ. A почему? Потому, что вы низкій человѣкъ! Вотъ оно что!

— Послушайте Гусь! — сказалъ м-ръ Тутсъ, — вы гадки въ моихъ глазахъ, и я васъ презираю.

— Ладно, хозяинъ! — отвѣчалъ Гусь, надѣвая шляпу. — Вотъ мы стоимъ здѣсь съ глазу на глазъ. Что же изъ этого? Вы уже обижаете меня не первый разъ. Ну, и чертъ съ вами, пропадай мои труды и вѣрная служба: дайте мнѣ завтра банковый билетъ въ пятьдесятъ фунтовъ и разойдемся съ Богомъ! Я незлопамятенъ.

— Послѣ ненавистной злобы, которую вы высказали, мнѣ очень пріятно разстаться съ вами на этихъ условіяхъ.

— И баста! Торгъ нашъ конченъ. Съ низкими людьми нашъ братъ не любитъ распространяться. Прощайте, м-ръ Тутсъ! Благодаримъ за хлѣбъ, за соль!

Съ этими словами онъ хлопнулъ дверью и, размахивая руками, пошелъ въ свою комнату, очень довольный плутовскою сдѣлкой.

Скоро м-ръ Тутсъ заснулъ спокойнымъ сномъ, и грезилась ему всю ночь счастливая Флоренса, которая, въ свою очередь, думала о м-рѣ Тутсѣ, какъ о лучшемъ своемъ другѣ въ эту послѣднюю ночь ея дѣвичьей жизни.

М-ръ Саундсъ, церковный сторожъ, и м-съ Миффъ, смотрительница церковныхъ ложъ, рано прнсутствуютъ на своихъ обычныхъ постахъ въ грандіозной церкви, гдѣ вѣнчался м-ръ Домби. Желтый старый джентльменъ изъ Индіи вступаетъ нынче поутру въ законный бракъ съ молодою леди, и христіанскій людъ ожидаетъ y ограды шесть великолѣпныхъ каретъ, и м-съ Миффъ повѣствуетъ съ озабоченнымъ видомъ, что старый желтый джентльменъ мотъ бы, безъ малѣйшаго убытка, вымостить свою дорогу къ церкви изумрудами и яхонтами. Брачное благословеніе будетъ совершать достопочтенный, сѣдовласый пасторъ, a вручителемъ невѣсты будетъ нѣкто, нарочно прибывшій изъ конной гвардіи, чтобы сдѣлать джентльмену этотъ экстраординарный подарокъ.

М-съ Миффъ оказываетъ нынѣшнимъ утромъ большое нетерпѣніе и страшно негодуетъ на простой народъ. Ея мнѣнія на этотъ счетъ всегда проникнуты необыкновенной строгостью, и она рѣшительно объявляетъ, что бѣднякамъ никакъ не слѣдуетъ жениться; м-съ Миффъ не изучаетъ политической экономіи, и, по ея понятіямъ, всѣ эти экономисты — препустѣйшіе люди, и вдобавокъ такіе же еретики, какъ анабаптисты, квакеры и такъ далѣе.

— Ну къ чему, скажите пожалуйста, эта сволочь хлопочетъ насчетъ женитьбы, — восклицаетъ почтенная смотрительница ложъ, — вы извольте для нихъ суетиться, какъ обыкновенно, a они дарять вамъ шиллинги и пенсы на мѣсто червонцевъ, да еще ничего потомъ не хотятъ платить за свои мѣста?

М-ръ Саундсъ гораздо снисходительнѣе и придерживается на этотъ счетъ филантропическихъ идей, потому, можетъ быть, что ему нѣтъ никакого дохода отъ церковныхъ ложь.

— Отчего же имъ и не жениться, матушка моя? — отвѣчаетъ м-ръ Саундсъ. — Люди молодые, — пусть ихъ! Къ тому же y насъ есть народныя училища, куда надобно учителей, и національное войско, для котораго нужны солдаты; a гдѣ ихъ взять, если не позволять жениться этимъ ребятамъ? Нѣтъ, матушка моя, пусть ихъ женятся.

М-ръ Саундсъ засѣдалъ на ступеняхъ паперти, a м-съ Миффъ выметала пыль, когда вошла въ церковь прекрасная молодая чета въ простомъ и скромномъ костюмѣ. Сухопарая смотрительница ложъ сдѣлала крутой поворотъ, и въ головѣ ея сейчасъ родилась мысль, что молодые люди въ бѣгахъ отъ своихъ родныхъ и хотятъ обвѣнчаться втихомолку. Но они пришли не вѣнчаться: имъ просто нужно походить внутри церкви, и когда молодой человѣкъ звякнулъ щедрымъ комплиментомь по морщинистой ладони м-съ Миффъ, ея кислое лицо прояснилось, и жалкая шляпка ея заколыхалась во всѣ стороны.

Продолжая мести полъ и взбивать подушки для нѣжныхъ колѣнъ желтаго джентльмена, м-съ Миффъ не спускаетъ своихъ рысьихъ глазъ съ молодой четы, которая бродитъ по церкви.

— Ну, голубчики! — шепчетъ м-съ Миффъ, закашливаясь сухимъ кашлемъ, — если я не слишкомъ ошибаюсь, быть вамъ на этихъ дняхъ въ нашихъ рукахъ!

Они смотрятъ на мраморную доску въ стѣнѣ, воздвигнутую въ честь какого-то покойника. Они очень далеко отъ м-съ Миффъ, но ея прищуренный глазъ видитъ хорошо, какъ она оперлась на его руку, и какъ онъ склонился надъ ея головой.

— Да, да, голубчики, вижу васъ насквозь, — говоритъ м-съ Миффъ, — зрѣлая пара!

Ничего, впрочемъ, сентиментальнаго не было въ этомъ замѣчаніи смотрительницы церковныхъ ложъ. Она смотритъ на предметы съ коммерческой точки зрѣнія, и въ этомъ отношеніи зрѣлыя пары имѣютъ для нея такой же интересъ, какъ и выкрашенные гробы. Сухопарая, тощая, рыхлая и чахлая старушенка, она давнымъ-давно подавила въ себѣ человѣческія чувства, и никто изъ живущихъ на землѣ не пробуждалъ ея симпатіи. М-ръ Саундсъ, мужчина толстый и мясистый, въ сюртукѣ коричневаго цвѣта съ искрой, имѣетъ совсѣмъ противоположную натуру. Когда они оба остановились на ступеняхъ крыльца, наблюдая молодую чету при выходѣ ея изъ церкви, м-ръ Саундсъ замѣчаетъ, что y нея хорошенькое личико, но потомъ, разсмотрѣвъ ее ближе, прибавляетъ:

— Эта дѣвушка необыкновенная красавица, не правда ли, м-съ Миффъ? Вы, я полагаю, могли бы назвать ее розовымъ бутончикомъ, не такъ ли?

М-съ Миффъ дѣлаетъ кивокь своей жалкой шляпкой, но внутренно досадуетъ на вѣтренаго старика и шепчетъ про себя, что хотя бы м-ръ Саундсъ предложилъ ей золотыя горы она не согласилась бы сдѣлаться его женой, будь онъ сторожемъ милліонъ разъ.

О чемъ же между тѣмъ поговариваютъ молодые люди при выходѣ изъ церковной ограды?

— Благодарю тебя, милый Вальтеръ. Теперь я спокойно могу оставить родину и вездѣ буду счастлива.

— A по возвращеніи назадъ, Флоренса, мы опять придемъ сюда и взглянемъ на его могилу.

Флоренса поднимаетъ заплаканные глазки на его доброе лицо и крѣпко пожимаетъ его руку.

— Еще рано, Вальтеръ, и улицы почти совершенно пусты. Погуляемъ.

— Но ты устанешь, мой ангелъ.

— О нѣтъ! Я слишкомъ устала первый разъ, когда мы гуляли съ тобою вмѣстѣ; но сегодня я не устану.